Форум » Фантворчество » Освобождение » Ответить
Освобождение
takishiro: Название: Освобождение Автор: Takishiro Рейтинг: R Действующие лица: Рики, Гай, Ясон, "Бизоны" Отказ от прав: Не мое и не хочу Предупреждение: АУ, ООС.
Ответов - 158, стр:
1 2 3 4 All
a_passerby: takishiro пишет: На самом деле личная ассоциация относится на возможности делать другому человеку зло безнаказанно.Имхо, для этого не обязательно быть «высшей рассой» - достаточно иметь удобную возможность. Но первое дает второе.:) Т.е. с таким же успехом можно было писать, например, про американский юг. Угу, но для нашего человека ближе Рейх. Было дело! Было! Вон Робина Пэка того же возьмите... Меня, честно говоря, несколько пугает предупреждение «Оригинальные персы со слабыми аллюзиями на канонических персонажей», при том, что у автора случалось, имхо, жуткое ООС, - но посмотрю. Юпитер, кажется, я нашел человека, который не любит кавайных раулей :) Скорее кавайную элиту, хотя авторам стебных фиков могу простить многое.
винни-пух: "Меня, честно говоря, несколько пугает предупреждение «Оригинальные персы со слабыми аллюзиями на канонических персонажей», при том, что у автора случалось, имхо, жуткое ООС, - но посмотрю. " Не попробуешь, не узнаешь. На мой взгляд это было не о фашистах, как хотите.
a_passerby: винни-пух, не будем спорить: практика показала, что вкусы у нас не всегда совпадают. Еще мне тут вспомнилось, что при Гитлере шизофреников (хотя, наверное, не только их) стерилизовали, так что при желании и необходимости институт фурнитуров можно как-то втиснуть. А вот куды автор заткнет Юпу для меня загадка: несмотря на все ее вопли, как-то не ассоциируется у меня Лямбда с Адольфом.
takishiro: a_passerby Юпа - это Великая Германия :)))))
Nerpa: продолжение трепа про лагерную матчасть (можно не читать, это уже совсем не о фике) Винни: Я и не утверждаю, что Рики дошел до такой кондиции, я полагаю, что в случае отработки упомянутой методики существование связей между пленниками. каких угодно связей и тех, что построены на унижении или издевательстве, и тех, что основаны на снисхождении по отношению к фавориту, не предполагается. Возможно они есть. но не в качестве рычагов контроля. Мне кажется, что у вас сложилась несколько искаженная картина (извините, если не так - просто такое впечатление). По-моему, то что вы описываете - малореально в качестве массовой модели. Может такой эксперимент где-то и ставился, в каком-то отдельном.... садке. До войны, когда еще кого-то интересовала чья-то психология. Но так, как вы пишете, в целом в лагерях не было. Никто специально не вникал и не влезал во взаимоотношения зеков, чтоб испортить им эти взаимоотношения. Всё происходило естественным образом. И дружба была, и взаимопомощь - и вовсе не все опускались до состояния растений, даже умирая с голоду. А в некоторых лагерях в какой-то момент вообще произошла тихая революция. "Лагерное самоуправление" старались формировать из немцев (естественно) и из уголовников (по возможности). Ну так вот, конкретно в Бухенвальде и Маутхаузене (может где-то еще, я не знаю) подпольные организации в какой-то момент взяли, да и сменили уголовников политиками. То есть во главе той самой прослойки встали порядочные люди. И это сразу почувствовалось, взаимопомощь сразу стала ощутима. Конечно, от массового расстрела спастись было трудно, но кому-то конкретному перешить номер и спрятать - очень даже нередко бывало. Разные национальные группы по-разному кормиились и на разные работы распределялись - это исходило от эсэсовского начальства, расизм в действии. Хуже всего кормились советские военнопленные. Но у каждого из них имелись свои "шефы" из числа европейцев, которые КАЖДЫЙ ДЕНЬ делились едой. Ну и кончилось в обоих лагерях тем, что как только наблюдатели заметили первые признаки приближения американских танков, произошло вооруженное восстание. Тщательно и заранее подготовленное именно на такой случай, т.к. все были в курсе насчет уничтожения зеков при отступлении. По-моему, никто нарочно не пытался каким-то образом причудливо изгибать психологию. Во время войны в Германию пошел огромный поток пленных и с востока, и с запада. Это даровая рабсила, которую очень широко использовали в промышленности, особенно военной. Именно в этом и был смысл существования концлагерей. Ну еще и когда началось массовое уничтожение евреев (в середине войны, примерно), но и то - большая часть не сразу в топку посылалась, а опять-таки работала сперва. Психология - это было дело шестнадцатое. А голод был тоже, кстати, не сразу, а начался в таких масштабах только года с 1942-43, когда Германия заглотала столько народу, что уже никаких ресурсов не хватало поддерживать их в нормальном состоянии. До войны никто в лагерях с голоду не умирал. Что касается рычагов контроля, то раз вы знаете слово "мусульманин", вы наверное встречали и слово "проминент". Те самые рычаги. Знаете, к концу войны в лагерях для рычагов контроля не только СС не хватало (их давно уже было в соотношении 1 к нескольким тысячам зеков) - но даже и немецких зеков, всё равно уголовников или политиков. Люди сами устраивали себе пирамиду, СС особенно в эти интриги не влезало. Для СС главное было, чтоб лагерь был в порядке и всё б-м работало. Кстати, осенью 1944 г. большинство здоровых эсэсовцев послали из лагерей на фронт (кроме самого высшего начальства, коменданта к примеру). А в лагеря частично пришли инвалиды с фронта, частично - люди из свеженавербованных национальных частей СС, прибалты и т.п. СС-персонал уменьшился не знаю во сколько раз, но заметно. При таких условиях массовые эксперименты над психологией были невозможной роскошью. Естественно, написано на эти темы очень много, и какая мозаика в голове сложится - зависит от того, что прочитал из этого моря информации. Верю, что где-то что-то подобное делалось, как вы пишете (скорее всего до войны, когда можно было себе позволить подобные игры - потом уже не до того было).
