Форум
Без тебя.
винни-пух: Я уже устала бороться с этой проблемой. Прошу прощения, но открываю уже третий пост. Название: «Без тебя». Дальнейший текст подвергается проверке, и если Вы находите ошибки, то это – результат моих собсвтенных изменений в последний момент, отнюдь не вина беты. Бета: Leibe, трудолюбивая и заботливая. Вот. Часть 1 - http://ainokusabi.borda.ru/?1-2-0-00000243-000-0-0-1165817002 Часть 2 - http://ainokusabi.borda.ru/?1-2-0-00000279-000-0-0-1169282794 Еще раз спасибо Lynx.
Ответов - 78, стр:
1 2 All
винни-пух: Кушайте на здоровье!
Тень полуночи: винни-пух Спасибо, очень вкусно! *просительно заглядывает в глаза* Надеюсь следующей вкусности ждать не очень долго?
Zainka: Винни-пух, спасибо!!!!!! *Нахально-просительно* А еще? Хотца!
винни-пух: Д а и довольно быстро. но для не особых любителей научной фантастики придется ввести словарь. Предупреждаю, научно-популярное издевательство.
наблюдатель: а последний кусочек такой гру-устный...
винни-пух: ВСВ – выразительное сенсорное восприятие – программа, созданная с помощью воспроизведения ощущений человека, обладающего высокой чувствительностью. Создает полную иллюзию собственного восприятия, но усиленного, более яркого, обычно ориентирована на какое-то одно основное восприятие – визуальное, тактильное или аудио, в зависимости от типа оператора и пользователя. Бывают исключения, если программу, допустим, создавали, синтезируя впечатления нескольких операторов с разной системой восприятия, или в тех исключительных случаях. Сокращенное название программы проецировалось и на симуляторы, работающие с такими программами, и на всю индустрию, занимающуюся выпуском продукции, сценариями, сюжетами и так далее. (см. Уильям Гибсон, как основоположник данного жанра) Не следует путать ВСВ, особенно легальную с программами, часто используемыми наркоманами. Последние преступным образом снабжаются различными мотивирующими метками, типа сублимации поведения, и чаще всего основаны не на записи впечатлений оператора, а на собственной образной памяти, использует ту сумму впечатлений, что находится в памяти пользователя. ВЭВ – по аналогии с ВСВ – выразительное эмоциональное восприятие. Программа, созданная на основе записей человека, обладающего яркой эмоциональностью, способностью переживать и остро чувствовать определенные или многие эмоции. С помощью такой программы, вернее симулятора с такой программой, любой пользователь может получить ярчайшие переживания, не свойственные ему в силу темперамента или возможностей. Если ВСВ чаще используется для шоу, цирковых и развлекательных программ, то ВЭВ – сфера деятельности культуры: театральные постановки, «фильмы» и «сериалы». Оперы и балет, кстати говоря, обычно работает с ВСВ, там важнее чуткость восприятия. Наиболее выдающиеся произведения, как обычно создаются, так сказать, совместными усилиями. На Амой, развитие данной индустрия не превышает среднего уровня: во-первых, сенсорная, а тем более эмоциональная чувствительность – не тот признак, который поощряется системой «Зейн», просто игнорируется. Во-вторых. ВЭВ – вещь не доступная блонди, и соответственно не может рассчитывать на высшее покровительство. Но поскольку обеспечивает немалую прибыль – постольку и развивается успешно.
винни-пух: Собственно, сценарий, по которому навязывают таким образом волю, Рики вполне правильно представляет. И правильно же предполагает, что методика дорогая и пользуется популярностью среди финансовых олигархов, но вряд ли применима по отношению к обычным людям. Предположение о романтической подоплеке попытки отметается со всем возможным для молодого человека сарказмом, и, честно говоря, в данном случае вряд ли этот преждевременный цинизм и жесткость суждений следует считать достоинством. Все-таки Рики еще совсем молод, и нехорошо, когда человек в его возрасте столь опытен в определении... экономических мотиваций. Этот цинизм и это знание – вынужденные, отработанная за время существования с превосходящим холодным интеллектом защита нежного внутреннего тебя от холодных изучающих пальцев захватчика. Если не признаешь за другими сентиментальных чувств, есть надежда, что кто-то всезнающий признает и тебя пустым и циничным, не так ли? От блонди это защищало только частично. Единственной и вполне простительной ошибкой полукровки оказывается его, м-м, скромность в оценке собственного значения. Но стоит ли ожидать от человека, подвергавшегося унижению и безусловному насилию три года, и унижению от существа во всех отношениях превосходящего, высокой самооценки? Вряд ли. Стоит удивляться, что он сохранил хотя бы индивидуальность, не превратившись в неотличимого от остальных раболепного угодника. Эмоциональность же и душевную отзывчивость Рики достоинством не считает: три года петского существования сильно повредили его систему ценностей. Так что мысль о том, что Второй Блонди планеты считает его угрозой для состояния рассудка Первого Блонди, причем сейчас, когда он давно изгнан, и считает такой угрозой, что организует специальные операции по его нейтрализации, никоим образом не может образоваться в голове у монгрела. Что никак, правда, не облегчает задачу Второго. Транслированный биоником блок воспоминаний, плохо организованный и информационно-рыхлый, как всегда у людей, насыщен эмоциями и исключительно яркими образами. Рауль испытывает приступ мигрени от того, что вынужден анализировать столь тяжелый материал, и приступ священного блондевского ужаса, когда окончательно убеждается, что именно эта невероятная яркость, интенсивность, избыточность эмоций при восприятии и создании образов и является для Минка наиболее привлекательной чертой его пета. Выразительность и необычность характера – с трудом, но он может понять такое предпочтение, зная за Ясоном эту вполне приемлемую для лидера особенность восприятия – поиск наиболее выразительных элементов. Природу особи с таким характером понять не может, но может каким-то образом обосновать: в конце концов, Церес не зря является привлекательным полевым полигоном для выращивания именно ментальных аномалий. Но то, что такая эмоциональность и сила импульсов создает исключительно сильные помехи при контакте, а значит, не отображает, как петы, и не поглощает, как его злосчастные экспериментальные особи, – а наоборот, создает и усиливает эти хаотические неконтролируемые потоки из массы нерациональных и постоянно изменяющихся факторов и их сочетаний – это общеизвестный факт. И эти помехи вызывают немедленные сбои и задержки в работе совершенного мозга, и подобный хаос необратимо разрушает сложные ментальные структуры. Так как же Ясон Минк, Первый Консул, мог осмелиться так рисковать собой и своей планетой?! Ради чего? Ради какого эксперимента? И как могла позволить и позволяет это Юпитер? И как он до сих пор справляется? А справляется плохо: его состояние крайне нестабильно. Рауль полагает, что консул удерживает разрушение рассудка сознательными волевыми усилиями, но ведь не может же он не отдавать себе отчета, что долго таким образом не выдержать? А его мозг разрушается, разрушается неповторимая личность, и если не предпринять никаких действия – Минк перейдет критический порог и будет уничтожен. Почему раздражающий объект, даже будучи удаленным из сферы влияния, продолжает проявлять свое негативное действие? С огорчением блонди был вынужден констатировать, что эмоции, по-видимому, способны к аккумуляции и продолжают оказывать свое разрушительное воздействие и по истечении срока физического взаимодействия. Раньше такое свойство он наблюдал только у людей. Именно у людей, не у петов, но обнаружить подобный механизм у блонди – это что-то... неприличное. Не слишком способствовал спокойствию и бесстрастной оценке и характер материала: хотя он и состоял из отрывочных воспоминаний монгрела, но воспоминаний ярких и в большинстве своем насыщенно-чувственных, и уж тем более не облегчало задачу то, что главным объектом приложения этих чувств и желаний – единственным, собственно – был Ясон Минк. Дикий и непохожий на себя Ясон Минк с отвратительно выразительным лицом и полной открытостью чувств, которых вообще не должно быть. Ясон Минк, трогающий своего пета и реагирующий на его слова и эмоции, Ясон Минк, ласкающий тело своего пета, берущий полукровку с таким же упоением, как это делал бы человек, наслаждающийся эмоциональностью проклятого монгрела, как будто это самое желанное сокровище на свете. Ясон Минк, не только не подавляющий, но вслушивающийся в чужие эмоции и приветствующий появление своих. Это было ужасно. Это было недопустимо, отвратительно. Но и вызывало удивление, что после такого явного, очевидного эмоционального взрыва не последовало никаких заметных разрушений рассудка. Эм специально сверился со сроками, хотя это и трудно было установить из-за путаницы и бессвязности воспоминаний монгрела, но в тот отрезок времени, с появления особи в доме Минка и до ее неудачной коррекции, показатели эффективности деятельности Консула не только не страдали, но и отличались уверенным ростом. Никаких кризисных явлений, словно эта эмоциональная нестабильность вместо разрушительного фактора становилась своего рода допингом, параметром оптимального режима. Фантастический и чудовищный по своей сути вывод, но единственный, полностью объясняющий создавшуюся ситуацию. Еще раз, мысленно подивившись той иногда необъяснимой, но верной последовательности связанных событий, что люди именуют роком, Рауль убедился в верности своего намерения. Нельзя уничтожать полукровку, не сейчас, не в тот момент, когда разум Ясона и так на грани. Отсутствие монгрела действительно не дает возможности Консулу избавиться от эмоционального элемента, к сожалению, слишком длительный и рискованный эксперимент привел к появлению устойчивого действующего образования в сознании блонди. Удалить образование можно лишь коррекцией, но она явно не рекомендована Юпитер либо... собственной волей пострадавшего. Конструкт является собственным произведением Ясона, в любом случае, монгрел служит лишь образцом возможной эмоциональности – внешним, а потому относительно безопасным источником хаотического восприятия. Количество человеческих особей, обладающих выразительным сенсорным восприятием в одной или нескольких сферах одновременно, не так уж мало, и пет Минка в полной мере относился к этим любопытным существам. Помнится, Рауль после первого же сканирования подумал, что, родись существо в Мидасе, давно стало бы звездой ВСВ: визуальное восприятие монгрела было несколько менее ярким, но кинестетическое – выше знаменитых параметров Бранги Йолрла, неизменной приманки «Идору Тихи» уже на протяжении двух десятилетий. Как блонди, существо, изначально обладающее исключительной сенсорной чувствительностью в ущерб эмоциональной, Рауль в полной мере мог оценить подобные параметры, хотя, будучи, как все белокурые, визуалом, предпочел бы иной вариант выразительности. Однако место рождения особи лишало его возможности стать официальной звездой шоу-компаний, но увеличивало куда менее приятные перспективы стать источником нелегальной продукции такого же рода. Та же программа, основанная на записях людей, обладающих чрезвычайным сенсорным восприятием, но не ограниченная стандартным прерыванием – виртуальный наркотик, когда внушаемая реальность настолько ярче и острее, чем настоящая, в виду развитости восприятия пользователя, что отказываться от «мира грез» очень не хочется и становится все труднее. Этот тот же наркотик и механизм привыкания точно такой же, но отвыкание без коррекции практически невозможно. Природа биохимическая, но воздействие идет непосредственно на мозг. И если официальные звезды «Выразительного Сенсорного Восприятия» и так часто становятся жертвами стимуляторов, то что говорить о рабах нелегальной индустрии? Интенсивные записи, насильственное стимулирование, сильнейшие наркотики – большинство источников умирает от нервного и физического истощения с проводами сканеров прямо в оголенном мозгу, и смерть их – не менее увлекательная запись, чем сны, и пользуется не меньшей популярностью, хотя и стоит соответственно. На Амой, кстати, подобная индустрия развита намного меньше, чем на планетах Федерации. Отнюдь не в силу высокого морального облика, а по причине малого спроса: система «Зейн» сказывается. В большинстве своем граждане диковинной цивилизации предпочитают вполне официальные развлекательные версии или куда более высокие по классу варианты чрезвычайной эмоциональности. На планете, где проявление чувств не в чести, выразить и прожить свои чувства на пределе сил довольно трудно. Можно, но трудно и нельзя особо демонстрировать. Но когда мир вокруг тебя предлагает лишь скромные отражения истины, а все остальное спрятано или не существует, где искать того, кто разделит их с тобой? Вопрос, честно говоря, типичный для всех форм человеческого общества, и, уж конечно, амойская цивилизация в этом не исключение, да и способ – тоже точно не исключительный. Скорее, интересным параметром надо считать именно предпочтение эмоциональных симстимов сенсорным и, естественно, большую заинтересованность потребителей в артистах, способных к образованию и передаче чувств, ярких эмоций, выразительных переживаний. В принципе, это то же самое, что всегда требовали зрители, но, в отличие от артистов на сцене, где огромную роль играет умение, а не только талант, в симстиме погружение в "чувствование", в переживание должно быть абсолютным. Яркость чувств изнутри сыграть нельзя, и ни сценарный генератор, ни усилитель не способны скрыть отсутствие этого дара. Обыкновенный человек при всем могуществе пси-техники не сможет создать нечто выше рангом хорошего ролика. Артист, способный к изображению чувств – среднее зрелище, шоу, где недостаточность эмоционального плана прикрывается визуальными эффектами и умением манипулировать своеобразными ментальными маркерами, предварительно внушаемыми потребителю, наподобие табличек с указанием аплодисментов, что использовали при записях древних шоу. Настоящий продукт – как стабилизированную программу, так и полностью активный двусторонний реализатор – может создать только соответствующий талант: эмоциональный генератор, человек, способный переживать выразительные и яркие эмоции и с немалым ресурсом выносливости и воспроизводимости. А таланты в любой области – это таланты, и они довольно редки. На Амой, так же как и везде, к таким людям, в жизни, честно говоря, довольно тяжелым именно из-за этой чрезвычайной эмоциональной возбудимости и яркости, относятся с тем же уровнем трепетного и требовательного восторга, с которым относятся не просто к звездам или известным личностям, а как к любимым, народным в полном смысле этого слова артистам. Ценность таковых определятся большим количеством факторов: эмоциональностью, спектром эмоций, скоростью генерации и сроками восстановления, интенсивностью и предпочтительностью области положительных или негативных эмоций. Редкость подобных особей почти полностью ликвидирует опасность нелегального пользования. Официальные компании представляют собой настоящих монстров и вполне способны выудить нужные дарования из лап черного рынка. Жертвами последнего, кстати, обычно и становятся монгрелы в виду невозможности прямого, официального, так сказать, прослушивания, и практически никогда не становятся петы: данные особи созданы для эмоционального отражения, а не генерирования. Ну и, естественно, соображение безопасности – безопасности, как для рассудка, так и для сознания, – более чем немаловажное для общества, основанного исключительно на принципах полезности элементов. Сенсорное восприятие чрезмерной яркости способно с огромной скоростью исчерпать физические ресурсы, оставив после себя сильнейший сенсорный голод, также как и наркотики. С эмоциями, если, конечно, не произошел сбой программы, дело обстоит иначе: любой нормально созданный сценарий позволяет утолить голод эмоциональный, который даже при максимальной интенсивности после реализации оставляет чувство удовлетворения. Появляется и иногда весьма настойчивая, вплоть до зависимости, потребность в повторении, но не в постоянном стимулировании, и в большинстве своем не вызывает даже желания более острого восприятия. Принцип Тантры в этой интересной области реализуется в полной мере: интенсивность использования воспринимается сознанием как яркая реализация своих желаний, и, требуя восстановления затраченных ресурсов, способствует длительной стабилизации психики. Для блонди же подобный метод утоления потребностей невозможен в принципе: во-первых, в силу эмоциональной пустоты, а значит, и отсутствия потребности как таковой, во-вторых, сильнейшие переживания и провокационные ситуации «Выразительного Эмоционального Восприятия» – а они потому и привлекательны, что чувства, проживаемые в симстиме, намного сильнее, ярче и тех, что обычно рискуешь испытать в жизни, – способны необратимо дестабилизировать мозг блонди после первого же воздействия. Для сына Юпитер это все равно, что дать согласие на добровольное безумие. Так как же Ясон мог сам, по собственной воле, использовать этот одушевленный вариант эмоционального симулятора личного пользования? Блонди воспринимают эмоции в виде хаоса, в виде потоков несортированной и. непригодной к пользованию информации, которую немедленно отвергают. Стандартной реакцией блонди на попытки принудительного пси-воздействия такого рода, если уж они имеют место быть, будет немедленное самокапсулирование сознания вплоть до физической комы – пока не явятся белокурые сотоварищи и не освободят из мерзкого пленения, надо полагать. В такого рода коме блонди может пробыть довольно долго, в лабораториях крайний срок исчерпывался полугодом, и полностью придти в себя после стандартной фильтрующей коррекции. Мозг Ясона не только не отреагировал нормальным способом, но и оказался способным к эмоциональному взаимодействию с человеком. А ведь не секрет, что прямое чувственное воздействие на блонди невозможно: необходима немалая аппаратная поддержка. Так как Минк поставил над собой ТАКОЙ ОПЫТ? Самостоятельно. Без консультаций со своими наблюдателями. Или это один из закрытых параметров проекта? Ужасное предположение, на грани святотатства: модель Ясона Минка хранит проектную ошибку, ошибку не случайную, а сознательно введенную при реализации. Чудовищное предположение, но проект успешно функционировал, как до встречи со своим случайным активатором, так и после него, и настоящая проблема возникла не в результате активации эмоциональной компоненты как таковой, а при детерминировании связи, в результате образования единственного объекта приложения эмоций. При возникновении зависимости, образовании связи двусторонней. Собственно, в этом и состоит ошибка Ясона – нельзя выступать в роли участника эксперимента, являясь одновременно основным наблюдателем. И эта связь, функционирующая в течение двух лет, как минимум, способствовала образованию своеобразного накопительного элемента, и будучи прерванной, а не уничтоженной, как следовало бы, активировала этот элемент. В результате, связь при удалении объекта продолжает действовать и требовать косвенного существования источника. «Я прав в своем решении: монгрела нельзя уничтожить. Все проведенные анализы только подтверждают правильность второго вывода. Ясон может нейтрализовать действие своего «эмоционального аккумулятора» только самостоятельно, сознательно уничтожив не объект приложения, а его значение. Для этого объект должен быть лишен уникальности, потерять привлекательные для Минка свойства».
