Форум
Ai no Kusabi - NEXT...
Sizuna: Свершилось! Выставляю на суд критики первую пробу пера... Название: Ai no Kusabi - NEXT...(рабочее название) Рейтинг: R Пейринг: Иасон/Рики, Иасон/Рауль, Иасон/Катце, Иасон/ОМП. Бета: Musayfa. Предупреждение: ООС.
Yulya_Lav: Боже, как Ясон мог до такого докатиться? Напиваться статутом в трущобах. Тут только коррекция поможет
Sizuna: Март пишет: Ничего себе поворот сюжета!) Правда, Ясон-пет я у кого-то читала... Но интересно почитать продолжение. Март, такой вот поворот... А дальше - Ясон надолго в пэтах не задержится скажу по секрету всему свету - продолжение будет завтра)
Sizuna: Yulya_Lav пишет: Боже, как Ясон мог до такого докатиться? Yulya_Lav, со всяким может случится - и на старуху быват проруха) И вообще кому какое дело что делает изгнанник в Кересе)?
Sizuna: РИКИ …колотил озноб, зубы выбивали чечётку, а голова… О, боже, как же раскалывалась голова! Голый полукровка сжался в комочек, он боялся пошевелиться, сдерживая дыхание, чтобы желудок, доведённый вчерашним пойлом до состояния бомбы замедленного действия, не взорвался. Пытаясь отвлечься от доставшей тошноты, ползущей вверх по пищеводу, и головной боли, Рики начал разглядывать бордовые пятна, пульсирующие перед глазами, а память невольно возвратилась на двенадцать часов назад, когда Иасон выставил его покурить на свежем воздухе. Небо над Цересом недовольно насупилось прохудившимися серыми тучами, повалил мокрый снег с дождём. Погодка вполне соответствовала настроению. Давясь обидой пополам со слезами и нахохлившись, как воробей, Рики курил сигарету. Пальцы покраснели и заледенели от сырости и промозглого ветра. С раздражением бросив недокуренный бычок, монгрел засунул замёрзшую руку в карман куртки, проклял всё на свете и выругал себя за то, что у него не хватает духу перечить Иасону. Подумаешь, у него там какие-то разборки с бывшим фурнитуром, а я должен тут превратиться в мокрую сосульку и отравиться никотином, выкурив всю пачку, потому что согреться больше нечем! Сначала их консульство решило погостить у Катце. Потом они разорались ночью, выясняя что-то, и вдруг блонди приспичило вернуться обратно ко мне, да еще и в погоду, когда хозяин собаку на улицу не выгонит! Паскуда Кирие называл меня сумасбродом… вот кто настоящий сумасброд – господин Минк собственной персоной! Эх, сейчас бы чего-нибудь горячительного пропустить! Ворчанию положила конец открывшаяся дверь. Перед монгрелом с весьма недовольным видом стоял Иасон. Минк хмурился и смотрел куда-то поверх головы Рики. Наконец, словно бы опомнившись, блонди достал бумажник из змеиной кожи. - До твоего дома отсюда далеко? - Может быть, Катце снова подвезёт нас? - Я больше не нуждаюсь в его услугах. Ты не ответил на вопрос. - Прилично. Пешком часа два топать. - К сожалению, у меня при себе только кредитная карточка. Рики запустил руку в карман куртки. В ладони загремела мелочь. - До дома точно не хватит. Так что придётся прогуляться пешком – у меня нет машины. Иасон пропустил мимо ушей явное напоминание о первой встрече. - Пошли. Ветер немилосердно выдувал остатки тепла из-под промокшей одежды, и Рики мечтал только об одном - поскорее оказаться под крышей своей заброшенной квартиры. Но вот впереди засветилась неоновая вывеска, обещающая недорогую выпивку, бильярд, игровые автоматы, караоке и отдельные кабинки для интимного времяпрепровождения. Рики умоляюще посмотрел на Иасона. - Я замёрз. Давай зайдём ненадолго, хотя бы отогреться. - Почему бы и нет, спешить нам некуда. Бар мгновенно опустел, когда кто-то из завсегдатаев выкрикнул: - Консул Амой! Сбежать не успел только бармен, тут же склонившийся раболепно: - Господин Минк? - Некоторые нюансы инспекционной проверки злачных заведений. Хотелось бы продегустировать товар, - сказал Иасон и незаметно подмигнул Рики, устраиваясь на высоком табурете за стойкой, жестом приглашая его сделать то же самое. - Весь ассортимент в вашем распоряжении, господин Минк, - проблеял бармен. Иасон обратился к полукровке: - Заказывай. Рики охотно поддержал игру: - Стаут, пожалуйста. Бармен поставил на стойку две бутылки и собирался уже раствориться в небытие от греха подальше, но Иасон остановил его: - Любезный, а из чего мы будем вкушать ваш волшебный напиток? На стойке возникли стаканы. - У нас лучший стаут, контрабанды не держим! – бармену и на этот раз испариться не удалось. - Будьте добры положить в мой стакан лёд. И побольше. Глаза бармена округлились: «Стаут со льдом?!». Но возражать он не посмел, трясясь от благоговейного страха. Кубики льда звякнули о дно стакана. Рики привычным движением свернул крышку у пластиковой бутылки замысловатой формы. Залив лёд до половины, пояснил: - Мне удобней из горлышка, - и с удовольствием приложился к бутылке. Внимательно проследив, как монгрел сделал первый глоток и даже не поморщился, Иасон встряхнул лёд в стакане, осторожно пригубил. Полукровке стало его жалко – он увидел, что лицо блонди благородно перекосило, но тот мужественно проглотил жгучую жидкость. - Ну как? – сочувственно спросил Рики. Довольно быстро обретя способность говорить, блонди ответил: - Васаби, не меньше. Рики ободряюще похлопал Иасона по плечу: - Ничего. Я посмотрю, что ты скажешь через пару минут, - глаза его уже заметно потеплели. Лицо Иасона стало таким маняще-притягательным. Возвращались знакомые ощущения, когда мир вокруг менял форму, а иллюзии подстерегали на каждом шагу. Рики сделал ещё один большой глоток, следом за Иасоном, который довольно спокойно отправил в рот новую порцию стаута. - Неплохо, - заключил блонди. - А я тебе что говорил! - Повторим? - Повторим! Любезный, оставьте лёд на стойке, я сам в состоянии о себе позаботиться. За тебя, Рики! - Взаимно! Так опустели обе ёмкости. - Жаль, что нельзя заказать ещё, дегустация, по-моему, затянулась, а денег больше нет. - Деньги не проблема, - выпалил Рики. - Не волнуйся. Где наша не пропадала! Я разыщу Люка, Сида и Норриса, провернём пару афер и дело в шляпе. - Это какие такие аферы ты собираешься проворачивать, милый? Опять «Бизоны»? - Почему бы и нет? - Может, ещё и Гая позовёшь, для полного счастья? Тандем крутых парней, часть третья? Я запрещаю тебе. Не смей ввязываться в это. - Запрещаешь? – сквозь зубы процедил Рики. - А что будет, если я тебя не послушаюсь, любимый? Иасон резко поднялся с места, нечаянно опрокинув табурет: - Мало тебе было урока с перевозкой груза, скотский предводитель? Рики подпрыгнул, как ошпаренный, стукнув кулаком по стойке: - Ты мне угрожаешь, Иасон Минк? Да, кто ты тут такой, чтобы грозить мне?! Это тебе не Эос, родной! Здесь Церес! И это моя территория! Здесь ты никто! Понял? Стоявшая рядом с ним пирамида чистых стаканов покосилась и полетела на пол. Звон бьющегося стекла остудил пыл обоих. Иасон, будто обессилев, опустился на табурет, на котором секунду назад сидел полукровка. - Ты прав. Извини. Теперь я действительно никто. Я покинул Эос в том, во что был одет. У меня нет ни денег, ни крыши над головой, ни положения в обществе, ни имени. Имя Иасон Минк давно запятнано. И такой я тебе не нужен, хозяин Цереса? Ну, что же ты молчишь? Скажи, такой я тебе не нужен? - Неправда, – подняв валяющийся табурет, Рики сел и принялся поправлять растрепавшиеся в горячке ссоры пряди волос Иасона. - Прости меня. Я не хотел тебя обидеть. Стаут шарахнул мне в голову. Пучеглазие бармена пугающе увеличилось. Созерцание нарушил Рики: - Чего уставился, козёл? Глаза сломаешь. Поставь лучше выпить! - Совершенно справедливое замечание, - поддержал его Иасон. - Дегустация ещё не окончена. В две секунды желание гостей было исполнено. - Если пить, то не просто так, - предложил Рики, - Давай отметим твоё новоселье? - Хороший повод, - согласился Иасон. И они отметили. Осмелевший бармен, виляя хвостом на безопасном расстоянии, предложил первый тост за любовь и дружбу между полукровками из Цереса и блонди из Эоса, а потом за благодетельную мать-Юпитер, а потом за процветание Танагуры, а потом… а, чёрт его знает… Как они доковыляли до дома, Рики не помнил. Зато сейчас он знал, что его немедленно вывернет наизнанку, как рваный чулок. Сил хватило только чтобы подползти к краю кровати. И, когда голова свесилась вниз, желудок выплеснул волну вкушаемых вчера «изысков». Мама родная, как же плохо! Скончаюсь сейчас. Блонди! Мой бедный блонди! Жив ли ты? Отзовись! - Иасон… - боясь нового извержения, прошептал полукровка. Тишина. - Иасон… - никакого ответа, лишь утренний свет ударил по глазам, стоило Рики их открыть. Он попытался поднять голову. - Иасон! Снова безмолвие. Тогда монгрел заставил себя сесть, хоть боль, как чугунный шар, перекатившись ото лба к затылку, чуть не вызвала новый приступ дурноты. Рики был один – примятое и ещё тёплое место, где лежал Иасон, пустовало. Не веря своим глазам, полукровка провёл рукой по складкам. Прикосновение к остывающей под пальцами