Nerpa: "Юпитер, кажется, я нашел человека, который не любит кавайных раулей :) " Да ладно Вам, есть такие на белом свете. Точно, Винни вы тоже видите Рауля далеким от кавайности : ) Хотя то, что происходит в ТД - имхо, выходит далеко за рамки разумного (и возможного на Амой). Рауль, своими руками губящий уникальную популяцию естественного генофонда? Последнюю на планете? Не представляю себе биолога в этом качестве. Про то, что для Юпы такой образ действий, мягко говоря, не характерен - уже говорила. А вот Рауль, тихо сидящий в уголку, и кроящий-шьющий что-то интересное из чужих органов, это имхо как раз в характере : ). Я к элите нежно отношусь, но почему-то "Освобождение" у меня оттрожения не вызывает.
takishiro: Nerpa Ну, в ТД Рауль только выполнял волю Юпы. А Юпа после смерти Ясона была психически нездорова...
Nerpa: Ладно-ладно, Юпы : ))) Волю автора он выполнял. Которому нужна была причина, чтоб оправдать шикарную Гаеву пиротехнику : ). То что Гай хотел бы так сделать - у меня ни малейших сомнений нет, и ему самому и так причин достаточно было. А вот перед читателями было б неудобно иначе. А так - вроде всё нормально, планета взорвана при самозащите. На самом деле, мне очень нравится в ТД всё, что относится к Гаю. Отличный образ, редкий по силе и гармоничности. Мне только кажется, что для того чтоб читатель полюбил его, вовсе не обязательно было делать таких гадов из амойского начальства. Понимаете, меня очень огорчает, что людям обязательно нужны злодеи. Для большинства фэндома - Гай злодей, а остальные нормальные. Для вас - Гай нормальный, элита злодеи. Мне бы хотелось почитать такой фик, где ваш Гай сочетался бы с достойными блондями и прочими персонажами. Чтоб каждый персонаж был описан с любовью, бережно, уважительно. Доброжелательно. Эх... нет в мире совершенства : )
a_passerby: takishiro пишет: Юпа - это Великая Германия :)))))Тогыды арийцы суть члены группы «Бездна», работающие над ее построением.))) Nerpa пишет: Ладно-ладно, Юпы : ))) Волю автора он выполнял. Ну, так этим страдают все литературные персонажи.:) А Рауль в «ТД», насколько я помню, был не в восторге - просто выполнял поставленную задачу. И Рауль здесь, имхо, нормальный, а вот Гай с его глюками меня реально пугает - а в аниме он вполне адекватный. Понимаете, меня очень огорчает, что людям обязательно нужны злодеи Да, пора с этим завязывать. = Делать так, чтобы все были правы, просто у каждого своя правда. Имхо, в «ТД» оно так и есть.
takishiro: Nerpa Вряд ли в таком полярном мире это получится. "Полюса" будут не замечать друг друга, пока могут, а когда больше не смогут - начнется ненависть. Поэтому "все одинаково хорошими" не получатся :) И Рауль здесь, имхо, нормальный, а вот Гай с его глюками меня реально пугает Это Вы про Гая из ТД? У здешнего, вроде, глюков нет... А в аниме он был адекватный... до определенного момента :)
a_passerby: takishiro пишет: Это Вы про Гая из ТД? У здешнего, вроде, глюков нет...Да? Хм, по-моему, он везде (немного) не в себе, только в «ТД» его сильнее глючит (= явление духа Рики, откровения монгрельского бога), а здесь нормальные такие, естественные кошмары после высадки в Нормандии. На мой взгляд, в аниме и «Освобождении» мера одержимости идеей приблизительно одинаковая.
Nerpa: только в «ТД» его сильнее глючит (= явление духа Рики, откровения монгрельского бога), а здесь нормальные такие, естественные кошмары после высадки в Нормандии. Ну так и Рики еще жив! Неизвестно, что ему будет глючится после Рикиной смерти (если, конечно, он сам жив останется). Имхо, глюки когда общаешься с мертвым, как с живым, это абсолютно нормально при такой любви и такой сильной фиксации на человеке. У меня есть примеры в нашей семье кое-чего подобного. Это нормально. Когда человек составляет стержень твоей личности, внезапная потеря этого стержня как раз и ведет к подобным... к разным... эффектам.