винни-пух: Грустный кусочек говорите... ну-ну.
винни-пух: – Рики, ты куда? – В Мидас. Прошвырнусь. – Я с тобой. Рики равнодушно пожимает плечами и спокойно ждет, пока парень смотается наверх за новеньким плащом. Люк, страшно обескураженный его недавним бесследным исчезновением из клуба, вознамерился следить за монгрелом более тщательно, но вот с придумыванием повода у него не очень. Самым простым было бы озвучить повышенную эмоциональность своего отношения к боссу. Но, во-первых, здесь все такие, так что признаваться в платонической и не очень любви к Темному стало едва ли дурным вкусом. Все они этим страдают, и все прошли через активные фазы. Во-вторых, есть Гай, и хотя они давно не любовники, но ухаживать или соблазнять темноглазого на глазах его бывшего дружка – это уже не дурной тон, это просто хамство и наглость, и предательство старой дружбы. Во всяком случае, участники банды пока согласны придерживаться именно такой точки зрения, а другого способа привлечь эксклюзивное внимание Рики его друзья как-то не представляют. Но что-то ж надо делать со всей этой фигней? А фигня все – сплошная. Фигня – то, что происходит у них с Гаем, полная фигня, и никак не разрешается ни в одну, ни в другую сторону. Фигня – то, что происходит с Рики, и дело давно уже не в той неудачной попытке самосожжения, а в самом Рики, которому здесь не место и который все больше мучается и страдает от этого. И если остальным «бизонам» он еще может замутить мозги внешним спокойствием и новыми захватывающими операциями – а дела их двинули в гору после восстановления контактов с Катце, еще как двинули, и все, конечно же, благодаря Темному, – то Люк на такое больше не покупается. Успех, слава, деньги, влияние – все то, что является ценностями, действительно является ценностями, и уж тем более в среде Цереса, где добиться подобного намного труднее, в силу вырожденности информационной среды и общей примитивности характеров, для Рики почему-то ценностью не является. Черт, где бы он ни шлялся и чтобы ни делал, но оставаться лидером разросшейся и сильно увеличившейся в авторитете банды может только человек, обладающий твердой волей, выдержкой, умом и хладнокровием. Причем вышеперечисленные параметры, в силу упомянутой инфернальной психологии обитателей Цереса, должны быть воистину выдающимися. Они есть у их вожака, без сомнений, и он является именно тем редким харизматическом лидером, чье влияние на людей основано на выразительности характера, яркого, привлекательного и подтверждается как волей, так и умом, что весьма и весьма немаловажно. Завоевать души рядовых бойцов можно, проявив несгибаемую волю и мужество, но вот оставаться авторитетом для такой прожженной души, как Майкл, можно, только демонстрируя быстроту и неординарность мышления. Так почему при всем этом Люк остро ощущает... равнодушие монгрела? Равнодушие, безразличие к результатам, и Рики интересуют только деньги в качестве конечного результата, но они никогда не являются его целью, и одной только дикой эскапады в институте геронтологии достаточно, чтобы подтвердить неизменное благородство монгрела. Они захватили и удерживают власть в двух районах, они слывут самой удачливой и самой сильной командой, и это правдивая правда, и предложения следующие «Бизонам» все перспективнее, и слава легендарной банды все ярче, а Рики... словно скучно. Он равнодушен по отношению к целям, и ему скучно во время действий. Пожалуй, сейчас только бешеная гонка на байках способна вызвать в нем адреналиновый блеск. Сид, кстати, тоже что-то подозревает. Они тогда чуть не вляпались благодаря вспыльчивости Норриса, и когда Сид отвесил ему подзатыльник и выругал своим специфическим образом из хмыканья и укоризненных взглядов, очень не сочетающихся с его неслабой ручкой, мальчишка попытался спорить: – А ты мне не указ. Ты не Рики. – А Рики тебе бы и не так всыпал. Ты че болтал, придурок? Ты что оглазел и не видел фискала? Норрис что-то пыхтит, возмущается, но, в конце концов, смиряется. – Не видел, – он шмыгает носом, смотрит почти виновато, – правда, не видел. – А то, что болтать о своем наводчике и без фискала нельзя, ты не знаешь? Что узнай о Крамике «Голджи», что бы было? Не понимаешь, что «Шарик» на нас всю кодлу бы натравил? Парень опять долго шмыгает, но выдает не то, что ожидает Люк, а то, что вновь болезненно толкает его. – Да ладно, выкрутились бы. Рики бы все придумал. Блин. Вот именно, Рики бы все придумал, один свет в окошке и одно светлое пятно на солнце. Люк едва не сплевывает в сердцах: «Ну что делать с идиотами?» – и даже замирает, когда Сид говорит своим медлительным размеренным голосом: – А ты что думаешь, Рики тебя всю жизнь за собой таскать будет? Своими мозгами не хочешь попробовать пошевелить? В то, что Сид охвачен воспитательным пылом по отношению к болезненному холерику, Люку верится мало. Вызвать на откровенность этого большого и уравновешенного до состояния каменной стенки парня не представляется возможным, но, хорошенько надравшись, он стал посматривать на вожака с очень странным выражением. Грустным, что ли, неуверенным, смиренным. Все не так в этой жизни, все неправильно. Рики, растаяв на глазах в клубе, исчезнул на несколько суток, а потом еще пару раз испарялся в неизвестном направлении. Парни особо не беспокоились, кроме Гая, конечно, но тот к активным действиям в вопросах, касавшихся Рики, способность утратил, а беспокойство Люка воспринималось как развивающаяся паранойя или вызывало поддразнивания и намеки на его сердечное происхождение. Люк в результате за все старания получил от Гая по шее – вполне себе заслуженно, но потом Рики таки объявился с очень любопытным планом. Подготовка операции заняла почти две недели, благодаря несколько специфическому «оборудованию», но и ограбление склада компании «Этака», маскирующей под поставками мелкого климатического оборудования контрабанду штаммов вошло буквальным образом в историю Черного рынка. Во-первых, было оплачено дважды, со стороны покупателя и со стороны конкурента вышеупомянутой компании, во-вторых, специфичность использованного «глазастого» оборудования привлекла усиленное внимание полиции, что привело к лишению «Этаки» лицензии на вывоз и к полному распаду компании. Последнее весьма способствовало определенным захватническим намерениями Катце и вызвало конкретное благоволение дилера. Собственно, перемещение основной деятельности банды в русло крупных операций и существенное повышение ее рейтинга следует относить именно к этому периоду. Рики тогда развлекся малехо, Люк заметил: мотался как наскипидаренный, смеяться снова стал, подшучивать над парнями, и даже Гай как-то повеселел от его внимания. Да ненадолго его хватило: что-то там случилось в том долбанном клубе, Рики после того раза так ведь в клуб больше и не ходил. Ни в тот, ни в какой другой. «Что ж, блин, опять случилось, солнце ты наше?» Спустившись, Люк обнаруживает внизу Норриса, как всегда взъерошенного и в состоянии повышенного возбуждения. И определенно собравшегося гулять вместе с ними, судя по жестикуляции и воплям: – Вау, Люк, ты весь такой блестящий! В Мидасе ослепнут – все карманы наши. Люк невольно морщится: какие, на фиг, карманы, тебе не надоело? «Бизонам», лучшим потрошителями закрытых объектов, вляпаться по глупому, лазая кому-то в карман, как выпускникам «Гардиана»? Блин, когда идиот вырастет, а? – Ага, вот только этого нам и не хватало. Катце нас сразу вытурит, если мы на такой мелочи проколемся. Резкий тон, злость, что отлично слышны в голосе парня, явственно огорчают младшего «бизона», и он обиженно говорит: – Я только пошутил. Чего ты взъелся? Что я, совсем, что ль, тупой? – По тебе не скажешь, но видимость обманчива, – язвительно отвечает Люк, но все же смягчается: – Не тупой, так не болтай ерунды, а то тебе верить перестаешь. – Да ладно вам, парни... – Ладно, да не лады! Норрис, учись держать язык за зубами, от твоего языка одни неприятности. – Да кончай уже. Рики, скажи ему. – Хватит, ладно, Люк. А языком ты вправду молотишь, как мельница. Смотри Норрис, полезешь кому в карман – сам прибью. – Да ладно тебе! В конце концов, они таки направляются в Мидас. Не на байках, а воспользовавшись одним из нелегальных туннелей, ведущих к станции «подземки», и конечно, уже обсужденный всеми болтливыми языками района плащ Люка – полихромная ткань с саморегуляцией и моднейшей «зернистой» обработкой, имитирующей цифровую ткань файла – немедленно привлекает внимание. В основном, малолетней или сексуально-озабоченной публики, но для этого ведь и существует индустрия моды.