ткани пыльного покрывала принесло ощущение недоумения и какой-то детской потерянности. Даже головная боль отодвинулась на второй план. - Иасон… Ему никто не ответил. Да, он был один в грязной и непригодной для жилья квартире, когда-то называвшейся его домом. Ему на мгновенье показалось, что банда «Бизонов», Гай, далёкая встреча в переулке, три года с блонди из Танаруры, взрыв в Дана Бан, больничный запах в палате реанимации мидасского госпиталя, полгода полужизни-полусмерти у Катце, возвращение в Эос и вчерашняя пьянка – лишь сон. Какого чёрта ты тут нюни распустил? Наверное, вчера где-то сильно стукнулся головой, оттого-то она у тебя так трещит, раз в неё лезет подобный бред. Пока ты тут валялся трупом, двужильный отпрыск Юпитер отправился на промысел. Вероятно, блонди не страдают похмельным синдромом. Вот такой он у нас крутой парень: даже стаут ему нипочём! А монгрел Рики должен убирать свинарник к его высочайшему появлению. Кинул меня тут одного стучать зубами, чёртов Элита из Танагуры! Ладно, прекрати брюзжать. Лучше займись делом! А то он, вернувшись, подумает, что ты настоящий слабак. Может, догадается он принести бутылочку. Последняя мысль выглядела настолько привлекательной, что Рики почти вприпрыжку отправился в душ. Как ни странно, за время его долгого отсутствия воду не перекрыли. И какое это было блаженство – стоять под ледяными струями, чувствуя, как огнём горит кожа. Вот только заявись домой с грязными ботинками, будешь у меня топтаться у порога, пока не снимешь обувь, когда здесь всё станет сверкать не хуже, чем в твоих хоромах! Ну, за дело. Я готов к подвигу фурнитура. Целый день он ползал на карачках, позабыв о голоде, ободрённый ожиданием, прислушиваясь к любому шороху за дверью. Иногда ему мерещился знакомый звук шагов, и он, замирая, поднимал взгляд на вход. К вечеру в пол можно было смотреться как в зеркало, пыль и грязь исчезли, постель была застелена чистым бельём, грязное отстирано и сохло, а Рики метался от окна к порогу, не находя себе места. Скоро усталость сморила его, и он уснул, только лишь голова коснулась подушки. Не появился блонди и на следующий день. В душе Рики злость боролась с беспокойством и всё нарастающей тревогой, и к концу суток полукровка уже готов был грызть стены. Лёжа на спине и тупо уставившись в потолок, он чуть не плакал от беспомощного ожидания, как вдруг чётко осознал: всё бесполезно. Ты ушёл. Да, ты ушёл и не вернёшься, Иасон. Пробуждение ото сна на вонючем покрывале оказалось для тебя слишком тяжёлым испытанием. Хоть перед стаутом, как и перед смертью, все равны – простые смертные и элита, зато похмелье последним становится не по плечу. Проснувшись, ты тут же протрезвел. На поверку вышло, что не всё так просто, как ты считал. Моя халупа резко отличается от твоих апартаментов, и ты вдруг ясно себе представил, что ждёт тебя в Цересе рядом со мной. Я ничего не могу тебе дать, кроме своего тела, а ты, наверное, всё-таки вспомнил, что прикасаться к дворняге ниже твоего достоинства. Чёрт возьми, Иасон, лучше поздно, чем никогда. - Ответь! – крикнул он в пустоту. Слёзы, которых он не замечал, лились по вискам на подушку. Предчувствие беды, преследовавшее его от закрывшихся за ним дверей лифта в Эосе, обрело осязаемые черты. Сейчас он был готов даже на убийство, лишь бы не чувствовать той боли, которую испытывал из-за открывшейся вдруг правды – элита никогда не опустится до такой степени, чтобы окончательно забыть о своём происхождении. Вскочив с постели и покинув квартиру, Рики спустился вниз и ступил под летящую с небес белую пыль. Ледяной ветер встрепал взлохмаченные волосы и заморозил слёзы. Бывший главарь «Бизонов» больше не плакал. Он вышел на охоту в джунгли Цереса. **** - Рики! Очнись! Рики! Полуктовка открыл глаза: - Гай? - Ты можешь, чёрт возьми, объяснить, что всё это значит? С трудом выдавленные слова ободрали горло: - Он… бросил меня. - Кто бросил? - Иасон… - Рики потянулся к собеседнику. - Забери меня отсюда… Большая ладонь Гая легла на пылающий лоб Рики: - Ты болен. - Пока мы с Иасоном топали домой пешком, я замёрз и промок до нитки: весь день шёл снег с дождём. Вот, наверное, и простыл… - Молчи. Я знал, что эта сволочь, наигравшись с тобой, в конце концов, так и поступит. Рики… Рики… Ты не покидал моих мыслей с тех пор, как я оставил Амой. Прости, но я не мог смириться с тем, что потерял тебя навсегда, поэтому на всё плюнул и вернулся. Теперь вижу, что не зря. Но ничего, больше никто не причинит тебе боли. Сейчас я помогу тебе собраться. Вставай, «Бизон». Мы летим на Даарс.
Март: интересно закручен сюжет) или мне кажутся нотки стеба?) Рики поменялся местами с Ясоном? И теперь пойдет взрывать руины Дана Бан или сразу Эос?)
Sizuna: * или мне кажутся нотки стеба?*, пишет Март. Март, ничего подобного)) Никуда Рики ничего не пойдёт взрывать. Взрыватель у нас один непривзойдённый - это Гай.
Sizuna:
Sizuna: РАУЛЬ ...cклонился над Иасоном. - Посмотри на меня. - Ам? - Доброе утро. Как спалось? Просыпайся, любимый. Сожалею, но кофе в постель здесь тебе никто не подаст. Вижу, явь не слишком тебе нравится. Да, милый, это – цепи. Запястья не болят? А в поясе не жмёт? Подобрать тебе новый «костюмчик» по размеру было нелёгкой задачей. Твой бывший пэт, как и ныне здравствующий экс-фурнитур, были не такого роста, как ты, и в объёме бёдер поменьше тебя, но даже Катце пришлось делать «сбрую» на заказ. Помнишь? Знаешь, дорогой, а ошейник тебе очень идёт, и вообще ты смотришься колоритно. Ах, прости. Забыл предложить тебе вина. У тебя, наверное, голова болит после вчерашнего посещения цересского заведения. Иасон, зачем же так грубо себя вести? Где твои изысканные манеры? Ну вот – разбил бокал, разлил вино, забрызгал мой костюм. Жаль бокал, хрусталь всё-таки. Дардарианский. И вино я выбирал самое дорогое. Что ж, стаут, судя по всему, нравится тебе больше. Говорят, от него видишь такие умопомрачительные сны. Оглянись вокруг. Узнаёшь? У тебя не возникает ощущения, что ты ещё спишь? Ладно, считай, что это – кошмарный сон, так легче смириться с судьбой. Это место предназначено для строптивых пэтов, и ты – мой пэт. По крайней мере, у меня есть хоть какой-то намёк на вкус, и я не подбираю с улиц всякую шваль. Целых три года ты потратил на то, чтобы она перестала кусаться… - Да как ты посмел… - О, Юпитер, что я слышу? Неужели ты не забыл кто ты такой? В тебе пробудились чувство собственного достоинства и честь блонди? Мне кажется, немного поздновато и весьма не к месту. Не дёргайся, милый, ты производишь очень много шума, лязгая цепями. Успокойся. - Что происходит, Рауль? - Надо же, ты вспомнил, что у меня есть имя. Извини, но здесь оно для тебя не существует. Объяснить тебе, что происходит? Изволь. Я – твой хозяин, а ты – моя вещь. И сейчас я возьму то, что принадлежит мне по праву собственности – твоё тело. Тело, которое так долго дразнило меня. Тело, которым, однажды ты неосторожно поманил меня, игра доставляла тебе удовольствие, и ты не задумывался о последствиях. Я был тебе безразличен, ты просто забавлялся со мной, после того как… - Прекрати немедленно! - Прости, ты находишься не в том положении, чтобы распоряжаться моими действиями. Хочешь, я поцелую тебя, любимый? Нет? Может мне сначала раздеться? Я сделаю это медленно, так, как всегда нравилось тебе. Ты, кстати, не находишь меня привлекательней своего ублюдка? Всё-таки порода, а не эти отбросы. - Ты сошёл с ума! Ам, не смей! Прекрати! - Да, любимый. Ты слишком увлёкся собой и своими интрижками и не заметил, как я сошёл с ума. Посмотри на это тело, Минк. Не было ли оно твоим? Не подчинялось ли оно любым твоим желаниям? Загляни в эти глаза. Не ловили ли они каждое твоё движение, не смотрели ли они на тебя с обожанием, граничащим с поклонением? Теперь всё изменится. Теперь я буду распоряжаться тобой, как вещью. Ты сделал меня таким. Любуйся. Разве твоё создание не достойно восхищения? А патология сложившейся ситуации не возбуждает? Тебе же всегда нравились извращенцы, подобные Нарсусу Мунну. Ну же, Иасон, расслабься. И не рвись ты так – сотрёшь запястья. Сейчас, любимый. Ждать осталось недолго. Красивый у меня браслет на руке, не правда ли? Раньше ты тоже носил такой же. Одно движение, и твой гадёныш извивался под тобой, как послушная марионетка. Я возьму тебя прямо на этом полу, и ты ничего не сможешь мне противопоставить. Даже твоей железной воли не хватит, чтобы сопротивляться кольцу пэта. Жалкие потуги, Бывший Глава Синдиката, правящего Танагурой. Надеюсь, ты понимаешь, что значит – быть ровней с пэтом? Это значит вкусить всю прелесть его же ощущений. Ты хотел опуститься на его уровень? Но, не став пэтом, нельзя сравниться с животным. Может, ты узнаешь его в себе – это грязное животное, требующее удовлетворения скотского желания? - Рауль! Опомнись! Ты пожалеешь… - Милый, это ты пожалеешь, что ветер не развеял твой пепел по