винни-пух: "Верю, что где-то что-то подобное делалось, как вы пишете (скорее всего до войны, когда можно было себе позволить подобные игры - потом уже не до того было)." Да, так кажется и есть. Воспоминания касались лагерей конца 30-ых годов, когда пленных еще не было в таком огромном количестве. Но я так поняла это не был специальный какой-то лагерь, во всех худо-бедно отрабатывалась методика пока была возможность. Знаете, лично для меня идея концлагеря как рабочего лагеря как-то более... объяснима: ну да. рабы, бесплатная рабочая сила, контингент для испытания лекарств и болезней и так далее. А вот когда заведение существует специально для уничтожения человеческой личности в массовых количествах - это просто жуть какая-то нереальная. А приемы кстати и в других лагерях использовались: та же утренняя зарядка, прости Господи. "Мне только кажется, что для того чтоб читатель полюбил его, вовсе не обязательно было делать таких гадов из амойского начальства. " Гм... полагаю, что это просто признак класса. Рабовладелец может быть золотым и серебряным человеком, но он все равно - рабовладелец, человек свято уверенный в своем праве решать чужие судьбы и жизни. И рабу не легче ни на йоту от того. что его рабовладелец, типа хороший человек. "У меня есть примеры в нашей семье кое-чего подобного. Это нормально. Когда человек составляет стержень твоей личности, внезапная потеря этого стержня как раз и ведет к подобным... к разным... эффектам." Это ужасно. При чем для обоих. Это просто ужасно.
takishiro: - У меня для вас новости, - говорит Гай гауптштурмфюреру. - Гитлер капут. Герр Минк сидит на тюфяке в заднем помещении склада. Здесь очень похоже на тюремную камеру, а пахнет отчего-то не порохом, а мышами. При словах Гая он возводит глаза к небу и тихонько вздыхает. - Нет, вы не поняли, герр офицер, - говорит Гай. - Гитлер в самом деле капут. Вместе со своей сучкой. Об этом говорят по всем радиостанциям... и на немецкой тоже. Ох, какая жалость - тут же нет приемника. Ему все равно, понимает Минк его слова или нет. Главное до него дойдет - новость, которую они сами узнали рано утром, и от которой пол-лагеря плясали, как оглашенные. В выцветших глазах гауптштурмфюрера - никакого выражения. Но это не имеет значения, потому что главный, тот, у кого они все плясали на ниточке, теперь мертв. Все кончено, теперь совсем кончено. Гаю хочется смеяться, хочется заехать по этой невозмутимой роже так, что руки дрожат, но ведь пленный, сволочь, и безоружный... - Гай, - знакомый голос из-за спины. - Рики, иди обратно. - Ты обещал. Он и в самом деле обещал. Утром. Гай не понимал, зачем Рики это сдалось, но отказывать ему не умел. - Две минуты. Я просто хочу... посмотреть ему в глаза. - За все это время не насмотрелся? - Ты не понимаешь, - сказал Рики. - Тебя здесь не было. Гай вышел за дверь, не закрыв ее. Тень его замерла, упав на дверной проем. Ясон улыбнулся. Медленной своей, опасной улыбкой. - Решил насладиться моим унижением? Что за чушь; он не выглядит униженным. Даже здесь, на паршивом тюфяке, со связанными руками. Голос его чистый и ледяной до ломоты в зубах, как родниковая вода. Голос, которому Рики не может противиться. - Подойди, - говорит герр Минк. Рики не за этим сюда пришел. Он хотел понять, что все закончилось. Гитлера нет, лагерь освободили, и их теперь ничто не связывает. Он не собирался подходить к нему - медленно, на негнущихся ногах, и чувствовать, как с каждым шагом взбухает желание. Ледяные глаза следят за ним... с любопытством. Можно даже сказать - с иронией. Рики с утра надел армейскую куртку, снятую, похоже, с кого-то длинного, и она скрывает эрекцию. Но герр Минк все видит и все знает. Как всегда. Его улыбка становится почти доброй. У Рики сдавливает горло и давит в штанах. Он молчит. - Мы оба знаем, чья ты собственность... - тихо говорит герр Минк. По-немецки. <i>Он связан. Он не тронет меня, не тронет...</i> Раньше Ясон запрещал ему прикасаться. А теперь сам сидит со связанными руками. И он, Рики, еврей, никто, лагерная грязь - может просто намотать его волосы на руку, прижать его к стене и... И ненавидеть его. Ненавидеть так сильно, как только сможет. У Рики кружится голова, он выбирается из камеры и там, снаружи, опирается о стену. Пытается проморгаться. - Черт. Вот черт. - Это от голода, - сказал Гай его спине. - Это у тебя от голода, Рики. - Ну зачем ты к нему поперся? Рикардо не ответил. Он сидел в палатке-столовой и выскребал свинину с бобами из жестяной банки. Ел он жадно, быстро и все время отворачивался, будто стыдился. Когда он доел, Гай молча подвинул к нему кусок хлеба, намазанный сгущенкой. Рики одними губами сказал "спасибо". Гаю казалось, что он за мили отсюда - и неизвестно, удастся ли вернуть его обратно. Сам капитан Финли пил третью чашку кофе, и лучше ему от этого не становилось. Атмосфера в лагере была лихорадочная. Люди начали оживать: лаялись в