винни-пух: Хотя, понаслаждавшись эффектом обновки, Люк вынужден с досадой констатировать, что и в самом последнем прикиде конкурировать с Рики не получается. Обычные, до отсутствия опознавательных признаков, джинсы и свитер не маскируют, а скорее выделяют полукровку, выступая теряющим значение фоном перед его резкой, яркой красотой и ощутимой нервной силой. Так что не приходится сомневаться, что оглядываются на них благородя сияющему плащу и личному обаянию Люка, а следуют внимательным зачарованным взглядом за темноглазым гибким парнем, ни капли не прилагающим для этого усилий. – Блин, с тобой хоть не ходи. Рики с прохладным удивлением смотрит на друга. – То есть? – А то и есть. Старался, одевался, а рядом с тобой на меня даже не смотрят. – Почему? По-моему, смотрят? – Рики указывает на двух граждан, точно граждан, заинтересованно осматривающих друзей, но Люк только фыркает. – Ага. Тогда оглянись и посмотри на кого они смотрят. Хошь, я даже отойду? Монгрел с легкой досадой пожимает плечами, причины огорчения друга ему явно кажутся надуманными и глуповатыми. А Люк, оглянувшись, убеждается, что оба парня провожают глазами именно Рики, с той долей недоумения и легкой ошарашенности, которая обычно возникает при встрече неожиданной и чем-то увлекательной. – Ну вот, на тебя пялятся. Я ж говорил. – Люк, ну ты вообще поехал. Какое тебе дело до тех парней? Тебе что, кто-то понравился? – недоумевает Норрис. – Никакого. И мне они не понравились. Но факт остается фактом: если идти рядом с тобой, никто меня не видит. Да вообще рядом с тобой никого не видят. Рики качает головой, прекрасно зная этот известный трюк. Он умеет быть незаметным, умеет не привлекать лишнего внимания. Ну пошел парень, ну смазливый, очень даже, ну и что? Мало ли на свете хорошеньких мордашек и горячих попок? На всех хватит. Лишнее пристальное внимание привлекает как раз Люк, но наблюдатель, привлеченный блеском, невольно вынужден оказать определенное внимание и спутникам яркого объекта, и тогда этот спутник, если обладает достаточно выразительным экстерьером, по контрасту покажется более интересным, чем на самом деле. – Это все твои глаза, – приходит к выводу парень, заставляя Рики засмеяться. – Ну-у, это отчасти верно, но не думаю, что мой новенький «глазик» настолько привлекателен. Парень упрямо качает головой и повторяет: – Не-а, это все твои глаза. Ты как посмотришь – так ровно молнией полыхнешь. Ты ж взглядом любого мудака остановишь. – Брось. – Я серьезно. Рики отворачивается с равнодушным видом, но на Люка словно азарт какой-то накатил. – А я говорю – можешь. – А что? Ты попробуй, Рики. Люк правду говорит, – подключается Норрис, и двое друзей начинают совместно уговаривать темноглазого. – А я говорю, серьезно. – Хватит вам. – Да ты только попробуй. – А что, веселуха будет. – Давайте на спор. – Ага, сколько проглазеешь. – Нет, Норрис начнет рожы корчить, и все попадают. – Да кончайте уже. Но на развеселившихся парней действительно как накатило, и они смеются, подначивают и теребят Рики до тех пор, пока не вынуждают согласиться на своеобразное соревнование в «Кто кого пересмотрит». – А если я пересмотрю? – спрашивает Норрис. – Кто, ты? Та никогда в жизни! У тебя терпения не хватит глаза держать неподвижными. Шутливый спор раззадоривает друзей, оба «Бизона» начинают кидать на окружающих столь «увлекательные» взгляды, что народ начинает шарахаться, и Рики здраво решает, что их троица стала привлекать излишнее внимание. Они в Мидасе. – Так, хватит, иначе вы сейчас до полицейских андроидов доглядитесь. – Ну Рики, ты еще не пробовал, – хихикает Норрис, уворачивается от подзатыльника и впрямь корчит рожицы и хохочет на всю улицу. – Давай, Рики, ты не пробовал. «У тебя удивительные глаза, полукровка. Ты способен привлекать людей». Это верно, он способен, и подчиняясь тому расслабленному состоянию, которое вызвали его развеселившиеся друзья, Рики позволяет себе шалость. Не старается, честно. Нечаянно или случайно? Те, кто играют в игры, считают себя свободными в выборе, а те, кто эти игры создают, прекрасно знают, как мотивировать нужный выбор: высокий светловолосый гражданин притягивает взор полукровки схожестью не столько настоящей, сколько желаемой, и не беспокоит, потому что на самом деле не похож на блонди. Высокий, но не намного выше Рики, стройный и изящный, но вполне в человеческих мерках, светлые льняные волосы, темные у корней, где схожи цветом с опавшими осенними листьями, и карие глаза – огромные и солнечные, как янтарь. Красивый парень, редкое очарование элегической печали и нежданных солнечных дней – красивый. Рики провожает его глазами, чувствуя, как сжимается сердце в нежной грусти, и невольно ловя взгляд – уже больше по собственной воле, чем на спор. Парень, добравшийся до границы посадочной площадки, поворачивается, скользит взглядом по «Бизонам» и продолжает путь. Верне, пытается: нежданно осознав, что видит нечто необычное, светловолосый вновь поворачивается, оглядываясь и видя уже только Рики, и чем дольше он смотрит на темноглазого прелестника, тем больше недоумения и потрясения во взгляде. Что это? Кто это? Что происходит? Они стоят в каком-то странном равновесии, связанные взглядом, только глазами, вглядываясь в недоумении и ощущая странное ожидание. Вернее, чувствуя, как ожидание уходит и приближается собственно то, ради чего они встретились глазами – приближается нечто особенное, и как бы ни мала была причина встречи, но сейчас явится чудо. Канон так и называется: вспомнив, Рики резко опускает взгляд, и парень шатается так, что едва может устоять на ногах. Норрис восторженно охает, но восторг тут же переходит в предупредительный крик: гражданин, покачнувшись, невольно отступает на шаг, оказываясь в районе посадочной площадки. Ничего особенного, но именно в этот момент стремительно опускающийся экипаж ведет в сторону, и угол машины задевает юношу. – Сзади! – пропадает зря предупреждение Норриса, светловолосый катится по асфальту, безжалостно пачкая длинные светлые пряди. Аэрокар тут же взлетает и опускается намного дальше, к упавшему несется служитель и андроид, и Люк тянет Рики за рукав, намекая, что пора и честь знать, от греха подальше, но Рики сбрасывает его руку и устремляется к пострадавшему. Он должен точно знать, что его дурная выходка не привела к необратимым последствиям. Парень лежит на спине, по идее в сознании, но точно в шоке: вместо того, чтобы стонать от боли и просить о помощи, он с неопределенно-удивленным выражением глядится куда-то в небо, и ему требуется не меньше 10 секунд, чтобы сфокусировать взгляд на склонившемся к нему лице. – Ты как? – Рики с беспокойством, придающим такую прелесть и одухотворенность его красоте, всматривается в незнакомца. Тот еще какое-то время молчит, оценивая его слова – ну конечно, шок – но потом глаза вдруг распахиваются так широко, что Рики видит себя в янтарной глубине. – Я? – парень отводит на секунду глаза, словно может объективно оценить свое состояние, но, когда возвращается взглядом к Рики, говорит что-то несусветное, – замечательно. У него пушистые ресницы и теплая молочная кожа, выпачканная в крови и пыли, тонкие брови и нежные, деликатные черты лица. Он не отрываясь смотрит на монгрела, и в глазах столько восторга и удивления, и неверия, что все это на самом деле происходит, что Рики странным образом теряется. – Замечательно, – повторяет раненый, с восхищением вглядываясь в склоненного к нему монгрела. Четкое ощущение, что если бы мог шевелиться – протянул бы руку погладить, убедиться в реальности темноглазого видения. «Точно шок, парень вовсе не соображает ничего». Рики автоматически прикидывает, на чем и как вывезти раненого, и уже тянется к шее гражданина, проверить целостность позвонков, но тут крики бегущего медтеха приводят его в чувство, и монгрел быстро вскакивает. Андроид, не полицейский, конечно, но муниципальный, и если он незамедлительно не исчезнет, то вляпается по полной программе. Рики уступает место медтеху и, воспользовавшись небольшой суматохой, растворяется в ближайшем переулке. Не видит, как пострадавший провожает взглядом, стараясь не потерять из виду.
TN1: винни-пух пишет: подвергавшегося унижению и безусловному насилию три года, и унижению от существа во всех отношениях Надо бы убрать второе "унижение" , на мой взгляд. З.Ы.: такое чувство, что после вашего фанфика я буду ненавидеть Ясона . Какие бы цели и результаты у него не были... бедняжка Рики .
Liebe: TN1 пишет: Надо бы убрать второе "унижение" Не-а, это не третий однородный член, а уточняющий оборот.
винни-пух: такое чувство, что после вашего фанфика я буду ненавидеть Ясона Ну вот, а некоторые, только это найти надо где и кто, называли моего Ясона "звездным образом". Моя точка зрения такова: в большом человеке всегда много всего намешано, и плохого и хорошего, и чем больше масштаб личности, тем выразительнее присущие ей свойства, и плохие и хорошие. А вообще, я себя начала в тайном мазохизме подозревать, честное слово. Но Ясону в свое время тоже худо придется, обещаю. Как хорошо, когда бета есть и есть кому обьяснять с грамматической точки зрения мои авторские закидоны. Liebe, как хорошо что Вы согласились стать моей бетой!
винни-пух: Эмоциональность является врожденным свойством монгрела и может быть уничтожена только с матрицей носителя. Поразмыслив, Рауль приходит к выводу что помешательство или психическое заболевание полукровки повлекут такие же разрушительные последствия, как и утилизация, а значит, неприемлемы. Способность к эмоциональному переносу в две стороны, в отличие от петов, также являющаяся пси-характеристикой объекта, более доступна для уничтожения, но требует длительной аппаратурной обработки. Можно сделать монгрела рабом ВСВ и косвенным образом способствовать быстрому износу экземпляра, но за петом наблюдают. Рауль убедился в этом с помощью весьма нехитрого приема. Когда выяснилось, что Минк не отменил регистрацию и уничтожение полукровки требует специального приказа андроида, Эм обратился к человеческим специалистам, но «заказал» не убийство, а нападение и нанесение травм, не столько членовредительских, сколько уродующих. Скорость и выносливость при длительном беге спасла полукровку от уничтожения его прекрасного лица, но в предоставленных золотоволосому сведениях упоминалось о ножевом ранении плеча и определенной степени избитости смазливого личика. Раздражительность и тревога Минка на следующий день были очевидны. К концу аналитических занятий – и Рики точно первый монгрел Амой, которому посвятил столько времени Главный Нейрокорректор – Рауль пришел к выводу, что наиболее доступной для влияния является способность полукровки к эмоциональному взаимодействию с блонди. По роду своей деятельности Минк встречается с огромным количеством различных людей, и некоторые из них, по впечатлениями эмпата, представляли собой немалую опасность именно такого плана. Минк на них не реагировал. Вернее, реагировал, но вполне рассудочно, и никаких попыток к эмоциональному взаимодействию не предпринимал. Наоборот, даже человеческие особи, привлекающие его светлейшее внимание, относились и относятся к ряду людей, обладающих интересными интеллектуальными характеристиками. Отсюда – способность именно этого монгрела к взаимодействию с Минком – уникальна, и именно это и есть главная привлекательная для блонди особенность изгоя. Отдавая честь объективности мышления Рауля Эма, стоит упомянуть, что он не отказывается от собственного свидетельства: Рики способен к взаимодействию не только с Минком, но и с ним самим. Естественно, он не участник эксперимента и никогда не согласится на проведение подобных опытов, но полукровка, без сомнений, – генератор, и генератор критической силы. И все же, анализ тех данных, что содержались в его лаборатории, позволяют судить о целевом характере реализации этой способности. Монгрел может активировать свою способность лишь в случае сознательного предпочтения того или иного объекта. Только в этом случае. Глупый блонди, правда? Столько рассуждать и экспериментировать, чтобы уразуметь, что люди способны жить и чувствовать всем сердцем только тогда, когда сердце их взломано любовью и пылает, и отдает весь жар и всю жизнь свою – любимому. Самое обидное, наверное, было то, что материал о полукровке – огромный, подробный, организованный и проанализированный со всей гениальностью ума Первого Консула – существовал. Существовал, но был полностью недоступен. Рауль при всем выдающемся интеллекте не смог придумать причину, по которой мог бы обратиться к Ясону с такой просьбой. Предъявить истинную мотивацию Ясону, находящемуся в таком ужасном состоянии, не представляется возможным, хранятся материалы на изолированном терминале, и даже опустись Рауль до откровенного, извините, преступного сговора с фурнитуром Минка, он не получил бы желаемого. Конечно же, материл подвергался кодированию и недоступен для прямого чтения, будь ты хоть десять раз блонди. А обнаружить ключ среди доброго десятка биоников, способных к временному поглощению сознания любой личности – практически нереально. То есть, принципиально это можно сделать, но путем длительного тщательнейшего анализа. А такого количества времени у Рауля нет. Данные, конечно, дублируются в базе Юпитер, и ученый, воспользовавшись положением Главы Департамента генетики, попытался получить доступ. Но проект оказался секретным, что неудивительно, но что внушало куда более глубокую тревогу: доступа Второго Консула планеты не хватило для получения материалов. «О Юпитер, неужели ты действительно решила уничтожить своего лучшего сына? Неужели ты одобрила этот губительный опыт, проверяя степень эмоциональной стабильности твоих созданий? Или... или ты считаешь, что гибель неминуема и уже нет смысла останавливать опыт?» Чудовищные мысли. Рауль проявляет невероятную эмоциональность, когда они всплывают в его рациональном мозгу. И даже хорошо, что работа над задуманным заставляет его совершить сколько усилий, отнимает столько времени, так раздражает. Потому что она его действительно раздражает. Сильно. - Прими это в качестве настойчивого требования. - Прости Ясон, но я тебя не понимаю. Полтора месяца назад ты утверждал, что не собираешься подвергать монгрела стандартной обработке, мотивируя свое решение особенностями его характера и необходимостью сохранить их в максимально нетронутом виде. А теперь ты требуешь коррекции. Напомню, что точность прогноза коррекции человеческих особей не превышает 70 %. - Меня не устраивает стандартная обработка, мне нужно, чтобы ты уничтожил или вытеснил конструкт, связанный с эмоцией страха. - Страха, который вызывает у пета его господин? Я правильно понял? Ясон, это просто отвратительно. - Рауль, тебе требуется приказ? - Нет, вполне достаточно требования Консула. - Блок образован благодаря нескольким факторам, его действие меня раздражает. - В любом случае с человеческим сознанием безопасней работать без аппаратного вмешательства. - Вмешательство оправдано: монгрел – эмоционал с чрезвычайной ментальной чувствительностью. Настойчивое требование Минка о коррекции монгрела искренне удивило Рауля: не то, что бы не было подобных прецедентов, но сама процедура проводилась только в исключительных случаях. Коррекции стандартно подвергались блонди: в силу специальной организации памяти, сведения, накопленные за время существования, подвергались сортировке и имели жесткую структуру, полностью совпадающую со способами организации машинной памяти. Это значительно ускоряло процесс ввода и вывода информации, облегчало работу с материалом и, при необходимости, в процессе извлечения ненужных воспоминаний. Подобная процедура для блонди не имела никаких тяжелых последствий. Практически то же самое происходило при коррекции личности, если возникали или развивались нежелательные свойства. Блоки, четко локализированные и соединенные только логическими связями, извлекались и заменялись с непредставимой для человеческой психики степенью безопасности. Немаловажную роль здесь играло и то, что у блонди почти не существовало подсознания – информация, поступающая в мозги белокурых, носит практически осознанный характер, в отличие от человеческой системы восприятия, где 90 процентов данных получены по «сублимическим» каналам. Это было одной из причин, во–первых, малоразвитого ассоциативного мышления, поскольку грозило возникновениями многочисленных дополнительных связей и затрудняло аналитическую работу. И во-вторых, это делало интеллект блонди нестабильным: вынужденные анализировать несравнимое с человеческим количество информации, андрогины не могли позволить себе постоянно получать и воспроизводить данные еще и о таких изменчивых и постоянно обновляющихся структурах, как эмоции. С точки зрения касты Высших, блонди, способный на подобный кошмар, либо сумасшедший, либо гений. Последнее – проверятся с трудом. Какие, интересно, должны быть параметры у блонди, работающего с постоянно изменяющимися данными. С чем он сравнивает и как? Так же обычно корректировались и петы. Ничего удивительного в этом нет, если вспомнить о специфической структуре их поведения. Основы и принципы петского существования загружались в мозги племенных животных как готовые императивы поведения, и если какие-то блоки не срабатывали или теряли настройку – это ведь не блонди, – так их просто стирали или корректировали. Простая легкая процедура, петы не накапливают жизненного опыта, и посему момент образования дополнительных связей у них почти не наблюдался. Ну будет какое-то краткое время пет не таким отзывчивым, но какая разница, если свои сексуальные охи и ахи они все равно демонстрируют согласно программе? Проблему это составляло только при работе с одаренными особями, но, как уже и упоминалось, кратковременную. Совсем другое дело с людьми: у них основная масса информация не обрабатывается сознанием в принципе. Накопленный жизненный опыт переделывает все сознание по сто раз в сутки, императивы изменяются под действием эмоционального хаоса, и стирание памяти, не говоря уже личности, – ужасающая вещь. Отдельных блоков не существует, никаких защит и последовательностей – все мысленное пространство пронизано гигантским количеством связей разной интенсивности и не зависит от времени образования и активности связи. Работая с человеческой памятью, имеешь дело не с четкими хронологически выдержанными построениями, а целостным изменчивым массивом, не имеющим точной временной привязки. Работа тяжелая, даже когда требуется сканировать или извлечь нечто из человеческой памяти, но превращается в поистине адскую, если дело касается изменения личности. Удалить отдельные участки памяти или заменить новыми, или вытеснить – куда более часто встречающаяся задача, если дело касается людей, но что наиболее интересно – добиться такой цели можно намного проще и дешевле, используя исконно человеческие способы. Внушение, зомбирование, ментальные метки – давно существующие и прекрасно себя зарекомендовавшие методики сублимирования человеческих поведенческих реакций. Нет надобности в специальном оборудовании, намного безопаснее и для оператора, и для пациента, практически не нарушает обычной работы мозга – оптимальный способ. Но требует достаточных знаний об объекте и специалиста-оператора. Они есть, эти данные, в полном объеме. Но как их достать?