пустыне - Р-а-ауль! Нет! А-а-а!!! **** - Рики! - Его здесь нет. Задыхаясь, Иасон вцепился обеими руками в гриву на затылке Рауля и рывком подмял его под себя. - Я не-на-вижу тебя… Рауль, вывернулся и опять навалился на него всем своим весом: - Правда? Скажи: «Я люблю тебя». Тело Иасона сотрясалось в конвульсиях. Рауль прижался к нему ещё плотнее. - Ну же. Я жду. Вдруг что-то холодное и твёрдое упёрлось ему в горячий затылок. - Оставь его, белокурая гадина! Вздрогнув от неожиданности, Рауль скосил глаза – над ним навис Катце со старой доброй «пушкой» в вытянутой руке. - Медленно поднимайся. Без глупостей. Одно неосторожное движение или слово, и твои мозги на вскрытии будут напоминать переваренное яйцо в треснувшей скорлупе. Вставай, сукин сын. Я подожду, пока ты самоудовлетворишься в туалете, а потом мы с тобой побеседуем, - и он выпрямился, не сводя глаз с Рауля. Тот поднялся. Иасон остался лежать на полу, безвольно свернувшись калачиком. Его всё ещё трясло. Он так и затих в этой позе, спрятав лицо в коленях – голый, потный, беспомощный и раздавленный. Из носа капала кровь, расплываясь почти чёрным пятном под щекой. Не снимая Рауля с прицела, Катце носком ботинка пододвинул в сторону противника валяющийся рядом халат. - Прикрой срам, сволочь. Рауль никак не мог попасть левой рукой в правый рукав. - Да как ты… Металл, ткнувшись в шею, прошиб до озноба. (что-то глубоко не так в этой фразе… Вызвал озноб, я думаю. Или озноб прошиб от ткнувшегося в шею металла.) - Прикуси язык, ползучая тварь. - Ты поплатишься за это. - Как страшно. Прежде, чем давать подобные обещания, потрудись подёргать свой арбузный хвостик, а то брызги лопнувшей от похоти мошонки, не дай Бог, испачкают мне плащ, - Катце подтолкнул господина Ама в сторону туалета, и за Раулем закрылась дверь. - Теперь, пока ты там занят делом, не отнимай у меня время и сообщи код кольца. - А на каторгу в бессрочный отпуск слетать не хочешь? - Не испытывай моё терпение, змеёныш. Я поджарю тебя прямо у унитаза. Глупо так бездарно закончить жизнь. Молчишь? Ну что ж, жаль, - Катце снял оружие с предохранителя. - Не надо… пятьсот семдесят пять… - Отойди подальше к стене, выродок, а то заденет, - выстрелом в упор Катце намертво запаял замок. Рауль инстинктивно шарахнулся в сторону, упал на пол и закрыл голову руками. Потом зашелестела ткань плаща. Тихий истерический смех сотряс голые плечи. - Не торопись, это ещё не всё! Ты не знаешь пальцевой комбинации – кольцо не реагирует на чужие руки, идиот! Тебе придётся снять его вместе с членом, и Иасон будет таким же, как и его бывшая мебель! - злорадно выкрикнул Рауль, но его уже никто не услышал.
Sizuna: КАТЦЕ …выдавил тоненькую струйку воды из мягкой пористой губки. Иасон покорно сидел в ванне, обхватив руками колени и положив на них подбородок. Осунувшееся лицо ничего не выражало. В нём не было даже вечной холодности – просто безжизненная маска, посмертный гипсовый слепок. Катце осторожно промывал синяки и ссадины, покрывавшие тело блонди. Тот даже не шелохнулся, когда фурнитур коснулся укуса на плече. Любопытная мордашка с огромными глазищами высунулась из-за косяка. Катце бросил в её сторону короткий недовольный взгляд. - Казуми, подай полотенце. Маленький сорванец быстро выполнил распоряжение и исчез за дверью. Когда ритуал омовения был окончен, Катце, двигаясь проворно и бережно, вытер стекающую воду, накинул на плечи Иасона махровый халат. - Идёмте со мной, господин. Вам нужно отдохнуть. Безропотно, как маленький ребёнок, Иасон вылез из ванны и поплёлся за бывшим фурнитуром, словно его вели на поводке. - Ложитесь. Катце, накрыв блонди пледом, присел на край кровати. Никакой реакции со стороны Иасона не последовало. Если бы не слабое дыхание, Главу Синдиката можно было бы принять за мёртвого. Привычным, как напоминание о боли, движением Катце дотронулся до неровной линии шрама на щеке. Знаешь, Иасон, когда ты поставил мне это клеймо, кричащее: «Вор!», я затаил тихую, бессловесную злобу, хотя и понимал - это чудовищно. Я носил её в душе, пока не прошёл вместе с тобой от того переулка в Мидасе, где началось твоё неумолимое движение к своей погибели, до входа в катакомбы Дана Бан. Да, я поплатился за недопустимое любопытство, но не мог простить тебе увечья и боли и подумал тогда, что если останусь жив, то дождусь дня, когда кто-нибудь причинит тебе такую же боль. И вот теперь, волею судьбы, мы квиты. Свершилось. А я сейчас сам готов тысячу раз умереть за то, чтобы снова вернуть тебя к жизни. Ты всегда можешь на меня положиться. **** Казалось, ничто не омрачало сна блонди, но Катце знал, что это не так. На сервировочном столике остывал утренний кофе. Излюбленная, теперь уже позабытая, привычка хозяина, от которой он с таким трудом избавлялся – завтракать в постели. Пусть она напомнит о том времени, когда он был полон сил и уверенности в себе. Пусть она воскресит в памяти самые приятные минуты в его жизни. Комната залита ярким солнечным светом. Раннее утро светло и прозрачно. Фурнитур, застыл у изголовья кровати. За его спиной зашуршала шёлковая ткань, и смеющийся голос с оттенком деланой строгости произнёс: - Ты снова балуешь себя, Иасон? Подобная лень тебе не к лицу. Завтракают в постели только до конца не придушенная во время революции мидасская аристократия и трутни. Катце, почему ты позволяешь хозяину подобную блажь? Он всегда играл словами, этот изысканный зеленоглазый щёголь, одетый в благородные пастельные цвета. Он возникал на пороге, подобно актёру, долго зубрившему свою роль, с присущими только ему лоском и завершённостью играемого образа. Но мебель, не смеющая даже поднять глаз, знала, что скрывается под маской искусного лицедея. Ничего, кроме боли и горечи неразделённой любви - они сочились из изумрудных глаз, когда актёр увлекался игрой, не замечая, что за ним наблюдает рыжеволосый мальчик. Они растворялись в тонком запахе его одеколона, они сквозили в каждом жесте, в каждом повороте головы. И фурнитур понимал, что рано или поздно актёр устанет играть свою роль и сбросит маску. Вчера Катце наблюдал это во всей мерзости. Расплачиваться уставшему актёру за это придётся потом, но сейчас… Пусть Иасон, проснувшись, вспомнит только хорошее. Вдруг дилер напрягся – по лицу блонди прошла судорога, и он с криком сел в кровати. - Это сон… - Да, это был лишь кошмарный сон, от которого вы, к счастью, проснулись. Доброе утро, господин Минк. Взъерошенный «крысолов» как по команде появился в комнате с кувшином для умывания и полотенцем через плечо. - Спасибо, Казуми. Оставь и уходи. Вода была прохладной. Мягкое полотенце легло в руки Иасона. Принимая его назад, Катце старался не коснуться блонди даже случайно. Потом на коленях Иасона угнездился поднос с завтраком. - Я не голоден. Катце убрал поднос. - Чтобы Рауль ни сделал, он проиграл, ведь вы свободны. - Не совсем. - Ну, почти. Мне известен код кольца. - Не обольщайся. Чужих рук оно не слушается. Я тебе не помощник, а ты в общении с этим «ювелирным изделием» не слишком умел – не ты мне его надевал, Катце, и должен понимать, что снять его можно только одним способом, к которому прибегнул Гай, чтобы бесполезно не мучить Рики. - Не всё так безнадёжно. Можно… - Зачем возится с поверженным, - прервал его Иасон, - потерявшим положение, имя и самого себя. - Господин Минк, надругательство, совершённое Раулем, - тяжёлая травма, но время лечит. И помните, что вы всегда могли и можете на меня положиться. - Ты представляешь, на что себя обрекаешь, попытавшись снять подобную «игрушку»? - Да, - тихо выдохнул Катце. - Тогда молись, чтобы ты успел сделать это раньше, чем я сдеру с тебя живьём кожу, - сказал Иасон, откидывая в сторону плед. Бывший слуга, казалось, растерялся, глядя на зеркально-ровную полоску металла, охватывающую мужское достоинство бывшего правителя Танагуры. - Вижу, уверенности в своих гениальных способностях у тебя сразу поубавилось? Катце густо покраснел. - Я… никогда… - Хочешь сказать: «Никогда не посмел бы прикоснуться к вам», да? Не смущайся, какое это теперь имеет значение. - Благодарю вас за безграничное доверие ко мне, хозяин. - Не церемонься. Не превращай выходящий за рамки садизма процесс в ритуал. Но хочу предупредить тебя - есть только три попытки. Если после последней кольцо снять не удастся, ты проявишь ко мне высшую степень уважения – убьёшь меня хладнокровно и быстро. - Да, хозяин. Для начала я декодирую кольцо, - произнёс Катце и вышел из спальни к компьютеру. Когда он вернулся, Иасон с нетерпеливым ожиданием посмотрел ему в глаза. Ну, скорей же… Первая попытка ничего не принесла. Иасон стонал, стиснув зубы, его руки комкали простыню, тело, влажное от пота, уже бил озноб. - Довольно… - прохрипел он, прерывисто дыша. Катце остановился. Немного отдышавшись, блонди кивнул: - Продолжай. Во вторую попытку терпения Иасона хватило лишь на пятнадцать