очередях, отбирали друг у друга еду, устраивали драки. Все лучше, чем мертвая покорность первых дней. Капитану Финли лагерь теперь напоминал какой-то южный город во время фиесты: горящие под открытым небом костры, люди, которые праздно шатались по лагерю или пили кофе у огня, снующие под ногами дети. Малышня, как привязанная, таскалась за Норрисом. Он давно уж раздал свои и Люковы запасы сахара и шоколада, но дети не отставали. Почти весело - если б только не каддиш, который выжившие раввины читали у братских могил. Гай думал сперва, что трупы надо опознать, отправить домой, похоронить по-человечески. Но слишком их было много. Да и опознавать по большей части - некому. Так что пришлось брать лопаты и идти копать. Тоже занятие. Утром он опять орал в передатчик - все равно, кого им пошлют, Красный Крест, УМСА или свидетелей Иеговы, но пусть уже кто-нибудь, черт побери, займется этим лагерем. А если нет - то пусть разрешат судить пленных по закону военного времени. Все это напоминало танцы на нижней палубе корабля, идущего в никуда. Они и были - будто корабль, заброшенный в океан, отделенные толщей воды от берега, где люди. Бывшие заключенные все чаще подходили и на ломаном английском спрашивали - что будет дальше? Куда нам теперь идти? Никто в батальоне не знал, что отвечать. Расправившись с хлебом, Рики тщательно смел со стола все крошки и закинул в рот. Утром, когда Гай проснулся, Рики лежал, втиснувшись между ним и стенкой, как в старые времена. Но даже так он оставался каким-то чужим. Гай это чувствовал, хоть и убеждал себя старательно: парень прошел через ад, не надо его дергать. Теперь он знал, почему Рики не хочет, чтоб его трогали. Да ладно, на него дышать страшно, не то что трахать. Другие заключенные разговаривали с Рики без презрения, без ненависти. Гай смотрел, как Рики пьет кофе, чуть не давясь, как жадно ходит кадык на тощей шее. Пусть его вздернут, если пожалованная герром Минком еда не расходилась по всему бараку. Теперь капитану Финли было очень трудно не думать о том пороховом складе. И о человеке, сидящем там. В лагере тысячи людей; почему этому понадобился Рики? Гай так старался успеть. Он ведь и думал сначала, что успел.
takishiro: Вечером Рики просит: - Ты можешь... вывести меня с территории? Хоть ненадолго... Всем здесь понадобится время, чтобы понять, что с территории они могут выйти сами. Без разрешения. Навсегда. Через уже проделанную дыру в ограждении они выбираются наружу, на опушку реденького леса. Далеко не уходят - Рики прислоняется спиной к стволу дерева, глубоко вдыхает. Лес прохладный, влажный, дышащий. Гай тоже рад, что они выбрались. - Тихо, - недоуменно говорит Рики. - Разве? - сюда доносится и лагерная возня, и музыка из репродуктора. - Собаки не лают, - поясняет Рики. Гай задумывается на минуту - куда делись собаки. Может, удрали в лес и бродят сейчас, голодные... Хорошо, что оружие с собой. Рики молчит, ковыряя землю носком ботинка. Вслушивается. Дышит. Гай хочет сказать ему, что все будет хорошо. Говорит: - Прости меня. Рикардо вскидывает глаза: - За что? Тот отворачивается. - Я тебя ударил тогда... - Ну ты... Ну ты даешь. Вспомнил. Это действительно... так смешно. После всех тычков, пинков, ударов, которые он принимал не задумываясь, так же, как не задумывались те, кто бил его... Тот раз можно было, пожалуй, хранить в памяти. Как дорогое воспоминание. Как что-то... родное. - Я разозлился. Думал, ты... - Я знаю, что ты думал. - Я искал тебя. Решил, ты просто не хочешь уезжать со мной. Почему ты не сказал? Почему, Рики? - Ты бы остался. Гай молчит. Разумеется, он бы остался. - Это была не твоя война, - говорит Рики медленно, будто припоминая что-то недостижимо давнее. - Я за себя-то боялся будь здоров. А за тебя... Я не смог бы. Просто ничего бы не смог. Его капитан щурит серые глаза: - Не моя война... В ноябре я уехал. А в конце декабря уже всех стали забирать... Ты б меня хоть спросил... Застарелая горечь. Застарелая ревность. Ничего никуда не делось. Добрый старый Гай, весь как есть. Каштановая прядь выбилась из хвоста, падает на глаза. Рики пытается отвести ее за ухо, но она тут же падает обратно. Гай склоняется к нему, касается его губ - детский, школьный какой-то поцелуй; как тем вечером, в Ирландии, в переулке за пабом - пока местные и приезжие дрались стенка на стенку. Тогда они тоже целовались осторожно, потому что губы у Рики были разбиты. Гай жил у Макгиннесов и считался местным, Рики приехал на лето с группой студентов; но тогда в переулке их это уже не волновало. Будто чужой памятью Рикардо вспоминает, как это было, когда они встретились, когда Гай, ни слова ни сказав, поехал за ним на континент, потому что лето кончилось, а расстаться у них не вышло. Он хотел бы возвратить воспоминания, он вцепляется в плечи Гая, вгрызается в его рот, он так хотел бы вернуть - хоть что-нибудь. И вспоминает, как поцеловал Ясона. Тогда