Milky: Когда выяснилось, что Минк не отменил регистрацию и уничтожение полукровки требует специального приказа андроида, Эм обратился к человеческим специалистам, но «заказал» не убийство, а нападение и нанесение травм, не столько членовредительских, сколько уродующих. Вот! Вот оно, истинное лицо Рауля!!!!! СВОЛОЧЬ!!!!!
винни-пух: Зато умный. И красивый. Но: "Мне не нравятся блондины". - цитата из Tach, я просто выпала.
Zainka: Milky, ну что Вы такое говорите! Рауль - настоящий ученый и друг. Ведь он пытается спасти Ясона вопреки воле Юпитер. А тот мало того, что сам не желает лечиться от смертельно опасного недуга, так еще и перекрывает доступ к уникальному научному материалу! Вот и приходится добросовестному исследователю идти эмпирическим путем. Ф-ф-ф-у-у, гадость какая! Но есть же люди, у которых любовь и нежность вызывают рвотный рефлекс. И когда они слышат слово "чувство", они хватаются за пистолет скальпель. Винни-пух, дальше, дальше!!!!
винни-пух: С удовольствием бы, но вышла накладка. Бета получила второй кусок вместо первого и почистила. А первый только пошел на читку. Так что... трошки подождите. Зато отрывок будет большой. Как приятно получать хорошие отзывы. Мр-р.
Sizuna: Milky пишет: Вот! Вот оно, истинное лицо Рауля!!!!! СВОЛОЧЬ!!!!! А. "истинное лицо Рауля" ни для кого не было секретом - умная, красивая и тихая сволочь.
Milky: Zainka Milky, ну что Вы такое говорите! Хы! Это я еще ласково!!! Этот ГАД к Рики протянул свои мерзкие лапы!!!!! Sizuna А "истинное лицо Рауля" ни для кого не было секретом - умная, красивая и тихая сволочь. Неа))) Умная и красивая сволочь, это Ясон))) За что и люблю))) А Рауль просто тихая сволочь
Carinna: Винни-пух, Liebe, труженики наши драгоценные, а прода-то когда? Каждый день жду. Рауль тут - такая лапочка: волнуется, переживает, пытается спасти друга от гнева Юпитер, готов Ясонов термнал взломать. А Ясон- то каков друг. Наломал дров, а Рауль - иди, откорректируй. Мало Раулю головной боли, а тут еще эта операция с неясным исходом. Как он Рики "полюбил" после этого- можно себе представить. Как сам Рики это перенесет не подумали, понятно, ни тот ни другой. Оба они.... блонди.
винни-пух: Вот-вот, оба они блонди, со всеми вытекающими последствиями. Очень правильная точка зрения. А прода бетится, много получилось и для того чтобы переслать потерявшийся отрывок пришлось отсылать три раза.
Liebe: *отскребая ногтем последнее пятнышко с совести перед демонстрацией* сегодня все уже обратно автору ушло
Zainka: Ой, скорее бы, скорее бы! Уж так ждем, так ждем.
винни-пух: И буквально тут же, я получила почту. Господа читатели, есть одна просьба: оценить степень личной заинтересованности Рауля. С моей точки зрения дружба между блонди определяется успехом взаимодействия с объектом дружбы, а последний вытекает из полезности и эффективности объекта. Соответственно, если полезность того с кем "дружит" блонди уменьшается, он пытается принять меры к возвращению объекта в оптимальный режим. Эмоциональности по идее должно быть мало, но и Рауль и Ясон - блонди взрослые и за время жизни накопили прилично личного опыта, то есть реакции не должны быть строго регламентированными. Просьба такая: не слишком ли Рауль переживательный?
винни-пух: –Рики, ну пошли. – Отстань. – Ну опять ты киснешь на пустом месте. Кармик говорил, там классный бар открыли, пошли. – Отстань, я сказал. – Ты скоро как Ареес будешь – с места не сдвинешь. Разница только в том, что геймер погружен в свои выдуманные миры и далеко не всегда может сказать, где он находится: в настоящем или в своей ролевке. Пару раз эти его "пропажи» имели вид достаточно забавный, когда посреди пьянки или просто светлого дня парень ни с того ни сего начинал сыпать игровыми терминами, не участникам игры абсолютно непонятными. Но пару раз последствия длительного пребывания по другую сторону эмкана стали проблемой. Во время пустякового выяснения отношений, Ареес сошел с байка, отдал вибронож Люку и со словами «я вне игры» отправился Бог весть куда. Люк застыл с отпавшей челюстью, пацаны из «Мирты» ржали потом еще два дня, несмотря на то, что «бизоны» им тогда вломили вполне прилично. Объяснить парню, что он едва не подставил своих и что бы было, если бы это была серьезная операция, например, оказалось довольно трудно. Рики решил эту проблему намного проще: выволок геймера из очередного сеанса и показательно закрепил «декар» на запястье. – Каждые три часа это приспособление будет напоминать тебе, в каком именно мире ты пребываешь. И не дай тебе Юпитер его не послушаться. «Декар» – примитивная конструкция с таймером и болевым пульсатором, но закрепляется намертво с помощью кода владельца. Вообще-то это приспособление для петов и настоящих животных, и парни долго ржали над обалдевшим геймером. Рики, молча куривший сигарету, наконец, взорвался, выругал всех, как мог, изрядно напугав неожиданной страстностью, но браслет не снял. – Ареес, ты ползешь. Ты еще не вирт-нарк, но я не собираюсь доводить тебя до такой степени, понял? Я не хочу, чтобы ты носил такое дерьмо, но пока ты не в состоянии отвечать за себя, тебе придется. – Между прочим, это мое дело. – К сожалению нет. – Мне решать, что и как я буду делать. Это моя жизнь, Дарк. Как яростно и гневно, как похоже на что-то очень знакомое. И как прав тот, кто держит в руках код замка. Пока ты ведешь себя, как неразумное существо, кто-то должен позаботиться о твоей безопасности и безопасности всех остальных. – Парень прав, – глубокомысленно замечает Майкл, – он сам должен решать, и никто... – Нет, – жестко повторяет Рики, – пока ты член моей команды, пока от твоих действий и нормальной реакции зависит жизнь остальных, ты будешь выполнять мои приказы. И будешь носить эту дрянь, пока не прочистишь себе мозги. Он с неожиданной для самого себя злостью раздавливает окурок и почти с угрозой оглядывается на остальных. – И это каждого касается.
винни-пух: Южный Парк развлечений – место довольно популярное. Это действительно парк: площадь в 50 гектаров обильно усажена зеленью – искусственного происхождения, в основном, но на взгляд определить это довольно трудно, а у инопланетных гостей результат успехов нанотехнологий почему-то вызывает повышенный восторг. Не говоря уже о чудесах и красотах изысканной парковой культуры и дизайнерских элементах – ха! Одни Мосты Радуги чего стоят. Их действительно семь, сверкающие их дуги расположены над каскадными ручьями и протоками двух озерков. Днем цвет мостов скорее угадывается по тону полупрозрачного гарньерского строительного опала, из которого они изваяны, а вечером дополнительное освещение превращает мосты в красочное богатство оттенков того цвета, который ему назначен. Красный, синий, голубой – выбирай себе любой; вместе с красивейшими фейерверками переливающиеся дуги кажутся не мостами, а эстакадами для невиданных космических кораблей. Так и кажется, что сейчас громом раздастся команда и дивной красоты корабль, несущий облачную массу солнечных парусов, скользнет по дуге в небо. Праздник. Но зато именно днем видна другая, более глубокая и куда более чарующая красота замысла. Мост служит лишь постаментом для дивной красоты скульптур зверей и людей: полупрозрачные фигуры из того же материала словно в веселой погоне или прелестном танце устремляются на вершину моста и со смехом и песней спускаются вниз. Трогательная непосредственность жестов, юная открытая очаровательность лиц, так непохожих на обычно сдержанных граждан, но такая привлекательная и ясная, гибкая грация каменных тел и совершенство животных, сказочных и настоящих, в одном гармоничном движении, в одном порыве – дух захватывает. Хочется смеяться и нестись вместе с этим веселым карнавалом в смехе и радости, дарить такие же беззаботные улыбки и стремиться вперед, к мечте и счастью. Они кажутся совсем живыми, нечаянно застывшими, но вот сейчас дунет ветер – и все придет в движение. Наклонившаяся с любопытством над поручнем девушка засмеется, встретив твой изумленный взгляд, и помчится вслед подружкам, странного вида зверь с рогом посреди лба запрокинет голову и затрубит, и звук будет подобен гордому звону, и ты вполне можешь схватить за руку тоненького юношу с острыми эльфийскими ушками и помчаться с ними в неведомые дали – хорошо. Подставь мысли ветру, посмотри на солнце – луч скользит сквозь полупрозрачную плоть, сияя и усиливая впечатление, и даже когда понимаешь, что это иллюзия – не обидно. Наоборот, долго хранишь в себе светлое впечатление, и от него отрадно и тепло. Рики мосты любил. Они связывали его с полетами, а это всегда было его любимой мыслью и страшно ему нравилось, что мосты как живые и изменяются. Гарньерский опал, как всякое органическое образование, разрушается намного быстрее обычного силиката, но зато обладает большей отзывчивостью, изменчивостью. Это дает возможность в любой момент нарастить утраченную плоть или изменить ее. Скульптуры все время меняются, перемещаются по мосту согласно замыслу основного творца, и это позволяет вот уже на протяжении 50 лет постоянно менять и обновлять их вид, не нарушая гармонии и каждый раз воплощая новые идеи. Красиво, очень красиво. Рики долго рассматривает красоты синего моста, наблюдая изменчивую игру света в камне и его отражение в воде. Постепенно его отпускает это странное напряжение и глухая тоска, и он, усевшись на вполне себе живую траву, погружается в созерцательное ясное состояние. Словно у него есть родство со спрятанной внутри камня жизнью, словно он такой же в своей стеклянной капсуле, но от того, что он приходит сюда – становится чище. Чья-то приветливая рука обмывает свежей голубой водой стекло, и ему яснее. – Это ты. Голос незнакомый. Радостный, мягкий, не вызывает тревоги. Рики медленно поворачивается к говорящему, запрокидывает голову: рядом с ним стоит давешний пострадавший со стоянки и улыбается. – Я тебя сразу узнал, – юноша усаживается рядом, ничуть не опасаясь за белое длинное пальто, и продолжает: – Как хорошо, что ты нашелся. Он и впрямь красивый, так как помнит Рики – нежной и мягкой красотой, теплой. И сейчас его глаза блестят радостью и восхищением, щеки разрумянились, и улыбается он искренне и мягко – радостно, от чего его очарование становится сильнее. Сразу воображаешь открытое окно с узором листьев, свечи на столе, тяжелую старинную консоль – что-то старинное и волшебное. Теплый. Греет. Может отогреть. – Почему? – Потому что я не представлял, как мне тебя искать. Редкая для гражданина непосредственность – с точки зрения Рики, во всяком случае. Он с удивлением окидывает взглядом юношу, ожидая увидеть нечто вроде следа или признака какой-то неисправности, травмы. С чего бы это гражданину обращать внимания на монгрела? Тем более такое внимание: нежное, теплое и согревающее его изнутри. – Меня зовут Лаэль, – юноша прикладывает сложенные ладони к груди модным ныне в Мидасе жестом приветствия, продолжая рассматривать монгрела с любопытством и восхищением. – А тебя? Если можно, конечно. «Что значит «если можно, конечно»? Я что, похож на шпиона-федерала? Или с его точки зрения у монгрелов нет имен?» Парень, уловив изменение в выражении лица Рики, толкует его по-своему и явно огорчается. – Извини, я невежлив. Я... могу нарушить твое, то есть ваше одиночество? – и поскольку монгрел по-прежнему удивленно молчит, Лаэль торопливо объясняет причину своей «невежливости»: – Понимаете, я не умею знакомиться, и совсем не надеялся увидеть вас еще когда-нибудь. Я растерялся и потому был невежлив. Извините, пожалуйста. Растерялся? Был невежлив? Просить прощения у него получается еще более трогательно и мягко, чем нелепо знакомиться, а непосредственность и искренность слов обезоруживает сильнее, чем любая воля. Он растерян? Пожалуй, Рики растерян куда сильнее: незнакомец трогает его, трогает настолько сильно, насколько долго Рики был лишен этой удивительной душевной созвучности и ясности. «Он извиняется перед монгрелом? За то, что хочет оказать ему внимание? За то, что рад его видеть? Юпитер, откуда ты взялся, чудо такое?» – А зачем? Зачем тебе искать меня? Лицо Лаэля моментально освещается теплой удивительной улыбкой, и он бесхитростно отвечает: – Потому что мне очень хотелось увидеть вас еще раз. Я... мне никто еще так сильно не нравился. Признание такое простенькое и такое откровенное, но смягченное удивительно этим душевным теплом, чистотой, что слышит монгрел сквозь любые внутренние преграды. И эта удивительная улыбка и глаза, темно-каштановые и нежные, как бархат, – мягкие-мягкие. Это потому что у парня очень длинные и густые ресницы, и свет не проникает сквозь них, и в зрачках не отражается никакого блеска. – Извините, я опять невежлив. «А ну да, откровенность и непосредственность в среде граждан считается невежливостью – вот же идиоты, нашли, кому подражать». Рики отворачивается, продолжая задумчиво созерцать мерцающую поверхность озера и чувствуя взгляд юноши на себе. Мягкий взгляд, осторожный и деликатный, взгляд который не берет, а гладит и предлагает. «Нельзя разговаривать с незнакомцами, ты знаешь, парень?» Впрочем, откуда гражданину знать эту цересскую мудрость. Те из них, кто не якшается с контрабандистами или блонди, – люди открытые и доверчивые в большинстве своем. Кончено, здесь тоже полно ублюдков, ради бога, но для Рики граждане давно перестали быть угрожающим явлением, а обрели имена. Разные имена. «Лаэль. Странное имя какое-то, старое, наверное, с Терры. Я не знаю, что ему сказать. Я вообще не знаю, как с ним разговаривать». Сцена знакомства всплывает перед глазами, не являя никакой разгадки, и монгрел продолжает рассматривать озерную гладь, что крайне невежливо и в переводе с бесцеремонного монгрельского языка означает прямой посыл куда подальше, а с мидасского? Скорее всего – то же самое, потому что Рики чувствует, не видит, а чувствует огорчение и грусть, как будто зашло солнце и теплый луч больше не касается его щеки. И голос у парня становится грустным, как шелест прохладного ветра. – Я могу... подойти позже? – Куда подойти? – Рики поворачивается к удивительному знакомцу, и вновь ощущает прилив тепла. Прямо к нему, прямо в его сердце, словно кто-то бережный и заботливый тихонечко берет в руки израненное и баюкает. Парень взмахивает невозможными ресницами и поясняет. – Я очень не хочу быть назойливым, но кажется, ничего не могу сделать. Вы хотите побыть один, я понимаю, но вряд ли я снова смогу встретить вас случайным образом. Если вы не против, я могу подойти к вам позже? «Господи, да нельзя ж так... так совсем открыто. Что ж ты делаешь? Ты же взрослый.» Он же не может не понимать, но, кажется, он ничего такого не знает. Ни об опасности, ни о горе, и это безусловное доверие заставляет Рики волноваться и быть таким же бережным и острожным. Какие же теплые у него глаза. Какие мягкие, теплые и темные. – А если нельзя? Огорчение, печаль, смятенная надежда на то, что он передумает, – и Рики чувствует стыд за то, что огорчает странного юношу. Тот опускает глаза, хмурится в задумчивости, словно в первый раз в жизни решает такую загадку, и когда подымает взгляд, улыбается беспомощно и печально. – Ну... значит нельзя. Это очень печально, – он вновь смотрит на что-то в своих руках, но потом поворачивается к монгрелу и торопливо спрашивает, – это ваше окончательное решение? Ничего не может измениться? «И что же может измениться в этом мире настолько, чтобы пребывание рядом с тобой монгрела, преступного монгрела не являлось наказуемым деянием? Ты что – глупый?» Но злиться и указывать на глупость почему-то не хочется. Он ведь правду говорит, этот странный и наивный мальчишка, правду – со своей точки зрения, он искренен, и Рики трогает и волнует ощущение удивительной чистоты, и становится ему отчаянно горько от осознания утраты своей собственной. Странно, дико звучит для уроженца Цереса, так ведь? Но полукровка всегда правдив и честен, сколько могли позволить смертельные обстоятельства, и то ощущение огня и сверкания, что помнил он о себе самом, тоже были полны чистоты. Разве мечта улететь к далеким звездам не чиста? Смеяться хочется. Смеяться и плакать, как в счастливом сне, и просыпаться не хочется.