минут. - Достаточно! – выкрикнул блонди, оттолкнув Катце. Тот умоляюще заглянул в глаза бывшего хозяина, но Иасон всё равно не понял бы немой просьбы во взгляде – в его глазах ярким ослепляющим пламенем горела похоть, он плохо отдавал себе отчёт в своих словах и действиях. - Прежде чем мы продолжим наши изыскания, я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. - Да, хозяин. - Раздевайся. - Да, хозяин, - Катце снял одежду, лёг на живот и приготовился к боли, стараясь, максимально расслабиться, чтобы свести её до минимума, потому что понимал – Иасон в этом состоянии не будет заботиться о таких мелочах, как чужая боль. И всё-таки она застала его врасплох, когда блонди без прелюдий, одним движением вонзился в него. Катце закричал, но тут же смолк, подавляя боль. Гортанный вскрик, глубокий затяжной рывок, и Иасон, опустошённый упал на Катце. Кольцо, словно в насмешку окрашенное кровавыми росчерками, оставалось на месте. Катце сполз на пол. Ему нужно было добраться до душа и под холодными струями прийти в себя, обрести равновесие. Вода остудила пылающую кожу, кровотечение приостановилось. Вернувшись в спальню, Катце застал Иасона рассматривающим кровавые пятна на простыне. - Может быть, прекратим пытку? Или я был недостаточно убедительным? - Нет, недостаточно. - Я не ослышался? Ты собираешься продолжать? После того, как тобой просто попользовались, будто сосудом для слива? Я же порвал тебя… Катце, ради Юпитер, избавь меня и себя от бессмысленных мучений – пристрели меня прямо сейчас. - Хозяин! - голос Катце предательски срывался, - У меня есть ещё одна попытка. Вы обещали! Неужели Иасон Минк настолько раздавлен, что даже не держит слово? - Ты действительно этого хочешь? Последовал утвердительный кивок. - Тогда, пожалуйста, зафиксируй мне конечности, чтобы я не чувствовал себя похотливым животным. Большое спасибо. Ну-с, продолжайте свой эксперимент, мистер садомазохист. Времени у вас осталось не так уж много. Или я сойду с ума, или вам придётся проявить сострадание к загнанной лошади. Безрезультатность стараний давила унылой безысходностью, но больше всего Катце боялся, что Иасон, не выдержав, остановит его. И тогда он будет вынужден беспрекословно выполнить приказ. Он видел, что блонди уже задыхается, в затуманенных глазах таится неотвратимое желание прекратить всё это. И в самый последний миг Катце просто не дал ничего ему сказать, сомкнув губы вокруг его члена. Это был безрассудный шаг отчаяния. Он уже сам потерял надежду. Движения были медленными и нежными. Катце даже забыл о своей бредовой идее снять с Иасона адское изобретение цивилизации рабовладельцев – только пытался хоть немного облегчить страдания блонди, когда Иасон кончил ему в рот. Фурнитур почувствовал, что какой-то предмет стукнулся о его зубы, и едва не подавился им. Проглотив сперму, он выплюнул постороннюю вещь на ладонь и не поверил своим глазам: это было кольцо пэта. Катце посмотрел на любимца Юпитер. Иасон без сил лежал на кровати, по его лицу струился пот, добротный кожаный ремень, стягивавший ноги у щиколоток, был порван, а кожа под ним содрана. Катце положил на раскрытую ладонь Иасона кольцо. Не знаю, какого бога мне благодарить за эту случайность, но теперь ты свободен.
Sizuna: Прошу прощения за бред в предпоследнем посте((( В моей темке глючит форум со страшной силой(( Я уже на грани отчаяния(
Март: О, какой Катце!!! Все равно некоторые отрывки я воспринимаю как стеб) Особенно это вот Sizuna пишет: Оставь его, белокурая гадина! и это! *ржунимагу"! Sizuna пишет: потрудись подёргать свой арбузный хвостик, а то брызги лопнувшей от похоти мошонки, не дай Бог, испачкают мне плащ
Sizuna: Март пишет: О, какой Катце!!! Спасибо, Март Март пишет: и это! *ржунимагу"! Sizuna пишет: цитата: потрудись подёргать свой арбузный хвостик, а то брызги лопнувшей от похоти мошонки, не дай Бог, испачкают мне плащ Март, я рада что тебя это повеселило А это продолжение. РИКИ …шептал вслед уходящему: - Иасон… Иасон… Пересохшие губы коснулись края чашки. - Пей. Глоток чего-то горячего и сладкого обжёг горло, и Рики зацепившись за это ощущение, чтобы выйти из лабиринта забытья, открыл глаза и посмотрел на фигуру, склонившуюся над ним. - Где мы? Гай поставил пустую чашку на столик. - Наконец-то. С возвращением. Тебе надо набираться сил. Отдыхай и не думай больше ни о чём плохом. Мы дома. И теперь ты в безопасности. Постарайся уснуть. Поправив сбившуюся подушку, Гай поцеловал Рики в щёку и выключил свет, потом полукровка услышал лёгкие шаги и скрип закрывающейся двери. Дома… Как хорошо… - Мама… Очнись, её больше нет. Перестань. Не думай. Не вспоминай. А ком горьких слёз собирался в горле, готовый снести хрупкую плотину самообладания. Прекрати, не смей реветь как девчонка… Тупая полузабытая боль давней безвозвратной утраты смешалась с острой болью теперешней безнадёжной потери, но он не позволил себе плакать, как плакал в далёком, заблудившемся в глубоких снах детстве. Тогда он мог это сделать, потому что знал, кому предназначались эти слёзы и кто мог легко и быстро их осушить. Ему несказанно повезло, в отличие от других цересских оборванцев, у него была мама. У него были забота, защита и тепло, пища и крыша над головой. У него был этот хрупкий мирок, называемый безмятежным счастьем, освещённый и согретый взглядом грустных чёрных глаз молодой женщины, почти девочки. Все, кто видел их вместе, говорили, что он похож на мать: смуглая кожа, нежные персиковые губы, тонкие, с изломом, брови. Природа одарила её редкой красотой, которая высоко ценилась мужчинами даже в такой клоаке, как Церес. Небольшой рост сочетался с мягкими, плавными очертаниями фигуры, а всегда короткая юбка открывала точёные ноги. Она была проституткой, «звездой» нелегального цересского борделя. Забеременев, она не питала иллюзий по поводу перемен в жизни, но от ребёнка избавляться не захотела, продолжая зарабатывать, пока хозяин, с жалостью смотревший на неё, не выставил её за дверь, пообещав сохранить место к возвращению. Рики помнил, что она везде таскала его за собой, иногда оставляя в железной кроватке, отгороженной широкой ширмой. Кроме этого в комнате умещались только небольшой стол, стул, постель и умывальник. Сюда приходили мужчины, поэтому у Рики не переводились игрушки, сладости и приличная одежда. Он привык от скуки в такт скрипу кровати трясти металлическую задвигающуюся решётку. Грохот стоял такой, что в коридоре знали – номер занят. А потом она несла его домой. Зимой – по заснеженным улицам, пряча лицо от колючего ветра в воротнике из синтетического меха и стуча каблучками по обледеневшему тротуару. Осенью – укрываясь под широким зонтом от проливного дождя. Летом – выставляя всем на показ безупречные ноги, соблазнительно покачивая бёдрами. Они жили в маленьком подвальчике, разделённом на три части – комнату с простой домашней утварью, крохотную кухню и совмещённый санузел – картонной перегородкой, покрытой штукатуркой и обоями. В любое время года в нём господствовала бы сырость и царствовал холод, а в узенькое оконце под потолком не проникал бы солнечный свет, но стараниями маленькой женщины их жилище освещалось электричеством и обогревалось печуркой, сложенной из кирпичей разрушенной кладки соседнего заброшенного дома. В печке постоянно дышало живое пламя, а с кухни тянуло вкусненьким – сладкой ванилью или горячим тестом, превращающимся в пышные булочки. Все эти запахи, свет, струящийся от ночника над кроваткой, тепло и покой под мягким одеялом сливались в один образ - её лицо сосредоточенное и грустное, этот трогательно печальный взгляд и тихий голос. - Рики… Мой маленький Рики… Он протягивал к ней ручки. - Мама… Она вынимала его из кроватки, целовала, прижимая к сердцу, гладила по голове. Длинные ресницы бросали изогнутую тень на матово-бронзовую кожу, освещённую золотым светом лампы, маленькие, с чётким контуром губы шептали под простую, убаюкивающую, как у всех колыбельных на свете, мелодию: Тёмной ночью за окном Фея-дождь С тихой поступью печальной На руках качает Дрёму и тихонечко поёт: Дрема, Дрёма, мой сыночек, Уложу тебя в кровать И захочешь сразу спать. Повернёшься на бочок и закроешь глазки, Под пушистые ресницы проберутся сказки. «Динь-динь-динь», – звенит капель. Упорхнёт ночная тень. Утро встретит новый день, И босые ножки Будут шлёпать по дорожке. А пока что Фея-дождь С тихой поступью печальной На руках качает Дрёму и тихонечко поёт: - Дрёма, Дрёма, мой сыночек, Уложу тебя в кровать, и захочешь сразу спать. Повернёшься на бочок и закроешь глазки, Под пушистые ресницы проберутся сказки. - Рики, мой Рики… Спи, мой маленьний… Моргнув, лампа гасла, и он уплывал в сновидения вслед за её мягким, чарующим голосом. Ночь сменялась днём. День уходил, как песок сквозь пальцы, уступая свои права ночи. Время текло неумолимо – маленький Рики, её славный черноглазый малыш, превратился в задиристого