он верил, что приговорен, что это последнее желание. Перед смертью все можно. А теперь оказалось, что ему придется жить. Рикардо отстраняется, смотрит в лицо Гая, но видит Ясона - его холодные глаза, в которых он все же проявился страх. Капитан не удерживает его. Просто стоит рядом. Рики и не прикасаясь, чувствует его желание. Он знает, что не надо спрашивать, нельзя разбивать хрупкий мир этой минуты. И все-таки спрашивает: - Что вы с ним сделаете? Гаю не надо объяснять, с кем. Он хмурится: - Моя бы воля, давно бы к стенке поставил. Так он, видите ли, военноепленный. Его судить будут... Чего там судить? Рики... - Что? У Гая не поворачивается язык сказать "не бойся". Сказать это человеку, который прошел через подвалы гестапо. <i>Но ведь ты и не боишься, правда, Рики, это не страх у тебя в голосе, это...</i> - Что он сказал тебе? - Неважно, - резко отвечает Рики. По-немецки. Конечно, немецкого бедняга Гай не поймет... Кто он такой - пастух с фермы... - Что, - говорит Гай не своим, нехорошим тоном, - может, тебе его жаль? Рикардо сглотнул. - Может, тебе понравилось с ним трахаться? "Вот не поверишь, да? Сам не ожидал..." Но у Гая такой тон, каким он сказал бы: "Может, ты слетал на луну?" Рики становится страшно. И он молчит, не зная, как оправдаться. От этого молчания руки у Гая сами сжимаются в кулаки. - Может, тебе по вкусу пришлось, что он образованный? Аристократ там и все такое? О, мамма мия. - Гай, ты что, думаешь - мы с ним друг другу стихи читали? Из груди полился жидкий, неприятный смех, и вслед за смехом - то, что Рикардо не мог решиться сказать: - Он меня трахал, Гай! Меня еще никто никогда так не трахал! И знаешь, что самое смешное? Мне нравилось! Мы же таких, как он, убивали... он каждое утро распоряжения на камеры подписывал... а вечером звал меня к себе, и мне нравилось! И я шел к нему, ждал, когда он позовет... вместо того, чтоб горло себе перерезать к такой-то матери! - Что ты... Что же это, господи... - Хочешь меня вывезти из лагеря, да? Увезти в свою... в свою Айову? А как я... как я на людей буду смотреть, на нормальных, Гай? Я же не смогу уйти от него теперь. Никогда. - Прекрати. Что ты несешь... Что же они сделали с тобой, Рики... - Я несу... да, я несу. Посмотри на меня. Посмотри. Ты видишь? Я не человек. Я номер. Погляди, Гай, - в каком-то исступлении он расстегивает ремень, спускает штаны до колен. Из-под рубашки жалко выглядывает тощий живот, худые бедра со следами ударов. Съежившийся член - Гай скорее понимает, чем видит, что на нем. Номер заключенного. Тот самый, что Рики выбили и на запястье, как всем остальным. - Р-рики... - к лицу Гая вместе с кровью приливает гнев, желание растоптать, разорвать, убить. - Видишь? - говорит Рики с натянутой до предела улыбкой. - Вот я... что. Я собственность Великой Германии. Так он говорит. И ничего мне с этим уже не сделать. Господи, думает Гай, господи, я сейчас... я сейчас что-нибудь сделаю... - Шлюхи... шлюхи могут бежать. А я даже не шлюха. Я принадлежу, - Рикардо начинает задыхаться, - великой Германии. И никуда ты меня не увезешь. Гай разворачивается и с силой бьет рукой в ствол ближайшего дерева. До крови. Рики, оглушенный своим признанием, наконец видит его расширившиеся, посветлевшие глаза, как у ребенка, которого незаслуженно ударили. Он уверен - такое же выражение было у Гая, когда в него попал тот осколок. Оказывается, Рики снова может чувствовать его боль. - Штаны надень, - без выражения говорит Гай. С правой руки течет кровь, капает в траву. - Ну что ты сделал, - тихо говорит Рики. - Пошли отсюда. Дома Рики ведет Гая к рукомойнику и смывает кровь с разбитых костяшек. Так бережно, будто это самая серьезная рана, что Гай получил за всю войну. Они оба получили. Гай садится на кушетку. Он похож на контуженного. - Прости. Не надо было рассказывать. Просто я не знаю, что со всем этим дерьмом делать... - Надо будет найти доктора. На гражданке, - каждое слово - будто через силу. - свести эту дрянь.... - Да, - говорит Рики. - Конечно. Не выдержав, он кладет ему руку между ног, гладит через брюки такой знакомый ком, воспалившееся, больное желание. Ему хочется, чтобы всего этого не было. Он попытается. Он сделает так, будто этого не было. Это ничего, Гай. Это сейчас пройдет... Капитан Финли резко вдыхает, поднимается и уходит. Молча.
Конвалия: takishiro спасибо за продолжение. Вы очень интересно пишите.
Март: сильный текст
Nerpa: Здорово. Самая моя любимая глава! : ) Каждая сцена великолепна.
винни-пух: "Так бережно, будто это самая серьезная рана, что Гай получил за всю войну. Они оба получили." А так оно и есть.
takishiro: Конвалия Рад, что нравится. Март Ох, спасибо... Nerpa Угу, дальше будет хуже... ( винни-пух Так оно и есть, Вы правы.
Nerpa: Nerpa Угу, дальше будет хуже... ( А куда ж мы денемся? Аи но Кусаби и так-то не сахар, а уж в таком сеттинге... Морально готовлюсь, запасаюсь валерьянкой.