винни-пух: – Может. Я могу, например, ограбить тебя или избить. Заманить в ловушку и убить или изнасиловать, – недоумение и недоверие, без страха за себя, но с болью за того, кто говорит такие жестокие и неправдивые слова. Рики горько усмехается, видя это неверящее выражение на нежном лице: – Парень... Лаэль. Я монгрел. Ты что, ослеп? Юноша нахмуривается в задумчивости, напряженно смигивает, обдумывая, и Рики автоматически обновляет в памяти карту местности. Плох тот монгрел, который не знает Мидаса, и если гражданин попытается привлечь внимание охраны, надо иметь несколько вариантов исчезновения. Если он так сделает – Рики не обидится. Нет, серьезно, ведь это так естественно: испугаться угрозы из уст бандита и попытаться спастись, так ведь? Лаэль, наконец, поворачивается лицом к полукровке и серьезно говорит: – А разве если вы монгрел, то обязательно убивать и грабить? «Он это серьезно спрашивает, на полном серьезе, – Юпитер, обнять и плакать». Рики кривится в быстрой насмешливой усмешке: – Многие так и считают. – Я никогда раньше не сталкивался с монгрелами, – по-прежнему задумчиво и серьезно говорит юноша, – у меня нет собственного опыта по этому вопросу – а значит, не может быть и собственного мнения. Я не могу судить, исходя из чужих впечатлений. – А людям свойственно учиться не только на своих ошибках, нет? – Свойственно, но именно в качестве носителей совокупного опыта поколений. Личные ошибки предпочтительнее совершать самому. – Угу. Полезть в отравленный сток и сдохнуть впоследствии от облучения – это, конечно, личная ошибка. Куда как умнее прочесть предупреждение или послушаться уцелевших. – Хм... к вам предупреждение об опасности не прилагается, насколько я вижу, а узнать мнение уцелевших я не могу, пока вы меня сами с ними не познакомите. Странноватый разговор невольно увлекает Рики, и он не очень-то отдает себе отчет, насколько привлекает его оживление юноши и явное удовольствие, которое он испытывает, находясь рядом с ним. Не с монгрелом, в силу щекотной опасности, а именно с ним – с Рики. Не хочет отдавать себе отчета в том, насколько притягателен, как волнует его и радует это искреннее тепло, мягкость взгляда, открытое, явное влечение юноши, выражающееся в каждом слове и движении. Волнение и радость и... признательность, благодарность за то, что он с ним разговаривает, обращает внимание. В Цересе ведь так тоже не принято: не умеют и не желают его жестокие и беззащитные обитатели открыто выражать свои чувства даже своим избранникам. Опасно это: открываешь себя, обнажаешь самые уязвимые места, и тебе непременно достанется боль. Потому что выживает лишь глухие и бесстрастные, как короли здешней земли. А он говорит и смотрит так, словно нет ему на свете большей радости, чем видеть смуглого монгрела. И Рики, голодный и измученный, тянется к этому теплу и капелькам света, как прошедший пустыню путник слепо тянется к воде, и ему все равно, кто держит кружку и что будет потом. Это потом будет потом – после того момента, когда живая и святая вода вернет жизнь твоему сердцу. – Мои друзья – такие же изгои, как и я. Сомневаюсь, что они заинтересованы в сохранности твоей жизни больше, чем ядовитый сток. Все еще желаешь с ними познакомиться? – Нет, я просто поддерживаю беседу, чтобы был повод не уходить. Совсем уж откровенно, и юноша краснеет, вернее, интенсивно розовеет, улыбка его становится смущенной, и глаза ласкают Рики темным мягким бархатом – кутают заботливо в теплое, нежное, бережно снимают капли стылой воды с кожи и сердца, и видение старинной комнаты с живой листвой на миг становится реальностью. Тепло, безопасно, мягко, и на тебя смотрят восторженно и влюбленно, как на восьмое чудо света. Рики теряется. Откровенно теряется от этой открытости чужой души ему, от силы впечатления, которое вызывает в нем эта беззащитность и сердечность, и от собственной беззащитности. Словно причудилось ему алмазное стекло, словно закончилась зима – а он, балда, как проспал ее. Но если теряется Рики, то что происходит с чувствительным юношей, когда эти разом зачаровавшие его глаза вдруг открываются так полно и так растерянно и с такой непонятной надеждой и смятением смотрят в него, прямо в него, минуя преграду зрачков и мыслей? Монгрел, гражданин – да хоть федерал! «Юпитер, помоги мне!» – Меня зовут Рики. – Рики-Тики-Тави, – почти шепотом произносит юноша, почти автоматически вспомнив старые терранские сказки. Маленький отважный зверек, что сражается с гадами, смелый, дерзкий и гордый, и смуглый гибкий юноша удивительно похож на своего тезку. Если бы не тоска, если бы не отчаяние и надежда, что превращают черные луны в озера печали. Монгрел удивленно приподымает брови, и Лаэль охотно поясняет, каким-то чудом не упоминая о животном происхождении бесстрашного персонажа. – Это имя сказочного героя, который защищал людей от змеев. И восторг в ярких карих глазах, цвета темного меда – восторг, достойный героя и победителя. Рики усмехается иронично, а получается – чуть ли не жалобно. Глухо бормочет: – Вряд ли меня назвали в честь героя. Я уже сказал, парень, я монгрел, даже сидеть рядом со мной небезопасно для тебя. – Прости, но я не понимаю, – юноша наклоняет голову, всматриваясь в Рики мягко, но настойчиво, – почему? – Потому что я монгрел. – Если ты... вы не собираетесь меня... убивать, – белокурый морщит нос в смешливой гримаске, явно не веря в такое обещание, – или грабить, то я не вижу никакой опасности. Рики вздыхает и начинает объяснять, как взрослый наивному ребенку. – Во-первых, потому что я из Цереса и общение со мной плохо скажется на твоей репутации. Во-вторых, я бандит, и если кто-либо их персонала опознает меня и вызовет охрану, все, кто находится рядом, будут подвергаться опасности. Лаэль обдумывает ответ, прикладывая пальцы сомкнутых ладоней к губам: у него тонкие изящные пальцы, гибкие и красивые, какие бывают у музыкантов, и он не носит перчаток. Подробность отчего-то сильно волнует монгрела, едва не до боли, и Рики мрачнеет, но упрямо отгоняет ненужное воспоминание, настолько привлекает его незнакомец. Такой рассудительный, такой внимательный и такой мягкий – удивительно. – Знаете ли, Рики, я не очень храбрый человек, это правда. Но, пожалуй, я считаю опасности, на которые вы указали, вполне приемлемой платой, – он сильнее хмурится, находя выражение невнятным, и уточняет: – То есть, я не хочу, конечно, внезапно умереть, но я думаю, что вы несколько преувеличиваете опасность. А что касается моей репутации... то это ведь мне судить, правда? Преувеличивает опасность? Монгрел неопределенно хмыкает, опуская глаза: в принципе, гражданин прав. Что может такое сделать монгрел при сопротивлении андроидам? Тем более здесь, в Парке, где охрана самого высокого класса? Максимум – устроить безобразную сцену публичного ареста, хотя и этой демонстрации обычно не случается при нормальной работе службы безопасности. Ну, если слегка пофантазировать, можно предположить вариант, когда монгрел с благословения инопланетных сил имеет оружие и выполняет террористическую акцию. Хотя какой идиот ангажирует на акцию в общественном месте монгрела? Но какой-нибудь параноик, в принципе, может такое представить: спятившего монгрела с пульсатором наперевес и требующего... чего интересно? Миллиона кредитов? Официального гражданства? Свидания с Юпитер? Предположительно, вооруженный преступник может захватить заложников, а это публичное место, так что свободно использовать излучатели тут нельзя, требуется более традиционный силовой вариант. Но в любом случае, подобный бред может придти в голову СБ, но никак не благонамеренному гражданину, так ведь? Другое дело, что Рики является как раз одним из таких монгрелов, который в принципе способен проникнуть на территорию Парка с оружием и преступными намерениями. И третье дело, что на такую глупость полукровка не пойдет, но какое все это отношение имеет к привлекательному кареглазому юноше? – Как знаешь, твое дело, – и в отличие от Арееса, действия и намерения собеседника никоим образом не касаются сферы его интересов, так ведь? С чего он вообще об этом заговорил? Рики поворачивается лицом к парню, собираясь что-то сказать по этому поводу, и жесткие слова замирают на его устах. Буквально замирают: Лаэль, оказывается, нетерпеливо ждет его взгляда и встречает его упрямым и решительным от нахмуренных бровей выражением, указывающим на определенную толику настойчивости и упорства, которыми, несомненно, должен обладать гражданин, достигший в свои 22 положения научного сотрудника 2 степени. И не в каком-нибудь второстепенном институте компьютерных разработок, а на ответственной и чрезвычайно завидной должности заместителя второго отдела в институте Генетики под наблюдением самого Рауля Эма. А чтобы стать сотрудником в таком институте, более чем на половину комплектующимся элитой, надо иметь не только гениальные мозги, но и целенаправленность, чрезвычайное трудолюбие и умение сосредотачиваться на цели, что ценится белокурыми и синеволосыми повелителями наук не менее, чем выдающиеся аналитические способности. И Лаэль Танн, несомненно, является именно таким человеком – великолепный образец действия «Зейн». – Скажите, Рики, ваши слова можно расценивать как нежелание причинять мне ущерб? Обнять и плакать. Они еще какое-то время разговаривают ни о чем и совершенно бессмысленно, и слова действительно являются лишь нелепым предлогом для нерасставания. Потому что никакого другого предлога нет и никакой причины, и никакого повода, и Рики то поддается этому навязанному диалогу, увлеченный мягким очарованием юноши, то останавливается и ищет повод уйти, потому что нет причины тому, что происходит в нем. Нет причины этому волнению, нет причины ожиданию и странному тревожному чувству, что заставляет его кровь бродить, а сердце – вспомнить о том, что оно у него есть. Какого черта? Он ему понравился? Почему он должен верить? И монгрел старается не верить, потому что это чушь в квадрате: гражданин, бегающий по парку за монгрелом и глядящий влюбленными сияющими глазами на изгоя. Но Лаэль именно так и глядит: восторженно и влюбленно, именно с той долей участия и душевного тепла – такого нужного, такого невыносимого желанного, что каждый раз, когда Рики встречается с ним глазами, все его намерения пропадают и он опять складывает ненужные слова в подобие беседы и опять чувствует удары своего оголодавшего сердца, когда видит, как радуется парень этой очередной задержке – еще одному крошечному моменту, который может провести рядом с ним. Чушь. Дикость же, и словам верить нельзя, и весь накопленный жизненный опыт утверждает правильность древнего совета, но упрямое сердце монгрела опять подводит хозяина, и он верит. Радости в темных мягких глазах, ласке в певучем высоком голосе, осторожности в жестах и словах. Словно он, Рики, нечто хрупкое и драгоценное и с ним нужно обращаться бережно и деликатно, и он с удовольствием будет это делать, в независимости от того, что может дать или чем отплатить монгрел. «Я монгрел, со мной так не надо». А как надо? Как надо обращаться с человеком, чей мозг скомкали в грязный лист, чье тело сожжено и сердце – лишь кровавый кусок мяса? Как поступать с человеком, пережившим собственную смерть, и чье сознание до сих пор сочится невидимой кровью? Что говорить человеку, способному на любовь святую и бессмертную и выпотрошенному, раздавленному этой любовью до нежелания и невозможности жить? Да вот именно так, бережно и осторожно, со всем возможным теплом и нежностью, со всей человеческой чуткостью и беззащитностью. Ведь его так избили внутри, так вымучили, что любое касание сердечное – боль, что любое волнение способно уничтожить остатки дыхания, и надо быть очень-очень бережным и чутким, чтобы касаться измученного, и нужно быть для него совсем беззащитным, чтобы он поверил. «Не надо со мной так», – но Рики не желает даже понимать, допустить понимания, почему с ним так – не надо. Он ведь и Гаю не дает так приблизиться, не берет его сочувствия и помощи. Потому что на самом деле Рики знает: тронет кто-нибудь его несчастное сердце, заставит чувствовать, если кому-то это еще под силу ,– и все, конец маленькому полукровке. Он вспыхнет всем оставшимся ему огнем, отдаст одним взрывом всю оставшуюся жизнь – и умрет через минуту от пустоты и боли. Потому что внутри него – только Ясон, и только ему принадлежит его жизнь и сердце, и они исчезнут, как только кто-то разобьет стекло. Нет, Рики не жалко. Ни своей жизни, ни того последнего ослепительного момента, что обязательно наступит. Но только ему хочется достичь своей цели, хочется добиться осколка своей мечты, а для этого он еще какое-то время должен быть живым и целым, и не может просто отдать себя кому-нибудь. Не может даже Гаю, которому всегда верил, чего уж о ком-то еще говорить. Спрятанное глубоко внутри монгрела, это знание, неявное, не озвученное, существует и влияет на его поведение и на его реакцию – естественный механизм конструирования человеческого поведения. Неважно, что Рики постарается никогда не озвучить это знание. Неважно, что полностью оно придет в его мысли лишь в последний час. И совсем уж неважно, что есть в этом знании еще одна крошечная надежда, что последний его час, последнее горение примет все-таки блонди. Ну вот чудо какое-то случится или еще что – но окажется Ясон рядом в последний миг, и он увидит его еще разочек и все-все отдаст ему. И может, даже окажется, что это последнее в нем все еще нужно беловолосому богу. Глупые мысли. Глупые, жалкие, унизительные, достойны только пета, так ведь? Так что Рики никогда не признается в них, и никогда не произнесет вслух, и даже мысленно они никогда не коснуться сознания. «Не нужен мне просто никто. У меня есть своя цель, свое дело, и я не хочу ничего другого, и никого не хочу в своей жизни. Нет там уже никакого места, отвалите». Но когда он поворачивается лицом к светловолосому искусителю, слова вновь застряют в его глотке, и он лишь морщится и то ускоряет шаг, словно собрался, просто молча уйти, то произносит что-то, неохотно и опуская взгляд. «Черт, ну откуда ты взялся на мою голову?» И он ведь правду говорит. Правду! Настойчиво внедряемые в его голову знания и убеждения блонди существенно изменили систему мировоззрения полукровки, и там теперь многому есть место. И знанию о том, что он обладает чрезвычайной сенсорной и эмоциональной чувствительностью, тоже уготовлено горячее местечко. В бытовом плане упомянутые свойства означали способность, как раз не интуитивную, а вполне себе закономерную, к безошибочному разделению лжи и правды. И если в отношениях с блонди это ничуть не помогало, то абсолютная чуткость к собеседнику человеческому, вкупе со вбитым силовым методом умением логически рассуждать, позволила полукровке обрести славу человека, обладающего невероятным чутьем и умом изворотливым и изобретательным. Склонный к поэзии Менж, занимающийся с некоторых пор оформлением счетов «Бизонов», назвал монгрела «Видящим в темноте». И в устах юриста, чья кровь наполовину принадлежала выходцам с Новии, определение не являлось поэзией. Врожденный телепат немедленно почувствовал ментальную мощь полукровки и соблюдал абсолютную честность в отношениях с выходцем из Цереса. Само по себе – явление уникальное и показательное.