мальчишку. От матери он унаследовал смазливое личико и красивое соблазнительное тело со смуглой кожей, а от отца ему достались ершистый характер и своенравные, торчащие в разные стороны, жёсткие, чёрные как смоль патлы. Сколько их ни приглаживай, они всё равно ложились, как им заблагорассудится. В его агатовых глазах сейчас поселились дерзость и злость. Он никому не давал спуску в свои одиннадцать с небольшим лет. Всегда нападал первым, отстаивая свои интересы, и дрался отчаянно, до крови, пока обидчик не окажется на земле, жалобно скуля и прижимая колени к лицу, закрывая живот и пах. Но он никогда не бил тех, кто открыто признавал своё поражение. Поэтому местная ребятня его боялась и уважала. Единственным человеком, к которому он относился с безоговорочной покорностью и боготворил, была его мать, маленькая хрупкая женщина, подарившая ему жизнь и любовь. Он отвечал ей тем же. Когда она впервые серьёзно заболела и слегла, он не отходил от неё, меняя высохшие от жара примочки. Местный спившийся докторишка, некогда имевший в Мидасе частную практику и лишённый лицензии из-за пьянства, однозначно заключил: - Пневмония. Нужны антибиотики, иначе она долго не протянет. Стало ясно, что небольшие сбережения, отложенные матерью на чёрный день, растворяться в кармане врача. А как быть дальше? На что покупать лекарство? Барыга с толкучки заломил такую цену, что Рики едва сдержался, чтобы не вцепится ему в морду: - Да чтоб ты провалился! Наживаетесь на нашей крови! На что тот только брезгливо отмахнулся: - Тебя цена не устраивает? Так иди, поищи подешевле в мидасской аптеке. Пошёл отсюда, дерьмо собачье, а то ещё и себе на лекарства всю жизнь работать будешь. Рики вернулся домой злой, как собака. На вопрос матери: «Где ты был, сынок?», он в бессильной злобе запустил с порога в старенькое трюмо снятый ботинок. Зеркало, перед которым обычно прихорашивалась его мать, треснуло, но не разбилось. Он подошёл к трюмо и, облокотившись на столик, угрюмо уставился на трещину, будто это треснула его собственная жизнь, а не стекло. Трещина, разделяющая его пылающее гневом лицо на две неправильные половины по косой неровной линии, точно насмехалась над ним: «Ну что, цересский шалопай, теперь раскрась свой фейс и на обочину – шагом марш! Чем ты лучше других таких же ублюдков?». Рики зло усмехнулся в ответ: «Щас! Держи карман шире!» «Тебе карман держи, не держи – всё равно пустой! Твоя мать сгинет, если ты не нароешь денег! Нет, мразь, ты не только пойдёшь, побежишь рысью, хоть ползать в грязи, хоть просить милостыню у самого Консула, но деньги ты достанешь, понял?». - Где ты был? – мать повторила вопрос и закашлялась. Рики не ответил, лишь ударил кулаком по столику с косметикой. Баночки, скляночки и прочая атрибутика одного из женских способов обольщения, дружно подпрыгнув, посыпались на пол. Выскочившая из футляра красная губная помада подкатилась к разутой ступне Рики. Нагнувшись, он поднял яркий столбик. Выдвинул аппликатор, тупо уставившись на него, и вдруг уверенным движением провёл им по губам, оценивающе глядя на себя в треснувшее зеркало. Затем, густо наслюнявив чёрный карандаш, жирно подвёл глаза. Румян не требовалось, щёки и так горели. Поправил причёску и остался доволен своим новым обликом. - Хорош, чёрт возьми… – Рики повернулся лицом к матери. - Что это значит? – удивилась она. - Я заработаю эти деньги, мама! И пусть он засунет их себе в задницу, барыга, но я достану лекарство! - Рики… - хотела возразить она, но он уже не услышал её, завязывая шнурок на вновь надетом ботинке.
Sizuna: **** Чёртов наспех завязанный шнурок снова развязался. Рики уже надоело нагибаться, ставя ногу на парапет и сгибая колено. Чёрная майка-топик задиралась при этом почти до лопаток, оголяя смуглую спину и втянутый, как у голодной собаки, живот. И тут перед самым носом Рики возникли длинные тонкие затянутые в красные колготки ноги на умопомрачительно высокой «платформе». От щиколотки до острых коленей голени перетягивала узкая шнуровка. Рики услышал шепелявый голос: - Эй, мудило! Ты долго ещё тут шобираешься демонштрировать швой обтянутый шад? Шиково ты его умеешь откляшивать, хоть шаш вштавляй! Оторвавшись от созерцания колготок, Рики поднял глаза. То, что вырисовывалось выше колен, с трудом поддавалось описанию. Над Рики возвышалась каланча, не меньше, в короткой ядовито-зелёной юбке. Юбка где начиналась, там и заканчивалась, едва прикрывая тугие яйца. Держалась она на оранжево-апельсиновых подтяжках, скрывающих только соски на тощей груди. Поверх всего этого была надета обгрызенная мохнатая блескучая, точно ёлочная мишура, алая безрукавка. Страшная веснушчатая рожа была гротескно размалёвана, а накладные ресницы и всклокоченный ярко голубой парик придавали ей клоунский вид. Губы, накрашенные помадой под цвет подтяжек, растянулись в идиотской улыбке, явив отсутствие двух передних зубов. Каланча в голубом парике прошепелявила: - Какого хера ты тут рашкаряшился? Это я тут штою. Вали отшуда, пока не наваляли. Рики не спеша завязал шнурок и усмехнулся: - Да ну? – и со всей дури опустил подошву ботинка на пальцы с оранжевыми ногтями. - Шука! – взвыл хозяин места на тротуаре, пытаясь выдернуть ступню из-под ботинка, и в этот момент Рики ударил ему ногой в пах, а когда тот согнулся пополам, завершил начатый манёвр, заехав кулаком в нос – пустил из депо красные паровозики. Крутой претендент на первенство вдруг заныл совсем по-детски, закрыв лицо руками, и опустился на колени: - Дурак… По лишу-то бить шашем? – он захлюпал кровавыми соплями, смешивая их с килограммом косметики. Парик съехал на сторону, наклеенные ресницы отлипли из-за слёз – и вот уже на асфальте сел, развозя по веснушчатому лицу остатки макияжа, долговязый рыжий пацан. Вызывающе-товарный вид был утрачен, и Рики просто отошёл в сторону – этот хныкающий слабак уже не интересовал его. У него была цель – настричь как можно больше «капусты». Он знал, как ее добыть – положить большой и толстый на гордость, задрать хвост по ветру и стать шлюхой. Шлюхой, какой всегда была его мать, чтобы вырастить его и поставить на ноги. Он понимал, что придётся стиснуть зубы и терпеть возбудённый член у себя в жопе. Он сможет. Рики нагнулся к ботинку, теперь уже только делая вид, что завязывает шнурок. Очень скоро – он даже сам не ожидал такого хода событий – рядом притормозил шикарный автомобиль с тонированными стёклами. Мальчишка выпрямился, спиной чувствуя цепкий, пронизывающий с ног до головы взгляд - кто-то за этими светонепроницаемыми стёклами впился в Рики взглядом. Монгрел медленно повернулся и вызывающе уставился на того, кто так пожирал его глазами. Дуэль взглядов длилась всего несколько секунд, у Рики кожа на спине покрылась мурашками, и внутренний озноб прошиб резкой, неожиданной волной. Впервые в жизни он почувствовал подобное возбуждение от осознания и физического ощущения, что его оценивающе разглядывают. И, когда напряжение достигло наивысшей точки, дверца на заднем сиденье плавно отворилась, приглашая сесть внутрь. Принять подобное приглашение мог только сумасшедший – в таких навороченных тачках простые граждане Мидаса явно не катаются. Не раздумывая ни секунды, Рики нырнул в полумрак неосвещённого салона. И тут до него дошло, как круто он попал – в машине были блонди. Одного, притаившегося в дальнем углу сиденья, скрывала густая тень. Другой сидел ближе, всего на расстоянии вытянутой руки от Рики, и это был совсем ещё мальчик, почти его ровесник. Юный блонди смотрел настолько откровенно оценивающе, что Рики почувствовал себя клеймёной скотиной, выставленной на торги. Его изящная, точёная фигура вытянулась в струнку от напряжения. Рики, как загипнотизированный, уставился в голубые глаза, полные холодной притягательной силы. Они заставляли ноги стыть, а сердце бешено колотиться, выталкивая в аорту закипающую кровь. Он вздрогнул от донёсшегося из тени надменного голоса: - Это полукровка, Иасон, - другое название монгрелов. - Полукровка… – эхом отозвался белокурый мальчик, и красивые губы изогнулись в презрительно-равнодушную линию. Его лицо сейчас как бы было разделено на две половины по горизонтали: глаза обжигали льдом, а губы выражали полное несоответствие взгляду, являя собой безразличие, граничащее со скукой. Рики настолько поразился этой двойственности, что почти покорился тому, как его раздевают глазами. - Да, Иасон, - сказал скрытый тенью. - Это ярчайший представитель – уличная мидасская проститутка. Обрати внимание, у него смуглая кожа и чёрные волосы. Этот монгрел появился на свет путём спаривания генетического мусора. Удивительно, как они до сих пор плодятся. Алкоголизм, наркомания, болезни, полная деградация данного биологического вида ведут к тому, что он перестанет существовать. И тут светловолосый мальчик протянул руку и коснулся подушечками пальцев накрашенных губ Рики. Пальцы испачкались