Olga mon cher: takishiro только, пожалуйста, не торопитесь,- пусть окончание этой истории не будет написанным наспех...Слишком понравился текст...))) Мы подождём!)))
a_passerby: Sehr gut!
takishiro: Olga mon cher Ох... не понял. Намекаете, что автор стал торопиться? :( a_passerby Вы таки издеваетесь...
a_passerby: takishiro, ваще-то хвалю
Olga mon cher: takishiro takishiro пишет: Намекаете, что автор стал торопиться? Нифкоем разе! заметила, что бывает такая хрень- автора забодают свои же герои и он их поскорее чепалдыхнет, штоб отмазаццо и как честный человек ПЧ ожиданием не томить надеюс, автор у нас сурьёзнай и на подобную измену не подсаживаемый))) Вот я и не... как бэ сказать?.. смиряю свой нетерпёж))) себя уговариваю)))
takishiro: Давно, когда Гай был подростком и жил с отцом, у него дико разболелся зуб. До зубного ехать было далеко, и ночью он просто выбрался из дома и до утра нарезал круги по полю. Ему казалось, что зуб болит меньше, если быстро ходить. Вот и сейчас он так же кружил по лагерю. Ему просто надо успокоиться, разобраться. Рики не в себе, вот и несет невесть что, а кто после такого будет в себе? "Он трахал меня, Гай. Меня никто никогда так не трахал!" Он ушел - успел уйти, когда ощутил его руку на члене - потому что еще минута, и он просто развернул бы его и вставил, как последней шлюхе во французском городишке. Своему Рики. "Он трахал меня, и мне нравилось!" Перед глазами все плясала его татуировка. Гады, вот ведь гады. Бедра в мелких белых полосках. Так-то оно тебе нравилось, Рикардо. Кому ты врешь? Зачем? Он пытался справиться с собой. Вдохнуть. Выдохнуть. Что они сделали с моим Рики? Он кружил, кружил, в конце концов остановился, уже не понимая, куда забрел. Лагерь еще не совсем заснул, но Гай, заключенный в собственную боль, как в стеклянный шар, никого не видел. Поздноапрельская ночь выдалась холодной, ему даже казалось, что изо рта идет пар. Он стоял, потерянный, продрогший, будто человек, сошедший с поезда на неизвестном полустанке. Поискал курить, но пальцы нащупали только табачную крошку. И снова немой оказался рядом неожиданно. Протянул сигарету, которую у "бизонов" же и стрельнул. Застыл рядом странно-терпеливо, не шевелясь и не собираясь уходить. Это молчаливое присутствие успокаивало. Гай сделал несколько затяжек, впиваясь в сигарету. Катце вопросительно кивнул на домик для слуг в отдалении. - Я не знаю, что делать, - сказал Гай. Рыжий вытянул из-за уха огрызок химического карандаша. Послюнявил его и что-то написал на пустой сигаретной пачке. В свете пристегнутой к дверям барака тусклой лампы сиреневые буквы казались черными: "Ничего не сделаешь". Американский "штаб" был до невероятности пуст в ночи, без мелькающих тут и там солдат, без нагроможденных на стол бумаг. Катце сидел за столом и писал прилежно, как школьник, на обороте какого-то донесения. Для полной картины не хватало только высунутого языка. Но высовывать ему было нечего... Гай поставил на огонь чайник, открыл пачку галет. Рыжий выхлебал кофе тремя жадными глотками, пришлось наливать еще. Немой, как рассказывали, почти всю войну работал на черном рынке обедневшей Германии. Вряд ли такой кофе попадал в список покупок для привыкших к роскоши партайгеноссе. Говорили, что рыжего замели по случайности, что проштрафился один из прикрывавших его офицеров. И что герр Минк, которому Катце доставал американские пластинки, собственноручно вытащил его из подвала друга-доктора. Рыжий глотал кофе и скрипел карандашом. "Рики, когда его привезли, подговаривал людей на бунт. Они хотели добраться до склада, где порох. На них стукнули. Их вывели на плац и сказали рассчитаться на первого-второго. Рики был вторым. Он стоял в конце шеренги. Но герр Минк не смог выстрелить". Гай не очень понимал, что рыжий пытается сказать. Он видел, как наяву, замерзший плац, и холодное дуло у затылка Рики. - А где тот, что настучал? - спросил он зачем-то. Улыбка разрезала лицо немого, будто еще один шрам. Он показывал в сторону бывшей медицинской лаборатории. Снаружи послышался неожиданный шум - будто бы мотор в отдалении - и оба замерли, вслушиваясь. Гай потянулся к автомату. Почти тут же в штаб влетел солдатик, один из тех, кому выпало не спать этой ночью. - Капитан, там приехали, - крикнул запыхавшийся мальчишка. - То есть разрешите обратиться... Приехали, как оказалось, те, кого Гай, как духов, уже несколько дней выкликал по телефону. Комиссия из Объединенных Наций. Несколько пикапов, за ними, слава богу, машина с провизией. Через каких-то полчаса в бизоньей "штаб-квартире" уже пило чай, прочно обосновавшись, новое начальство. Люди в отглаженной форме, с круглыми лицами, явно привыкшие попадать на поле боя после боя, но никак не во время. Их главный представился офицером Ее Величества Джоном Хэзаллом и сообщил