винни-пух: Так что правдивость, честность, а с ними и неумолимое влечение, и сердечное тепло, исходящее от Лаэля светом мягкого прохладного утра, он ощущает совершенно четко и совершенно четко понимает, что необходимо немедленно прекратить разговор. Необходимо отшить парня, и никто ему не нужен, но внутри – горячий голодный комочек жалобно воет о своих нуждах, и так легко, и так хочется уговорить самого себя согласиться и погреться. Ну, если он только немножечко, самую малость, посидит рядом с теплом, если немножко погреется, то ничего не случится, правда? Ну не может ничего случиться от маленького тепла. Глупость и обман, и трусость, и голод – и они все вместе заставляют Рики подставлять себя под теплые благодатные лучи и вспомнить, как это – когда тепло и не надо бояться. И Лаэль, как нарочно, все откровеннее смотрит, и глаза у него необыкновенным образом сияют, сияют внутренним светом, потому что солнечный не проникает к нему под ресницы. И весь нелепый разговор, дурацкий совсем, не касается никаких больных точек, да он и не знает о них, и вокруг них – прекрасный ясный день, и настоящая трава и не очень настоящие деревья все равно удивительно красивы и добры, но все внимание юноши сосредоточено на нем, на Рики. Теплое внимание, бережное, и тогда начинает казаться, что ясность и тепло этого дня, и нежность зеленых побегов, и смех разноцветной ребятни по ту сторону озера связаны именно с ним, с этим удивительным юношей, а без него монгрел не способен этого услышать. Как блонди: не способен слышать, как блонди, и ему нужен эмоциональный генератор, чтобы ощутить по-настоящему. Взять чужое и ощутить в себе, потому что своего собственного у него больше нет. Ясон выразился бы иначе – синхронизация колебаний эмоциональных частот. Но суть от этого не меняется, так ведь? Это все равно – взять чужое и использовать. Но он не блонди, и не хочет слышать чужие чувства. И свои слышать – не хочет. Рики неожиданно и резко прерывает слова юноши: – Все, мне пора. Нагулялся. В словах ничего особенного нет, но резкость тона режет образованное ими двумя живое пространство, и от этого больно обоим. Но Лаэлю еще и непонятно почему. – Пора? – Да. У меня дела. Какие дела могут быть у монгрела? Но Танн, безраздельно подчинившийся могучему влечению, принимает все слова Рики правдой и признает за ним все свойства и характеристики полноценного гражданина – важность целей и необходимость внимания к своим делам тоже. – А... я могу вас проводить? – Рики смотрит исподлобья, тревожно и недоверчиво, и Лаэлю до смерти хочется позабыть о достойной сдержанности и взять пример с непосредственности федералов. Протянуть руку и погладить, наконец, смуглую нежную щеку, наклониться и поцеловать горящие, невозможно прекрасные глаза. Хотя бы взять за руку, почувствовать этот жар на своей коже поближе к себе. Конечно, это недостойное поведение для гражданина, и Лаэль только вздыхает и, конечно, не знает, до какой степени эта сдержанность является привлекательной для монгрела. Именно так, сдержанность и мягкость при очевидном и заявленном вслух влечении. Такое у него только с Гаем было. Кто бы ожидал от монгрела такой осторожности и сдержанности, а он тогда сказал, что любит, и больше ничего не сделал. Стоял себе, грустно улыбаясь, и ничего не собирался предпринимать. И Лаэль такой же – чуткий и сдержанный, но действиями, а не чувствами, только... красивее. И умнее. И... образованнее. Не то, что бы Рики признает их вслух привлекательными для себя параметрами, но это так: разум, знания, доверие, говорящее об уме и воспитании, являющиеся безусловными параметрами жизни блонди, прямо и косвенно, но изменили ценностные категории полукровки. Наличие интеллекта неудержимо очаровывает Рики и становится условием первой категории. – В смысле? – Ну, вы же не собираетесь растаять в воздухе или провалиться сквозь землю. Вы должны дойти до одного из выходов, так, может, разрешите себя проводить? Монгрел полупрезрительно-полугорько хмыкает: – Мне публичный выход противопоказан, по юридическим показателям. В воздухе я, конечно, не растворюсь, а вот на счет провалиться под землю – ты почти прав. Недоумение в глазах гражданина заставляет Рики улыбнуться, и улыбнуться весело. И это далеко не единственный признак оживления, которого сумел добиться настойчивый гражданин. И хотя это далеко не та пленительная и чуть смущенная улыбка, что вызывала в его блонди глубочайший душевный трепет, она все равно хорошая и заставляет Лаэля польщенно зардеться и разулыбаться в ответ – искренне и смущенно. – Вот балда. Я же монгрел – как я, по-твоему, сюда притопал? Танн с любопытством осматривает монгрела, словно рассчитывает обнаружить на нем костюм-невидимку или землеройное оборудование, раз уж он заговорил о подземных способах перемещения. Но каким бы ни был умным человек, привычная среда обитания определяет течение мыслей и требуется время, чтобы его преодолеть. – Ну не прорылся же. Я подумал, что вы просто подкупили кого-то из служебного персонала. Довольно логичное предположение, и вполне правильное, между прочим. Персонал набирается из бывших фурнитуров в большинстве своем, а это товарищи, которые хотя и давно покинули Церес, а только кровные связи никуда не денешь. И проникновение такое при всей нелегальности выгодно – служитель очень даже не заинтересован, чтобы его «клиента» засекли и, упаси Юпитер, схватили – хлопот не оберешься. Так что на помощь в случае несанкционированного выяснения отношений с охраной всегда можно рассчитывать. Другое дело, что пускают они только проверенных товарищей с небольшим и относительно безопасным, так сказать, криминальным настоящим, выполняя по сути дела функции того человеческого фильтра, который не под силу самым высококачественным андроидам. Кому ж интересно подставляться ради убийцы или грабителя? А Рики относится к последней категории и на сотрудничество не рассчитывает. – Логично, но неправильно, – монгрел фыркает, но объясняет – в Парк можно пробраться по коммуникациям. Лаэль удивленно поднимает брови: пробраться по коммуникациям? Но если это так просто, то монгрелов тут полным полно должно быть. А если подобное происходит так часто, охрана давно должна была меры принять, не так ли? – И об этом до сих пор не знает охрана? – Парк открыт для посещения не только гражданам, но и внешникам, что подразумевает более высокую степень наблюдения и охраны, чем обычные городские парки Мидаса. А оказывается, сюда легко может попасть кто угодно, в том числе и террористы и монгрелы. Не заметив, что преступников он обозначил словом «монгрел» и совершенно точно не применяет это определение по отношению к Рики, Лаэль продолжает: – Это ведь очень опасно... Ну да, опасно: ценные граждане, дети, федералы, и каждый рискует стать жертвой монгрела, проникшего на охраняемую территорию. Мысль вызывает горечь вместо гнева, и предубежденность жителей Мидаса к жителям Цереса давно перестала высекать злость из горячего нрава полукровки. Убеждать кого-то – значит, тратить силы и время, да и правомерны в большинстве своем такие предположения, ох как правомерны, и вот эта мысль как раз куда горше и омерзительней, чем само обвинение. – Ну так предупреди, – горький сарказм в голосе Рики огорчает Танна куда сильнее всех возможных опасностей для окружающих, и он немедленно начинает извиняться. – Рики, я же не вас имею в виду, а настоящих преступников. «Настоящих преступников – горе ты мое». – А я кто, по-твоему? – Вы сказали, что монгрел. Но ведь это не одно и тоже, преступник и монгрел. Одно и то же. «Это одно и то же, Церес другого образа жизни не предполагает, и ты можешь сколько угодно любви и приязни испытывать к человечеству, но амойская система с момента твоего рождения предопределяет твою судьбу и твой выбор. Люби, сделай милость, мечтай о звездах и белокурых богах, но здесь, на земле Цереса и Мидаса, если ты не будешь убийцей, грабителем, вором – ты сдохнешь. Сдохнешь: от ножа в спине, от подлого удара, от парализатора в неаккуратном захвате кибера – или от кольцевой программы симстима, от рек стаута и дури, после изнасилования или сам, удерживая дрожащими пальцами осколки бутылки, перережешь себе вены, не в силах больше подыхать медленно. Единственная разница – так это в том, что во втором случае ты сначала превратишься в дерьмо, человечью грязь и нежить и лишь потом сдохнешь, отравляя окружающих жалким бессилием. От ножа или импульса, в драке или погоне – чище. Грехи отцов падут на головы их сыновей, а такое проклятие смывается только кровью – горячей и чистой. Пока она горяча и чиста». – Одно и то же. – Это неправда, – Лаэль чуть ли не с возмущением смотрит на полукровку. В памяти гражданина привычно вспыхивают исторические справки, немного криминальных новостей и типичные гражданские «страшилки». Первое и второе приходится признать рациональному мозгу, третье отметается со всем пылом влюбленной юности. – Вы не преступник, это же сразу видно. – Хм, и как же это видно? Юноша хмурится, в волнении стискивает руки перед грудью, стараясь найти немедленное убедительное обоснование. Потому что оно, несомненно, существует и удивительный темноглазый юноша не может оказаться преступником. Не может быть тем, кто убивает людей на улицах, насилует или грабит. Но ведь он монгрел, он сам сказал, а как монгрел может раздобыть денег? У них ведь нет работы, официальной во всяком случае, а далеко не всех устраивают официальные и благотворительные акции. Ох, нет, не может этого быть, он не такой. Но если такой? Но если... но он ведь не может иначе. Он вырос там, где живут только разбойники и преступники, и конечно, он просто не может, не умеет иначе. Но ведь это не значит, что он не хочет иначе. Не значит, что желает убивать и грабить? А желание здесь важнее. Лаэль размышляет, не замечая печального взгляда полукровки и, тем более, не зная, как привлекает Рики эта его доверчивость и готовность обдумывать, а не следовать раз и навсегда установленным правилам и понятиям. Он так смешно хмурится, это выражение так не идет нежному лицу, так заметно, что он не привык хмуриться и огорчаться, не привык плохо думать о людях. Чудо бестолковое. – Я не знаю, но видно. Вы... не производите впечатления человека способного на неоправданную агрессию и пустое зло – а значит, не питаете преступных намерений... нет, не так, я хотел сказать – не хотите причинять зло. «Не хочу причинять зло? И с каких пор нежелание стало показателем отсутствие преступных намерений?» – И что, это означает, что я не преступник? – Нет, – неохотно соглашается Лаэль, – с юридической точки зрения важны действия, а не намерения. Но я думаю, вас не привлекают преступные действия. Я думаю, вы причиняете насилие, когда вас к этому вынуждают. Он вопросительно взглядывает на Рики, и его твердый серьезный взгляд и диковинное бесстрашие, порожденное не силой, а чистотой души и ясностью рассудка невероятно волнует монгрела и вновь толкает его сердце. Вновь осыпает теплом и золотом. Твердый и серьезный взгляд. А глаза такие мягкие, и голос нежный и теплый. – Я преступник. Преступник, потому что я монгрел. Это так: может быть, если бы родился гражданином, я бы не был преступником, но поклясться в этом не могу. Да и смысла нет в таких предположениях. Теплый, мягкий, солнечный свет на щеке, узорчатая листва в полукруглой раме окна, рука сама тянется открыть стекла, впуская свежий сияющий воздух и чьи-то певучие голоса. Стройная фигурка светловолосого кажется ужасно беззащитной, и от нежного бесстрашия в его глазах становится только хуже. Это дите не побоится влезть в неприятности по самые уши, а сражаться как должно не может и не будет. По соображениям высшего этического порядка. – Все. Мне пора, извини, – Рики решительно шагает в сторону, не желая больше баюкать себя опасным утешением, и останавливается скорее от удивления, чем от зова. – Рики, подожди! Он подбегает так стремительно, что льняные пряди взлетают за ним шелковым флагом и останавливается близко-близко, но не пытаясь прикоснуться к нему. Удивительная дань уважения и деликатности и хватает за душу не меньше, чем боль, прозвучавшая в голосе. – Подождите, Рики, вот, – он торопливо протягивает голубой квадратик одноразового телефона, листик взблескивает золотым иероглифом – не телефон, вернее, телефон, но связанный только с одним контактным лицом по индивидуальному коду. – Возьмите, пожалуйста. – Не стоит, – качает головой монгрел, но парень решительно втискивает «связник» в его ладонь. – Пожалуйста, возьмите. Я хотел просить вас о встрече, но у меня не получилось найти должного момента, – Рики открывает рот, чтобы возразить, но юноша торопливо продолжает. – Все равно возьмите. Хотя бы для того, чтобы сказать мне нет. «Откуда ты взялся на мою голову?»