красным, как будто кровью, юный блонди поднёс их ко рту и облизнул кончиком языка, наклонив голову и глядя Рики прямо в глаза. Вдруг Рики к своему ужасу ощутил непроизвольное семяизвержение, и тёплая сперма потекла по его бедрам. Обида смешалась со стыдом, он чувствовал себя малявкой, не добежавшей до горшка и наделавшей в штаны, и в тоже время испытывал сладкое блаженство, заставившее его запрокинуть голову и застонать. С ним такое случалось иногда во сне, когда ему снилась мать, ублажающая мужчину. Но здесь и сейчас, под этим взглядом! Он готов был провалится сквозь землю, а ноги не слушались, голова шумела и кружилась. - Надеюсь, ты удовлетворил своё нездоровое любопытство и теперь мы можем покинуть это место? Оставаться здесь в такой поздний час не приличествует твоему положению, Иасон, – слова приглушённо, словно через толстый слой ваты, донеслись до Рики. - Да, - ответил мальчик с неприступными голубыми глазами. - Тогда заплати этой проститутке за пережитый ужас и пусть катится на все четыре стороны. Иасон сунул в похолодевшие пальцы несколько крупных купюр, и дверь автомобиля открыла путь к освобождению из ловушки. Не помня себя от перенесённого шока, монгрел вывалился на тротуар и бросился наутёк, всё же сжимая в кулаке деньги, которые ему удалось заработать, даже не расстегнув ширинку. Мне нужно было бежать без оглядки, и тогда ничего бы не было: ни твоих губ, ни твоих рук, ни кольца, ничего. Я не забыл твой взгляд даже спустя девять лет. Ведь это ты был тем белокурым мальчиком по имени Иасон, который прикоснулся к моим губам. Твои глаза снились мне ночами, твои красивые губы, сжатые в надменно-скучающую линию: «Полукровка…». Ты произнёс то же слово, в точности повторив интонацию. Вряд ли ты узнал меня, но я уже не имел права просто так уйти, не выяснив, что такого мерзкого в названии «полукровка», я ведь не хотел рождаться в трущобах, как и ты не выбирал, где тебе родится и кем быть. А потом ты ответил на мой вопрос: «Иасон Минк, блонди из Танагуры», и я понял, что на этот раз влип намного круче, чем тогда, когда так бесцеремонно сел в твою машину… Теперь всё кончено, ты далеко. Я больше никогда тебя не увижу. Лучше бы я умер вместе с тобой, и этой мучительной памяти не осталось бы. Нас просто уже не было бы, как нет её и нет Биста. Он говорил: «С бедой надо переспать ночь»… Вот и спи, не думай больше, не вспоминай, хватит. Не нужны тебе ещё и эти воспоминания. Ты устал. Спи… И сон всё-таки милосердно принял его в спасительные объятия. Проснувшись, Рики увидел улыбающееся лицо красивой девушки. - Меня зовут Мико. Доброе утро, Рики. Я рада, что ты поправляешься. - Доброе утро, Мико. Ты… - Двоюродная сестра Гая. - Да, он говорил о тебе… - И о тебе он много рассказывал. Друг моего брата для меня как брат. - Спасибо. Вот так жизнь потекла своим чередом. Семейство дядюшки Бато увеличилось по воле судьбы ещё на одного человека. Члены семьи, кто с любопытством, кто с нескрываемым интересом, а кто и с осторожностью присматривались к черноволосому парню, всегда держащемуся рядом с Гаем. Открытое недовольство читалось лишь на лице тётушки Сэйко. «Сам свалился нам на голову и ещё какого-то прихлебателя притащил неизвестно откуда. На помойке он нашёл, что ли, это тщедушное отродье? Чёртова парочка! Не хватало ещё, чтоб все тут видели, как они жмутся по тёмным углам и спят в одной постели!» - думала она, накрывая на стол к ужину. На запах нехитрой снеди, подобно мухам, слетелось всё семейство, за исключением ненавистных приживалок. - Кликни-ка эту сладкую парочку, сынок, - пробубнила владычица кастрюлек. Ватами вбежал вверх по лестнице на чердак, где разместили «голубков». Распахнул дверь и застыл на пороге. «Сладкая парочка» самозабвенно трахалась, ничего не замечая вокруг, не обращая внимания даже на вытаращившего глаза незваного гостя. А гость, прикрыв дверь, расстегнул штаны и быстренько кончил. Наспех перевёл дух, смахнул со лба испарину и постучался. - Вас ждут к ужину… Вскоре семья в полном составе приступила к еде. Бряцанье ложками по тарелкам свидетельствовало о недюжинном аппетите, лишь старший сын домоправительницы ёрзал на стуле, поражённый увиденным, ему кусок в горло не лез. Сводящее с ума, неиспытанное ранее с женским полом, пьянящее блаженство, захлестнув всё существо, кружило голову. Бессознательно он сжал коленями ногу Рики, скрывая свой постыдный эксперимент крышкой стола. Ощущение, испытанное у порога в комнату приживалок, упоительно вернулось. Он поднял глаза на вызвавшего желание мужчину. Рики жевал, уткнувшись в тарелку. Поданное к ужину спиртное быстро «испарялось», оседая преимущественно в рюмке Гая. Свалившийся на голову полгода назад непьющий кузен после отлучки на Амой привёз с собой не только прибавление к семейству, но и завидную тягу к алкоголю. Отягощённый выпивкой, он уже клевал носом, но его рука всё чаще опрокидывала в рот услужливо наполненную Ватами рюмку. Едва донеся до постели расслабленное алкоголем тело, Гай рухнул, как подкошенный, даже не потрудившись раздеться – замысел первенца вечно недовольной кухарки воплощался в жизнь. Следом за Гаем кухню покинул дядюшка Бато: - Я, пожалуй, пару часиков почитаю газетку и спать. Спасибо за угощение, жена. - Не за что. За ним потянулись невестки. Дурнушка заискивающе заглянула свекрови в глаза: - Спасибо, мама. - Не за что. Супруга любимого сына расплылась в улыбке: - Спасибо, всё было очень вкусно. - На здоровье, милая. - Мы уберём посуду, мама, - заявление незадачливого будущего отца позволило всем остальным растаять в мгновение ока. Не отдавая себе отчёта в своих действиях и уже не думая ни о чём, Ватами резко развернул к себе юношу, принявшегося было за мытье посуды, и впился в его губы. Рики, в первый момент ошарашенный такой наглостью, опомнившись, оттолкнул от себя пристававшего и наотмашь приласкал кулаком слюнявую похотливую рожу. Хрясть! - и Ватами, отлетев к противоположной стене, обмяк. Вытерев чужие слюни с лица, Рики плюнул на вытянувшегося в углу павиана, и, бросив недомытую посуду, ретировался с кухни.
Март: все чудесатее и чудесатее) что же еще случится с нашей Алисой Рики?)
Sizuna: Март пишет: все чудесатее и чудесатее) что же еще случится с нашей Алисой Рики?) Март, скоро начнётся проза жизни
Sizuna: ***** Отёкший фиолетофо-синий фингал, закрывший левый глаз Ватами, сиял ярче электрической лампочки над столом. Все молчали, только изредка переглядываясь. Женщины вообще предпочитали не раскрывать рта, не их это дело – мужские разборки, а присутствующие за столом мужчины в словах не нуждались. Тэнко косился то на брата, то на жующего Рики. Гай, казалось, ничего не замечал, на его лице отпечаталась только мука утреннего похмелья, не было настроения пялиться по сторонам, но в глазах читался вопрос: «Что это значит?» Рики ответил взглядом: «Потом». Папаша Бато, флегматично пыхтя сигаретой, делал вид, что ничего не произошло. Постепенно тарелки у всех опустели, и семья начала разбредаться по своим ежедневным делам. Рики тоже не было резона долго засиживаться, и он уже собрался встать, как его остановил хозяин дома: - Не хочешь покурить? – и протянул Рики сигарету из своей пачки. - Не торопись, составь старику компанию, а то вы, молодёжь, вечно куда-то спешите, забывая о размеренности жизни. Жена, займись, чем-нибудь по дому. Пробурчав что-то непонятное себе под нос, женщина закрыла за собой дверь кухни. Отказаться значило проявить неуважение к пожилому человеку и отцу семьи, и Рики послушно остался на месте, понимая, что он и так здесь находится на птичьих правах. - Благодарю, Бато-сан, - он взял предложенную сигарету. Глава семьи поднёс ему зажигалку: - Ну? Рики прикурил: - Что «ну»? Дядюшка Бато прищурился: - Твоя работа? Рики задорно посмотрел ему в глаза: - Нет, это он споткнулся и упал. - У тебя хороший удар, мальчик. Моего старшего уложить не просто, а, судя по «фонарю», он был в нокауте. Это не моё дело, из-за чего вы повздорили на ночь глядя, но если он молчит, значит, получил по заслугам. Никому ещё не удавалось поставить его на место, жена до сих пор нянчится с ним, я уже не вмешиваюсь, а желающих преподать ему урок до вчерашнего вечера не было… - К чему вы клоните, Бато-сан? - Хоть перебивать старших и не вежливо, но мне нравится твоя манера общаться – не юлишь и не изворачиваешься. Мочишь прямо в лоб. Это меня убеждает в том, что я сделал правильный выбор. У меня есть на тебя кое-какие виды, парень, и мы ещё вернёмся к этому разговору, а сейчас пока поднимись наверх и позаботься о Гае, ему худо после вчерашнего. **** Ветер гудит и стонет за стенами – закованный льдами Даарс недружелюбно принимает гостей, особенно незваных. Все таращатся на меня, как на музейный экспонат, не вписывающийся в экспозицию, кое-кто норовит потрогать руками, некоторые пробуют на зуб – не фальшивая ли попалась монета. Длинно отросшие шаловливые