Гаю, что теперь снимет ношу с его плеч. Гаю было все равно, но он тоскливо предвидел долгую суету. - Мы особенно благодарны вам, что вы не допустили расправы над Ясоном Минком. Он должен предстать перед судом. За ним скоро прилетит самолет... - Самолет? Почему вы его просто не вздернете? Хэзалл поморщился: - Мы не русские, чтоб вешать без суда. - А жаль, - сказал капитан Финли. Рики сидел сгорбившись, в одиночестве на неширокой койке, и ждал неизвестно чего. Разглядывал наполовину опустевший вещмешок у кровати. Герр Минк был прав, Рики-Рикардо, ты просто еврейская шлюха, которая продается за немецкий шоколад. А теперь еще и за американскую сгущенку. Вскочить бы, вернуть его... А смысл? Он сказал Гаю правду. Он принадлежит этому лагерю. Как бараки, как нестрашные с виду кубы, которые его капитан принял за душевые. Свобода - это слишком хорошо для него. Решение пришло внезапно. Так просто. Не надо ждать доктора. И он никогда больше не будет принадлежать Ясону Минку. Никому не будет принадлежать. Он без труда отыскал нож, протер его виски из Гаевой фляги, заправился из фляги сам. Сел на край облупленной ванны за занавеской. И ощутил почти ликование, увидев, что кровь, сбегающая по пальцам - неожиданно яркая, живая. Настоящая. И он живой. Вот только он думал, что не способен уже испытывать боль, что она, как все его чувства, уползла в недостижимую глубину. И он не готов оказался к той яркой, почти сверкающей, оглушающей - из-за которой он уронил лезвие и тихо застонал.
Март: сам себе наказание. Рики...А Гай, извини, тут дурак. Хотя он и не мог поступить иначе. ревность - страшная вещь в случае Гая.
takishiro: Март А я, между прочим, Гаю особых мозговых способностей никогда и не приписывал :) Сказано же - простой парень из Айовы. Это во-первых. А во-вторых, хуманум эст. Больно же...
Март: takishiro да больно!!!
Конвалия: Очень больно. takishiro , вы сильно пишете.
takishiro: Конвалия Спасибо большое.
takishiro: Слава богу, приехавшие успели в дороге устать, и не понадобилось показывать им лагерь на ночь глядя. Их разместили на ночь, выгрузили у медблока посылки от Красного Креста, усилили караул на въезде в лагерь, и все стихло. Можно было наконец вернуться к Рики - которого он оставил одного. Рики, которому выпало быть вторым в той шеренге. Если бы герр Минк не замешкался с выстрелом - у них сейчас не было бы проблем. Вообще. От этой мысли шаг сам собой ускоряется; плевать на все, он просто будет рядом, станет любить Рики так, чтоб он забыл. Гай почти врывается в домик для слуг - хорошо, что они не заняли особняк, иначе пришлось бы переезжать, теперь туда набьется полно ооновцев. В домике горит свет, но уже ставшая родной кушетка пуста, сиротливо лежит скомканное одеяло. - Рики, - сердце прихватывает страхом. - Рикардо! - Гай, - сипло доносится из-за занавески, отгораживающей санузел. Он отдергивает занавеску и отшатывается. Алая кровь, залившая дно бедной жестяной ванны, пугает его больше, чем та, что впитывалась в землю Нормандии. - Помоги мне, - говорит Рики. Гай на секунду теряется, не знает, что делать сперва - останавливать кровь или пытаться обезболить, до чертового медблока еще бежать, зачем, Рики, что ж ты делаешь? - Я не хочу быть номером, - очень четко произносит Рики. Он как раз спокоен. - Я не могу сам. Помоги мне. Лицо серо-бледное, губы - две бумажные полоски, но это его Рики, настоящий. - С ума сошел?! - Давай, - говорит Рикардо и велит - беспощадным взглядом, которому Гай не может сопротивляться. - Убери это, - а потом что-то гаснет в его глазах. - Гай... пожалуйста... Иначе ему от этого не избавиться. Пришел освобождать - так освободи... Вдруг все становится просто. Гай кидается за походной аптечкой, вливает в его горло пойло из фляги, сует в зубы ремень. Он запрещает себе думать о том, что Рики сейчас чувствует. Такой боли ему не вынести. Хуже всего - где-то в глубине души, в самом гнилом ее углу он знает, что Рики это заслужил. Все правильно. Рикардо закусывает ремень, откидывает голову назад - в глаза бросается неказистый потолок, отчего-то мутный. Все правильно - и Гай это понимает. И они равны наконец, два товарища на поле боя. Это кончается очень быстро. Гай бормочет что-то убаюкивающее, утешающее; глаза у него пустые. Когда он осторожно подхватывает Рикардо на руки, тот приваливается головой к его плечу, устало и облегченно. - Какой бардак, - шепчет он запавшим ртом. - Я все уберу. Не думай. Полежи, вот так. Осторожно... Какой же ты кретин, а... Гай выскальзывает из домика и приводит доктора. Тот осматривает рану, деловито корректирует самодельную гаеву хирургию. Вкалывает Рикардо дозу отнятого у фрицев метадона и ничего не спрашивает. Капитан Финли будет благодарен этому врачу до конца жизни - за то, что не спросил. Темно; одна свечка горит, разметывая по стенам тени. Гай сидит на стуле в одной майке и молча курит. Рики не спит; боль ушла куда-то далеко, и он ощущает странную воздушную легкость. - Гай... - Не спишь? Так больно? Нельзя больше морфина, док сказал... - Расскажи, куда мы поедем. - Ко мне домой, - Гай тушит в пепельнице остаток сигареты и тут же берет новую.