Zainka: У-р-р-р-а-а! Утащила читать!
Carinna: Интересно, Рауль решил и рикино счастье заодно устроить? Ясон поревнует и успокоится, таланливый сотрудник получит повышение, мальчики будут заняты друг другом, и все довольны: и волки, и овцы и капуста. Почитаем, посмотрим. Про Рауля – он у вас получился весьма экспансивным товарищем. Возможно, он потенциально стольже эмоционален, как и Ясон. Но Ясон в себе это развивает, а Рауль - давит. Поэтому Ясон даже в горе более гармоничен, а чувства Рауля прорываются всплесками. Такое ощущение, что они из разных литератуных традиций : Ясон античный герой, а Рауль более похож на героя романтиков. Почему я так думаю: Рауль ведь эмпат, и не понимает, за что ему такое наказанье. Вместо того, чтобы задаватся риторическими вопросами, стоил бы ему и вправду задуматся, зачем его Юпитер этим даром наделила. Да и в пару они не случайно поставлены, Рауль ведь штатный психолог Ясона. Может быть, он должен был занимать ту нишу, что невольно занял Катце, да никак своего предназначения не поймет? И спасибо за проду!
винни-пух: Рикино счастье Раулю без разницы, он бы его давно утилизировал с чувством глубоко удовлетворения, да сначала надо вывести Ясона из ненормального режима. Сотрудник тоже не очень беспокоит, собсвтенно. только Ясон его и беспокоит, как штатный пациент. "Такое ощущение, что они из разных литератуных традиций : Ясон античный герой, а Рауль более похож на героя романтиков". Carinna, это впечатление от аниме или от моего фика? Потому как я вроде бы на такой эффект на рассчитывала. "Ясон в себе это развивает, а Рауль - давит". Да, мне так тоже кажется. Как я понимаю понятие "эмпат" - человек. ощущающий чужие эмоции, но не разделющий их, то есть, он не способен на сочувствие, он в состоянии только зафиксировать интенсивность, направленность и остальные параметры. Для блонди, и не только (Шерлок Холмс, эмоции мешают аналитической работе ума, помните?) эмоции аналогичны "белому шуму" при восприятии информации, мешают, не регулируются, следовательно - от них надо избавляться. Вот почему я и беспокоюсь: если все его тревоги и опасения рассудочного характера, то не сильно ли они выражаются. Спасибо за отзыв.
винни-пух: Сведения закрыты. Проект секретный. Доступ недостаточен. Ты знаешь, что это значит, Рауль, не так ли? Да, он знает. .... – Меня беспокоит состояние Первого Консула. .... – Да, Юпитер. Но как его личный наблюдатель я вынужден констатировать, что состояние Ясона Минка становится все более нестабильным. Это слишком опасно для Консула и влияет на выполнение служебных функций. .... – Расторжение договора с «Мацусито» грозит кризисом куда более глубоким. Компания имеет слишком большое значение в секторе оборудования и может добиться эмбарго на вывоз преобразователей. Нам нечем их заменить на данный момент, и нет возможности заключить соглашение с их конкурентами. .... – Я допускаю и такую мысль, хотя возможно и другое объяснение: Минк не утаивает эти сведения и считает, что может решить проблему путем увеличения доли Амой на сером рынке. В качестве Второго Консула могу лишь указать, что подобная мера носит временный характер. .... – Я могу предложить способ стабилизации психики Консула... если такова твоя воля, Юпитер. Она молчит так долго, что Рауль, непривычно волнующийся, чуть ли не до конца опустошает бокал, лишь в последний момент останавливая себя. Выпить весь бокал – это своего рода дурной тон для блонди, признак неумения контролировать единственно разрешенное волнение в присутствии Белой Богини. И это после указаний на нестабильность Первого Консула! Решение Юпитер – в любом случае, лучшее. В любом. .... – Я исследовал развитие эмоционального дисбаланса Консула, насколько это в моих силах, и убедился, что на протяжении последних трех лет Ясон подвергал себя исключительно сильной эмоциональной нагрузке, что привело к созданию устойчивого эмоционального блока, связанного с конкретным лицом. Я по-прежнему настаиваю на необходимости коррекции. .... – Да, я осознаю, что твое решение – наиболее правильное и мудрое. Но если нельзя подвергнуть Консула стандартным методам стабилизации, то возможен вариант косвенный. Способ более длительный, но так же имеющей высокую вероятность. Ясон создал блок сообразно своей воле, своему желанию, и может избавиться от него самостоятельно. Но его рассудок подвергается постоянному воздействию этого блока, и он не способен самостоятельно найти нужную мотивацию. Я предлагаю вариант, следуя которому, можно организовать нужную мотивацию с помощью внешних факторов. .... – Объект, с которым образуется эмоциональная связь нельзя уничтожить, при резком удалении такой связи дестабилизация только усилится, но объект можно принудить к изменению свойств, требуемых для поддержки связи, и когда объект утратит необходимые характеристики, связь ослабнет, и пострадавший участок сознания разрушится без внешней поддержки. Она опять не отвечает, и Рауль отмечает, что Юпитер на завуалированный упрек в отсутствие доступа не отреагировала, и нужные ему сведения придется по-прежнему искать косвенным путем. Огромную помощь ему оказали заблокированные сведения в разуме гражданина Рахнера, являющегося воспитателем пета на протяжении полутора лет и подвергнутого коррекции по личному распоряжению Консула. Но, к сожалению, это далеко не все и, к сожалению, частично трансформированные сведения. Люди – чрезвычайно нестабильные и изменчивые существа, данные нуждались в корректировке. .... – Я изучил психологический профиль объекта и могу предложить следующее... Рахнер был обнаружен случайно. Известный специалист по воспитанию нетипичных петов требовал лечения. Именно лечения: у него развилась мания преследования в результате какого-то сильного нервного потрясения, а так как причину потрясения установить с помощью обычного внушения или химических средств не удалось – рекомендовали сканировать. Поскольку специалист был известный и Рауль Эм знал его лично – как-никак сходная сфера профессиональных интересов – то блонди посчитал возможным провести обследование в своем институте и с привлечением лучших специалистов. Естественно, он не занимался лично гражданином: каким бы ценным специалистом не являлся последний, он все же был человеком, а обследование человеческого мозга требовало знания множества нюансов, блонди, в принципе, неинтересных. Но результаты он просмотрел, дабы убедиться в качестве проделанной работы.
винни-пух: Результат оказался неожиданным, мягко говоря: рассудок синеволосого пострадал в результате сильнейшего пси-воздействия, хаотичного и очевидно неумелого. Образы, восстановленные программой, отличались искаженностью и отрывочностью, часть была явно навязанной извне, но с такой настойчивой силой, что вытеснила настоящую память человека и вызвала сильнейший шок. Если бы Рахнер участвовал в каком-нибудь научном проекте, блонди предположил бы, что гражданин стал жертвой работы стихийного и неконтролируемого псионика. Вызвало беспокойство и раздражение, что подобная травма связана с пребыванием преподавателя в особняке Ясона Минка и что целью его пребывания оказалось воспитание пета-монгрела, что, необъяснимым образом изрядно увеличило раздражение нейрокорректора. Обращение лично к Ясону подтвердило его гипотезу об участии в некоем секретном проекте, а последовавшее за этим распоряжение о коррекции полукровки лишь подтвердили догадку. Результаты сканирования монгрела указывали на сходную травму, хотя и вызвавшую несколько иные последствия. Рахнер был обследован, излечен и продолжил успешно трудиться в Академии, однако памяти о том периоде своей деятельности не сохранил – повреждение оказалось достаточно глубоким, но, к счастью, локализованным, так что наблюдающий его врач вполне здраво решил избавить своего пациента от травмирующих воспоминаний. И теперь единственным доступным источником для прослеживания событий тех лет стали спутанные воспоминания пациента, преломленные сквозь поврежденное сознание. А единственным источником настоящего состояния объекта стал сам монгрел. Конечно, Рауль обратился к специалистам по человеческой психологии и, конечно, позаботился о том, чтобы его интерес, так же как и результаты работы, были скрыты от Первого Консула. Так и не добившись доступа, но получив поддержку Юпитер, блонди прекрасно осознавал необходимость держать в секрете свои маневры вокруг полукровки, а уж тем более – причину этой бурной деятельности. Еще раз помянув недобрым словом все несовершенство человеческой природы, ученый, наконец, приступил к выбору объекта. Конечно, сценарий был предложен не один, и тщательно просчитав все возможные варианты, Рауль выбрал вариант «суккуб». Но вот с выбором объекта, который сумел бы сыграть предложенную роль, возникли трудности. Во-первых – характеристики объекта. Как ранее полученные данные, так и результаты последних сканирований, основанных на поиске и считывании наиболее яркого конкретизированного раздражителя, давали один и тот же результат. На протяжении трех лет объектом эмоциональной и сексуальной фиксации монгрела выступал Ясон Минк. Как известно, созданный и долго функционирующий ментальный конструкт можно подавить или разрушить только более сильным эмоциональным воздействием, а объект фиксации в данном случае обладал настолько выдающимися личностными характеристиками, что вытеснить его простым подобием не представлялось возможным. Более надежным выглядел вариант с вытеснением путем воздействия объекта с обратными характеристиками, и блонди склонялся именно к такому решению. Во-вторых – сам объект. Актер или зомбированная особь отметались сразу – в силу исключительной сенсорной и эмоциональной чувствительности полукровка может отличить ложное влечение от истинного. Наверняка не сразу, возможно, что и не отличит, поскольку по данным наблюдения монгрел находится в состоянии глубокой депрессии и неконтактен. Но вероятность слишком велика, а блонди обладают тем типом мышления, который предполагает конструирование ситуации по своей воле, а не быструю реакцию на изменяющиеся внешние обстоятельства. Объект должен быть относительно свободным и не содержать ограничительной программы. В-третьих – вопрос контроля. Свободный гражданин обладает правом перемещения на поверхности планеты и правом покидать Амой, и ограничение этих прав с неясной мотивацией повлечет беспокойство и напряжение. А тревога и страх лишает человеческую особь желания искать романтических знакомств, к тому же процесс контроля, на таком уровне, который требует операция, нуждается в аппаратной поддержке, пусть удаленном, но доступе к исполнителю. А значит, объект должен постоянно появляться в зоне контроля. В-четвертых – вопрос огласки. Требуется создать такую ситуацию, в которой результаты, положительные результаты, должны стать известны Ясону. Его пет находится под наблюдением, осуществляемым людьми бывшего фурнитура Минка, и конечно, контакты полукровки с кем бы то ни было, становятся известны Консулу. Но по условиям задачи требуется информация не столько о самом контакте, сколько о его значении для монгрела, а подобные сведения можно получить только из уст участников. Не так уж легко выполнимые требования, но надо сказать, что Рауль Эм справился с задачей со всем присущим ему умом и изобретательностью.