ручки, думаю, укоротил, а вот испытывать меня на прочность никому не советую, даже вам, Бато-сан! Подъехали ко мне сегодня утром на хромой козе, предложили перекурить мировую, сразу поняли, кто засветил вашему отпрыску под глаз! Ещё раз полезет – оскоплю на завтрак. Правда, для вашей семьи маловато будет, разве что разжиревшему серому коту вместо кошачьих консервов. Холодно. Ненавижу холод. Даже под одеялом сырость пробирает до костей… - Гай… Гай… Скотина. Опять нажрался и спишь, как бревно. Я знаю, что тебя гложет: моя тоска по Иасону точит тебя изнутри, и ты напиваешься, лишь бы только не думать и не помнить, что ты брошенный партнёр, хоть и трахаешь меня каждый раз до потери пульса. Ты наивный идиот, Гай. Это не поможет. Память не убьёшь. - Давно не виделись, - произнёс он спокойно и хладнокровно. Слишком хладнокровно для человека. - Иасон? Зачем ты пришёл? Уходи, я даже видеть тебя не могу! Холодная усмешка скользнула по губам: - Я пришёл за тобой. Да, он вспомнил о забытой вещи. - Вот как? Вот зачем ты уничтожил «Бизонов»! Верни мне мою банду! Снова усмешка – мол, она тебе теперь ни к чему. - Я отпущу их, как только они смогут ходить. - А Гай? Что будет с Гаем? - Возможно, сделаю его пэтом и продам в Мидасе. Или промою ему мозги и сделаю из него кроткую куклу для секса. - Ты шутишь? Я для него был марионеткой, которую хозяин дёргает за ниточки. - Когда я шутил с тобой? Могу отпустить его целым и невредимым. Шантаж? А как же! - Что тебе от меня нужно? - Возвращайся в Эос. Игра закончилась. Иасон, твоя вещь стала тебе не нужна? Больно. Как больно. Нет, Гай, эту боль заглушить невозможно. Никакое горькое лекарство не способно её облегчить. Её можно только напоить сладким дымом «Чёрной луны» или сжечь в огне Дана Бан. Даже твоя неистовая любовь, раскалённым железом прижигающая мне развороченную рану, не приносит облегченья. Боль бросила меня в твои объятья, но напрасно. Всё напрасно. Мне некуда деться от себя. А ты, Гай, тоже как больное животное. Легче усыпить из сострадания, но не поднимается рука. - Прости… Рики выпрыгнул из постели и, не зажигая света, оделся, второпях пошарил по карманам гаевой куртки, выгреб оттуда все деньги. На третий класс наскребу… Потом огрызком карандаша нацарапал на уголке газеты: «Я ухожу, Гай. Не ищи меня. Прощай», - и, не оглядываясь, сбежал с лестницы. Из-под двери кухни проглядывал свет. Вскоре раздался знакомый визгливый голос толстушки Сэйко: - Я требую, чтобы ты поставил на место этого выскочку! Глаз Ватами светит дальше, чем видит! Глава семейства забасил в ответ: - Может быть, увидит собственную дурость и возьмётся за голову, хотя бы двумя руками! - Значит, родного сына по боку, а этот ублюдок будет вытворять всё, что ему вздумается?! Ещё войдёт во вкус, и электричество можно не включать! Сразу чувствовалась алкогольная подпитка красноречия папаши Бато: - Закрой рот, женщина! Сопли будешь вытирать его будущему выблядку, а мой сын должен отвечать за свои поступки так, как он этого заслуживает! Разве ты не заметила, жена, что ему не нужно менять подгузники и в твоём заступничестве он давно не нуждается, а разборки устраивать ты можешь на кухне в присутствии своих невесток по поводу того, сколько соли положить в кастрюлю! Ясно? Рики толкнул дверь кухни: - Незачем так орать, в доме все спят. Бато-сан, я уважаю вас, поэтому спасибо за отеческое тепло, а что касается вашей супруги, то, хоть я и цересская грязь под ногами блонди, но ни выскочкой, ни ублюдком называть себя никому не позволю. Да и не ужиться мне в вашем гадюшнике, Бато-Сан. Рассказать, почему я засветил под глаз вашему любимчику, милая госпожа? Чтобы он лучше видел в темноте, когда дрочит под дверью. Смотрите, как бы он не привёл в дом мальчика, с его задатками это очень даже возможно. Не люблю, когда меня лапает всякая шваль – так что благодарю за гостеприимство. Родители предмета спора не успели опомниться после произнесённой тирады, как Рики уже хлопнул входной дверью. **** - Входи! Немного потоптавшись и преодолев дрожь в коленях, он переступил порог и резко остановился, как если бы налетел лбом на прозрачную преграду. Катце смотрел на него в упор пробирающим до озноба взглядом казавшихся почти чёрными в полумраке комнаты глаз. Бывший фурнитур не работал, как всегда, а сидел, развалившись на диване за столом, заваленном пустыми и смятыми пластиковыми банками из-под пива. И это при всей патологической любви брокера чёрного рынка к аккуратности и порядку! В довершение картины над пивным безобразием возвышалась, как башня Эоса над лачугами Цереса, откупоренная бутылка стаута. - А, брехливый щенок! Видно до конца своих дней ты не научишься прислушиваться к добрым советам, - в левой руке Катце держал наполненный стакан, в правой – дымящуюся сигарету. - Не маячь перед глазами. Сделай милость, сядь. Облегчённо вздохнув, Рики опустился на диван напротив: - Здравствуй, Катце. Дым в лицо. - Привет. - Ты… - Сегодня вынужденный выходной – вечером вырубили электричество. Видишь, последняя свеча догорает. Рики отрыл среди пустых пивных банок пачку сигарет, закурил: - Я никогда… - Что ты ищешь у меня? - Катце… помоги мне… - дыхание замерло, глаза уставились в пол. - Опомнился, наконец? Или семейство старого любовника дало коленом под зад? - Сам ушёл… А откуда ты знаешь, что я был на Даарсе? Сигарета Катце завершила свой короткий жизненный цикл – от зажигалки до пепельницы – исковерканным бычком в смятой банке из-под пива. - Тебе больше некуда деться, банды твоей уже не существует, а один ты здесь пропадёшь. К тому же появление Гая на Амой для меня не прошло незамеченным. - Где Иасон? - Вместо того чтобы хлестать стаут, мог бы поинтересоваться у меня, а теперь уже поздно. Ты вечно опаздываешь, Рики. Сердце ускакало в пятки. - Что с ним?! - Он болен, и я очень сомневаюсь, что в таком состоянии он захочет тебя видеть. - Ему очень плохо? - Да. Он сейчас живой труп, и ты ему не лекарство. - Я буду ждать столько, сколько понадобится. Щёлкнула зажигалка. Задымилась новая сигарета. - Ждать? Где? Рики вертел пустой стакан в руках. - Позволь мне остаться у тебя на время. Ты же знаешь, я могу быть полезен тебе. Катце хмыкнул: - О, да… Рики всхлипнул: - Катце помоги… нам… - «Нам»? Нет, милый. В данном равнобедренном треугольнике меня интересует только его вершина. Если бы я не знал, что он без тебя не выкарабкается – я бы и пальцем не пошевелил, малыш Рики. - Где он сейчас? - Он вернулся в Танагуру. Это всё. Больше никаких вопросов. Завтра у тебя будет полно поручений, раз ты свалился мне на голову. Спать. Рики поднялся из-за стола и поплёлся в спальню. У двери он оглянулся. - Спокойной ночи, Катце
Sizuna: РАУЛЬ ...чётко осознавал, что увидел собственную смерть полчаса назад. Она бесцеремонно заглянула ему в лицо, надвинулась на него с неотвратимостью. У неё были глаза Иасона. Чистое голубое пламя ненависти горело в них, когда он столкнулся с Минком в лифте. Иасон Минк в Танагуре?! Если бы Рауль мог исчезнуть, скрыться, убежать, он так и поступил бы, но бежать некуда, и не встретится с испепеляющим ненавистью взглядом было невозможно – двери лифта уже закрылись, отрезав путь к спасению. Рауль отшатнулся, прижавшись спиной к стене, и тут пальцы Иасона сомкнулись на его горле и сжали... Повинуясь инстинкту самосохранения, Ам пытался ослабить хватку Иасона, но тщетно – в глазах потемнело, и что-то тёплое потекло по ногам, заливаясь в ботинки. Очнулся он, лежа на полу в остановившемся лифте. Почему Иасон не довёл до конца то, что начал? Ответ очевиден – Минку стало противно марать об меня руки. Иногда очень хочется раздавить таракана. Догнать и хрустнуть хитиновой оболочкой, но занесённую ногу останавливаешь на полпути, представив себе, как потом побрезгуешь надеть обувь, подошва которой выпачкана белой слизью. Кровь из носа продолжала капать, растворяясь в струе воды. Умывшись, Рауль упёрся в раковину обеими руками, чтобы не упасть. Зеркальное отражение являло собой мертвенно бледное пятно с тёмными кругами под глазами, на шее багровели отпечатки пальцев Иасона. Губ почти не видно, они сравнялись по цвету остальной кожей. Жалкое зрелище. С трудом оторвавшись от раковины, на негнущихся ногах он добрался до спальни и упал на кровать. Собаку, укусившую кормившую её руку, вешают на первом попавшемся суку. Сознание путалось и уплывало, возвращаясь в далёкое прошлое. В недолгие часы, проведённые вместе. Наедине. Пробуждение. Солнечные лучи играют бликами на крышке белого рояля. Распахнутую дверь на террасу скрывает дышащая под ласковым, тихим ветром кисейная вуаль занавески. Утренняя прохлада, свет солнца и шелест прибоя заполняют комнату. Скрипнула предпоследняя ступенька лестницы, ведущей на второй этаж. Звук крадущихся шагов замер у порога. Рауль, вздрогнув, натянул одеяло до подбородка. - О-о… - Ты не одет? Извини. - Нет-нет, не уходи. Я сейчас, - Рауль, торопясь, накинул белую шёлковую рубашку с кружевным воротником и манжетами, натянул домашние брюки. По-кошачьи мягко опуская подошвы босых ног на разогретое солнцем дерево пола, Иасон подошёл к широкой кровати, убранной таким же полупрозрачным шёлком, что и рубашка Рауля. Осторожно присел на край. Рауль ахнул от восхищения – Иасон прижимал к груди охапку свежесрезанных нераскрывшихся белых тюльпанов. - Их нужно поставить на рояль, они дополнят обстановку в твоей комнате. Сыграешь мне что-нибудь? - Конечно, только принесу воду для цветов. Вскоре изумительный букет занял своё место на крышке рояля. Солнечные лучи искрились в гранях хрустальной вазы. Рауль обнажил стройный ряд чёрно-белых клавиш, заставил рояль томно вздохнуть, неуверенно коснувшись их пальцами, и с благодарностью посмотрев на Иасона. - Я думаю, это будет импровизация, навеянная сегодняшним утром. Пауза. Кружевной иней слегка задел клавиши, когда руки замерли над ними, Рауль, выпрямив спину, вопрошающе поднял лучащийся взгляд на Иасона и заиграл. Но тот не заметил глаз, ищущих его немого одобрения. Когда музыка стихла, Рауль низко наклонил голову и замер. А Иасон, приблизившись, кончиками пальцев приподнял его лицо за подбородок. - Неподражаемо. Рауль отстранился. - Это не стоит подобной похвалы, я просто переложил на музыку своё настроение. Благодарю за цветы. Они восхитительны. Иасон произнёс: - Ты путаешься в чувствах, как мальчишка. Не удивительно, подобное свойственно творческим натурам. Это жар залил кожу на щеках или солнце припекло слишком сильно? - Иасон… - Да? Лицо горело, а сердце сковал холод. - Я… - Как жаль, сорванные цветы обречены на медленную смерть. Их красота и благоухание - лишь её ожидание. Ожидание смерти хуже, чем сама смерть. Что я наделал? Оборвал единственную нить, связывающую нас, уничтожил последнюю надежду… Пусть я был для него никем, но я мог находиться рядом… и мог ждать… Может быть, когда-нибудь… Теперь он ненавидит меня. Нет, ненависть слишком сильное чувство. Тот взрыв гнева – последнее, что он испытывал ко мне. Потом я просто перестал существовать для него. Лучше бы ты убил меня, Иасон, а не бросил, полупридушенного, медленно умирать без тебя. Иасон… пришло время узнать, хорошо ли мебель Консула Амой чистит обувь хозяина. Я сравняюсь с пылью на твоих ботинках, но я вымолю у тебя прощенье… **** Дом в Апатии выглядел так, будто здесь уже давно никто не жил. Тёмные окна фасада равнодушно смотрели на господина Советника. Вокруг было тихо и безлюдно. Казалось, только холодный ветер обитал здесь. Рауль беспрепятственно вошёл внутрь, воспользовавшись известным ему кодом. Непрошеного гостя никто не встретил, и он даже не смог осведомиться, дома ли хозяин. Пустота обступила со всех сторон, от этого ощущения заброшенности у Ама по спине крался противный холодок и нарастало беспокойство. Блонди пересёк огромный холл, поднялся по широкой лестнице на второй этаж и в нерешительности остановился посередине площадки. Куда идти? Весь дом до самого утра не обойдёшь. - Иасон! «Иасон-Иасон-Иасон-Иасон»… - повторило эхо. Раулю стало не по себе. Ещё секунда – и он был бы готов бежать отсюда сломя голову, лишь бы не оставаться одному в этой всёпоглощающей пустоте. И вдруг: - Потерял кого-то? - Иасон? Как он смог так бесшумно подойти ко мне? Глупый вопрос… Рауль обернулся. На него смотрело дуло пистолета. Вот сейчас он точно убьёт меня. Кому бы пришло на ум сунуть голову в пасть разъярённому льву? Скорей бы… - Вернулся за «сувениром»? Сожалею, но вынужден тебя огорчить, я не ношу подобных украшений. Ну, что же ты медлишь? Рауля оставили силы. Он опустился на колени. - Убей… - Как патетично, но неубедительно. - Иасон… - Раздевайся. Пожалуй, я дам тебе возможность оценить преимущества моего мужского достоинства, когда его ничто не связывает. Я сегодня долго выбирал, что бы мне надеть. Как оказалось, не зря. - Прости… Иасон отбросил оружие в сторону: - Будь добр, прими снова коленопреклоненную позу. - Тебе почистить обувь, любимый?.. - На колени. Рауль подчинился. - А теперь, господин Ам, потрудитесь нагнуться. Жребий брошен. Дело только в цене, которую ты назначишь. - Раздвинь ягодицы. За шоу уплачено сполна. Как тебе товар? Надеюсь, ты не продешевил? Рауль стиснул зубы, закрыл глаза и позволил себя изнасиловать. Когда всё было кончено, Минк оттолкнул его от себя: - Ты ничем не отличаешься от цересской грязи, Ам, - затем Рауль услышал удаляющиеся шаги. Дрожа всем телом, он лежал на ледяном отполированном камне – голый и раздавленный. Прости… Я заслужил это, любимый…
Sizuna: ИАСОН …стоял под тёплыми струями. Ощущение, что он выпачкался в экскрементах, не оставляло его с тех пор, как он оттолкнул Рауля от себя, и заставило тщательно вымыться. Трость, с которой он теперь не расставался, уютно пристроилась в углу ванной комнаты и сверкала рубиновыми глазами на драконьей голове набалдашника. «Ну что, получил удовлетворение»? «Замолкни!» «Как тебе заново содранная кожа собственного эго? Тебе понравилось»? «Замолчи»! «Нет, это ты замолчи. От тебя несёт трёхдневной падалью или тухлой рыбой. Это опять смердит твоя похоть. Какая вонь»! Поборов приступ тошноты, блонди, выключил воду, вышел из душевой кабинки, вытер голову, надел халат. А мерзкий голосок продолжал нашёптывать. «Ты прикасался к нему. Ты был у него внутри. Он позволил тебе втоптать в грязь, растереть и смешать с землёй своё достоинство, и ты с наслаждением воспользовался этим. Ты надеялся, что он сдерзит на сказанные тобой унизительные слова и заставит тебя выстрелить, но в ответ услышал лишь умоляющее: «Прости». Ты смотрел, как он покорно раздевается, обнажая свою плоть… У тебя не поднялась рука, убить его, но зато поднялось кое-что другое. Да, он вёл себя, как животное, доведённое до отчаяния, но и ты оказался ничуть не лучше!». Минк схватил трость, и в приступе дикой ярости швырнул её в зеркало. Осколки дождём посыпались на пол. Звон бьющегося стекла заставил Иасона овладеть собой. Что со мной? Кто я теперь? Я потерял себя и разговариваю с чёрной тенью, поселившейся у меня в душе. Когда я проморгал её? Когда я позволил ей взять над собой верх? И кто в этом виноват? Гай, заманивший меня в ловушку? Или Рауль, надевший на меня кольцо пэта и превративший в своего раба. Рауль… Ты опустился на колени… Голый… Дрожащий… На секунду в сердце шевельнулась жалость, но только на секунду. Ты больше не существуешь для меня, Рауль. Ты умер в тот момент, когда я, надругавшись над твоим телом, оттолкнул тебя. Я вычеркну тебя из своей памяти, иначе не смогу снова обрести себя, найти почву под ногами. Тебя нет, Рауль Ам. Из-под груды зеркальных осколков послышался гадкий смешок. «Ох! Как трогательно, но не у-бе-ди-тель-но. Забыть? Ты хочешь забыть, то, что он сделал с тобой, или его самого? Пожалуйста, сначала определись с ответом! А то, я смотрю, ты начинаешь путаться в чувствах. Он тебе безразличен? Да? Отлично. Тогда почему до сих пор так больно? Может быть, ты ненавидишь его? Неужели? Отчего тогда не смог убить? Задушить в лифте, например? Или пристрелить, как бешеную собаку, у себя в доме? Труп сжечь в крематории, а пепел развеять по пустыне Дана Бан? Ты не сделал ничего! Почему? Признайся, Иасон, тебе нравилось то, что он делал с тобой, подавив твою волю! И Рики это тоже нравилось». - Рики… Из комнаты донёсся сигнал трайсера внешней связи. Добравшись до истошно звонящего видеофона, Иасон раздражённо нажал клавишу ответа. На экране возникла дымовая завеса, за ней – рыжая чёлка, закрывающая половину лица. - Катце? - Не разбудил? Мне необходимо вас видеть, господин. - Хорошо, если ты заедешь за мной, – я в несколько разобранном виде. Экран в то же мгновенье погас. Как всегда, не задаёт никаких вопросов и тактичен до тошноты. Он только успел одеться, влажные волосы ещё не высохли, а его уже ждала машина. Иасон расположился на заднем сидении: - В чём дело, Катце? - Дело в проблеме, находящейся в стенах моего дома. На ходу её не решить. Минк, пожав плечами, откинулся на спинку сидения и закрыл глаза. Машина тронулась. Оказывается, он так устал, что плавное движение быстро убаюкало его, и очнулся он только тогда, когда они приехали. С безотчётным ощущением дежа вю Иасон ступил на тротуар. Который раз судьба бумерангом возвращала его к этому порогу – переполненного счастьем или придавленного плитой ядовито-горького унижения. Что за «проблема» ждёт тебя, Правитель Танагуры, за судьбоносной дверью брокерской норы? - Катце… Не припомню в твоей берлоге подобного бардака! - Прошу прощения за беспорядок, господин Иасон. Сюда, пожалуйста, - извинился бывший фурнитур, указывая на спальню. О, Юпитер… это сон? - Рики… Иасон подошёл ближе, сел на краешек кровати. Рики… Пальцы повторили такую знакомую линию любимых губ. Рики, сладко потянувшись, проснулся: - Иасон? - Рики… мой Рики…
полная версия страницы