Zainka: Винни-пух, спасибо! Ударным трудом встретили Первомай! Но вот интересна степень созантельности участия Лаэля в операции. Рауль, похоже, использует парня "втемную" (хотя странно: в окружении блонди - и вдруг такое существо). И то, что Ясон может гражданину (и перспективному сотруднику) голову открутить при любом исходе, Раулю абсолютно безразлично.
винни-пух: "И то, что Ясон может гражданину (и перспективному сотруднику) голову открутить при любом исходе, Раулю абсолютно безразлично. " Очень верное замечание. А Лаэль для Рауля в любом случае существо второго сорта, потому что не блонди.
винни-пух: – Вы! – на одном выдохе все то, что должно выражаться большим количеством нелепых слов: радость, страх, надежда, тоска от ожидания и волнение от очередного ожидания. «Я так долго жду вашего звонка, я совсем изуверился и замучил себя надеждой. Я почти решил, что вы мне приснились, и получил рекомендацию служебного медсканера о необходимости отдыха и избавления от напряжения». Никогда на свете: он старательно подавляет свои эмоции, прекрасно сознавая величину ответственности и важность служебных обязанностей. Естественно, никаких там недочетов при работе с оборудованием или путаницы в экспериментах, еще чего не хватало. Но остальное время, когда Лаэль бессмысленно размазывает кубики питательных концентратов по контейнеру и вместо рекомендованной медитации таращится в окно и улыбается, явно пребывая в просторах собственного воображения, когда вечером отклоняет приглашение на обычную прогулку, предпочитая одиночество в беседке маленького институтского сада, и невольно напрягается в момент вызова, хотя прекрасно знает, что это не то, не долгожданный вызов «связника», а обычный контактор, – все остальное время переполнено мечтой. «Рики, где вы? Почему не вызываете?» Хотя бы для того, чтобы сказать нет. И то, что полукровка медлит... значит ли это, что прекрасный незнакомец колеблется? Что еще не решил ответить, но и не решил отказать? А если с ним что-нибудь случилось? Самая беспокойная и плохая мысль. Лаэль тщательно отгоняет подозрения, но не может не согласиться с доводами собственного рассудка: если Рики сказал правду, если он действительно монгрел и преступник, то его молчание может быть вызвано причиной, по отношению к гражданам почти нереальной. Его могли схватить и... что делают с монгрелами при аресте? Юноша не знает, вопрос не его компетенции, так что тревоги его возрастают в такой момент. Как можно наказать существо, рожденное в аду? Откуда он только там взялся? – Лаэль, ты спишь на ходу. Опять ночуешь в своем институте, – наполовину реальная забота, наполовину завистливая. Зависть белая, потому что интеллект определяется правильным выбором генов и реализацией, так что глупо винить носителя, но была бы черной, потому что данный его приятель обладает повышенными значениями агрессивности. Странные приятели, из рода сходящихся противоположностей. – Да не ночую я. – Значит, влюбился. «Что, так заметно? Юпитер, конечно, заметно: пусть я не говорю о предмете моих мечтаний, но и ни о чем другом я не говорю. Не хочу говорить, веду себя непривычно». – Значит, влюбился, – покорно соглашается кареглазый, улыбаясь своей искренней бесхитростной улыбкой. – Ух, ты. И в кого? – блестящие любопытством глаза Рамги словно дырки прожигают, хотя лицо и сохраняет долженствующее сдержанное выражение. – В блонди. Брови приятеля подпрыгивают вверх в изумлении, но потом, сообразив, что высказанное шутка, парень смеется. – Ох, Лаэль. Поэтическая ты натура, несмотря ни на что. Этак ты в луну скоро влюбишься. – Да ладно тебе. – Влюбишься, влюбишься. Тебе какая по нраву? Золотая или серебряная? Черная. Две черных луны, где тьма и сияние, и когда долго смотришь, понимаешь, что это – солнце. Два озера звездного мрака – огромные, миндалевидные, и сквозь тонкую ткань радужки на тебя смотрят чужие миры, яростные и прекрасные. И это невозможно, и этого не может быть, и когда мрак тает – границы между мирами больше нет, и оттуда на тебя смотрят и спрашивают, и требуют невероятного, и имеют на это право. Протяни руку. Сделай один шаг – ты получишь целый огромный мир, но твой родной станет маленьким. – Рики. Взгляд юноши даже в голокубе связи сверкает от переполняющих его чувств, и Рики невольно хмурится, ощущая жадность и восторг, с которым тот смотрит на него. Лаэль дышит взволновано, и только крайняя вежливость не позволяет ему повторять в восхищении и радости короткое имя. – Привет. – Вы огорчены, – сумрачность прекрасного монгрела не ускользает от влюбленного взора юноши, и он тут же печалится. Отзывается сочувствием, как драгоценный камертон, мгновенно забывая обо всех своих тревогах и волнениях. – Н-нет, нет, я просто неуверен... что правильно поступил, позвонил, то есть. Лаэль отчаянно крутит головой, отметая его сомнения, и уверенно заявляет: – Конечно, правильно! – он опять розовеет от смущения, что так навязчиво выражает свое отношение. Но что-то подсказывает ему, что черноглазый монгрел не посчитает неуважением его несдержанность, и правдивость слов и чувств ему важнее соблюдения приличий. – Простите. Я так рад вас слышать. Вы так долго не связывались. – Три дня, – избавится ли человечество от магии числа трех? Можно уверенно сказать, что нет: причина намного глубже, чем мифы христианской религии. А много это или мало... важность промежутка времени по-прежнему определяется количеством событий и последствий, а не линейным течением. Рики знаком с этой особенностью времени давно и тесно, и три дня для него тоже были не короткими.
винни-пух: Он раздумывал. Правда, мысли монгрела выражаются обычно не в форме четких логических построений, а буйным смешением ощущений, образов памяти, проблесков логики и настойчивым стремлением найти соотношения между чувствами, мыслями и волнением – уравновесить желания, долг и неминуемые потери. Но это мысли, наполовину из чувств, как и должно человеку, наполовину из логических связей, как и положено разумному существу. И пусть вторая их составляющая всегда будет уступать блонди, но зато первая ошеломляет красотой и яркостью. И это свойство не человека и не псионика – это дар Рики. Долг, желание и ответственность. Потому что монгрел точно знает, что не изменит дружбе, потому что чувствует мучительную пустоту в груди, где больно от каждого мысленного касания, и потому что уверен в неизбежности потерь. Потому что когда ты открываешь свое сердце, когда даришь кому-то внутреннее тепло – причинить тебе боль не составляет труда. И это, по большому счету, не самое страшное – куда страшнее, когда ты, испытав страдание, отказываешься в страхе от новых чувств. Когда, ожегшись о чужое равнодушие, перестаешь желать. Когда запираешься внутри самого себя, закрываясь от впечатлений и желаний, что могут вновь разбудить тебя, и медленно превращаешься в лед. Так ведь проще, не так ли? Ты ничего не чувствуешь. Он ничего не чувствует. Никто ничего не должен в мире сердечного привета и радости, и пустой оболочкой скользит по поверхности земли такое существо. Не берущее и не дающее, которого нет на самом деле, потому что не оставляет следов на поверхности встречных душ и к себе прикасаться не позволяет. Куски пространства, субстанции, не раздражающие ткани мироздания. Так лучше? Это правда? Неправда. Те, кто так живут – не живут совсем, лишь потребляют положенные на душу населения объем воздуха, воды и еды. А поддерживать круговорот веществ в природе – маловатая задача для существа разумного и награжденного даром любить и дарить любовь. Природы пустоты не терпит, и тот, кто отказывается жить, превращается в живого мертвеца. И где бы не пребывали эти неживые существа, они травят собой других, вырожденной сущностью того, что у них вместо души, отбирают у других способность быть смелым и страстным. Способность желать невозможного и никогда не сдаваться, не бояться ни черта и быть щедрым так, словно никто не причинял тебе боли. Рики всегда относился к тем, кто живет на границе своих сил. Меньше – он не умеет, и именно эта безграничная щедрость, кою никогда не встречал блонди, и безграничная жадность, равная жажде Ясона, – хорошая жадность, к новому, к неизвестному, к предельно-возможному – были и остаются неизменным сокровищем. Рики считает, что он не живет сейчас, потому что перестал жить на такой острой грани, когда каждое движение души – отчаянное и прекрасное, когда каждое желание – словно последнее. Когда и смех, и гнев равно – всем на свете, и никто не уйдет обиженным. Только так, изо всех сил, чтобы рвались жилы сердца и тела – только так и можно жить. А теперь этого нет: выпитый до дна источник пуст, иссушен, и сам жаждет капель блаженной влаги. А право на это у него есть? Наверняка нет, и все три дня полукровка настойчиво убеждает себя в неправильности своего желания. Нельзя так, нельзя брать чужие чувства и ничего не отдавать взамен, а он чувствует себя пустым и холодным как пустыня. У кого хватит воды, чтобы напоить беспомощную землю, где одни камни и нет ничего внутри – там, в глубине каменных вен, – чтобы рождать живое и радоваться? У кого хватит тепла, чтобы согреть покинутую планету? Уж точно не у обычного человека, измеряющего сердечный трепет чистотой крови и карьерой. Но ведь и Лаэль не такой – уж что-что, а эмоциональную глухоту и грязный запах примитивных чувств монгрел отличает безошибочно. Так может, он достаточно силен, чтобы потерпеть, достаточно щедр, чтобы подарить без отдачи? Так может, его желание не убьет парня, как желание... За все эти три дня имя Ясона Минка произносится мысленно только, когда монгрел добирается до этого этапа своих размышлений: имеет ли он право требовать и брать душевное тепло, если почти уверен в собственной неспособности? Сумеет ли он быть нормальным, быть человеком, а не стать дурной копией блонди? «Юпитер, где мне найти такое кольцо, чтобы включалось, если я перейду грань?» – Вы правы, это недолго, – но как долго они тянулись для меня. «Рики, как я хочу видеть вас близко от себя, как хочу касаться губами этих прекрасных глаз, как хочу привести вас сюда за руку, одетого только вашей кожей и моим желанием». – Мне нужно спросить, как ваши дела, но я думаю, что вы не ответите, так ведь? Рики хмыкает, чрезмерная деликатность гражданина невольно забавляет монгрела. Парень что, и впрямь считает, что раз он признался в статусе преступника, то его жизнь состоит из сплошных кровавых замыслов или шпионских секретов? Смешной. – Ничего особенного, обычная болтанка, – в глазах собеседника мелькает недоумение, и полукровка поясняет, – бездельничал, ничего интересного или важного. Недоумение не исчезает и не уменьшается: для гражданина, чья жизнь насыщена увлекательной трудовой деятельностью и постоянными впечатлениями рассудка, отсутствие какого либо дела, отсутствие цели – нонсенс, недопустимое состояние. Как это – ничего не делал? Ай, да какая разница! Он с ним связался, он с ним разговаривает и не начал диалог с отказа от дальнейших контактов, так что надо забыть немедленно о всяких странностях и сосредоточиться на цели. – Ну, тогда... если вы не против, я могу предложить более интересное времяпровождение. Здесь тоже красиво: обилие искусственной зелени и фонтанов, искусно подсвеченных цветными огнями, многочисленные водяные чаши на уровне пола и кварцевые сферы, где заключены морские существа. Сквозь прозрачный потолок видно яркое вечернее небо, воздух насыщен йодистыми ароматами, от ближайшей стенки аквариума с воплями и смехом отпрыгивают дети: полосатая змеевидная рыбина явно посчитала наблюдающих лакомой добычей и теперь плавает в недоумении. Здесь, рядом, а не достанешь. Одно из увеселительных заведений – диковинный гибрид клуба, где можно запросто купить единоразовое членство, частного водяного цирка и ресторана, знаменитого морской кухней. Изящное архитектурное решение позволяет организовать некое общее многоуровневое пространство, пронизанное круглыми в сечении вертикальными бассейнами, выполняющими роль колонн. С подиумами, отделенными в общей массе золотого убранства водяными стенами из капельных фонтанов. Красиво и совершенно безопасно – для граждан, разумеется, и для инопланетных гостей. В угоду политике привлечения этих самых гостей сканеры на входе торжественно убраны. Но биолокаторы немедленно сообщают о повышенном содержании адреналина, и за подозрительными особами немедленно устанавливается наблюдение. Метод проходит практическое тестирование и пока особо не оглашается: ответственность и скрупулезность белокурых правителей Амой не позволяет использовать предварительные результаты. Монгрелу не нравится. Не то, что бы он с самого начала был в хорошем настроении, наоборот, скорее: хмурился, курил сигареты одну за другой и отвечал неохотно, только поглядывал искоса, со странным выражением надежды и неверия, сомнения. И Лаэль изо всех сил старался развеселить юношу, рассказывая земную историю воздухоплавания. – Воздухоплавания? Почему? – Потому что я не могу найти тему для разговора, которая касалась бы нас обоих, поэтому выбираю тему, которая не касается ни вас, ни меня. Потому что неожиданное, яркое, но безопасное, всегда привлекает людей новым впечатлением и приводит в более располагающее состояние духа. Как примерный ученик, Лаэль посещал курс психологии общения, и, судя по тому, как изумление, а потом интерес вытесняют сумрачность и непонятную тревогу, выбор темы совершенно верен. Воздухоплавание, надо же. Что, действительно, может быть дальше от реальности? Рики увлекается рассказом, не столько красивым, сколько точным, да и угадал парень немножко больше, чем мог бы, используя только азы расположения собеседников. Утратил Рики возможность летать или нет, но полет, какой угодно и в любой форме, для него по-прежнему остается признаком души, созвучной ему, и описание удивительнейших приспособлений, используемых предками для того, чтобы подняться в небо, привлекает и будоражит монгрела. Пусть Лаэлю не хватает яркости, страсти – скудость красок с лихвой перекрывает воображение полукровки, и вот уже Рики вместе с первым из смельчаков подымается в небо в плетеной корзине, подвешенной под шаром с теплым воздухом. «Подняться в небо – вот задача. Подняться в небо – вот это труд» – каково сказано, а? И очевидная опасность и неуемное стремление неизвестного ему летчика очаровывает Рики. – Это было чрезвычайно рискованное предприятие, и он не мог рассчитывать на помощь. – Не мог, – темные прекрасные глаза полукровки сияют и так наполнены мечтами и видениями, что, приглядевшись, их можно увидеть с такой же отменной четкостью, с какой их видит монгрел «Монгрел, ты правда монгрел?» – Но зато он был первым!
полная версия страницы