- Дядя мне оставил ферму. Я сперва не хотел возвращаться. А сейчас думаю - там ведь хорошо. Дом добротный, дядя Сэм на совесть строил. Живность наберем, все как надо... Рики фыркает: - Твой отец будет в восторге. Он же сказал, что убъет тебя, если еще раз... - А у дяди двустволка есть. Хорошая такая двустволка. Он с ней на гризли ходил. Так что пусть папаша сунется... Видишь, Гай, теперь я совсем твой. Кому еще я такой нужен? А тебе нужен, я знаю. Я так тебя знаю... - Гай... - Пить хочешь? - Нет... Знаешь, я тогда в отряде - ни с кем. Ни-ни. За все время. Не хотелось, и все... Гай вымученно улыбается. Рики смотрит на него, чуть смутного в колеблющемся свете - как бугрятся мышцы на плечах, как темная прядь тенью свисает на лоб, как беззащитно болтается крестик поверх застиранной майки. Темнота глотает вещи вокруг, и кажется, будто они так и сидят в той маленькой комнате под крышей. Мы всегда принадлежали друг другу... просто я забыл об этом, когда был номером. Но сейчас я снова - человек... - Все будет хорошо, - говорит Рики. - Конечно. Постарайся заснуть. Спит. Гай никак не может перестать курить. Сигареты - как семечки. В голове пусто и гулко, будто это его, а не Рикардо, накачали обезболивающим. Правильно накачали, иначе бы он взвыл. Ничего. Это не так и страшно. Люди вон живут без рук без ног, сколько их таких после войны. Он дымит и думает пустой головой, что хватит с них приключений, надо завтра же подавать рапорт - он вообще имел право не возвращаться на фронт после ранения. Странно, но до сих пор он не чувствовал себя раненым. Даже в госпитале ему казалось, что война не имеет к нему отношения. Но сейчас, когда он встает и открывает окно, чтоб проветрить, прислушиваясь к дыханию Рики, становится ясно, что война добралась и до него, и рана зияет и болит страшно. Сегодня же он попросит об увольнении, и как только его отпустят, они уедут. В глушь. В Айову, где озеро, коровы, и где никто не доберется до Рики. "Дитя, я пленился твоей красотой: Неволей иль волей, а будешь ты мой". Колотится в виски, как прилипшая песенка. И умудрился же запомнить... А тот, из-за кого Рики сотворил такое, улетит на самолете. И бог знает, сколько эта сволочь еще протянет - с судом и прочим. А может... Слишком уж они похожи холеными, не знающими беды лицами с теми парнями из Комиссии. Еще, чего доброго, откупится, договорится... это будет значить, что Бога нет совсем, но Гай после сегодняшнего в Него верит слабо. Бога нет, зато есть бункер на отшибе, где еще сохранились мешки с порохом. И чем больше Гай об этом думает, тем больше ему нравится идея. Забрезжившее серое утро окончательно путает реальность и сон. Капитан Финли чувствует себя спокойным, будто даже отдохнувшим. Он знает, что делать. Рики легко стонет во сне, пытается отмахнуться от чего-то. Гай осторожно приподнимает сползшее одеяло, смотрит на бинты внизу живота. Повязка чистая. Он укрывает Рикардо, целует в лоб. Спи. Я обо всем позабочусь.
Март: есть надежда. takishiro пишет: Гай выскальзывает из домика и приводит доктора. Тот осматривает рану, деловито корректирует самодельную гаеву хирургию. Вкалывает Рикардо дозу отнятого у фрицев метадона и ничего не спрашивает. Капитан Финли будет благодарен этому врачу до конца жизни - за то, что не спросил.
a_passerby: takishiro takishiro пишет: Хуже всего - где-то в глубине души, в самом гнилом ее углу он знает, что Рики это заслужил. Имхо, канонично. Слишком уж они похожи холеными, не знающими беды лицами с теми парнями из Комиссии. Здорово в контексте «Освобождения».
takishiro: a_passerby Пасибо. А что, ревность никуда не денешь...
Nerpa: takishiro Спасибо! Да... с Рики осуществился вариант, который половину моей кусабной жизни казался мне возможным и для канона. Теперь я, правда, так уже не думаю, но раньше я на полном серьезе считала, что Рики сделал "операцию" сам, Гай только ножиком водил. Mart, это очень смешно, что вы обозвали Гая дураком. В кои то веки Гая абсолютно не в чем упрекнуть, на мой взгляд. Разве что в том, что он почувствовал ревность. Я дико извиняюсь, но это не признак глупости, по-моему. Его чувства после Рикиного рассказа совершенно естественны для любого нормального человека. И что бы он там ни думал, а действовал он безупречно. В общем, в этой истории кажется действительно возможен ХЭ у Рики с Гаем! Во всяком случае, по тому, что Рики говорит в самом последнем кусочке. Хотя вы обещали, что ХЭ не будет... а жаль, мне кажется это уникальный шанс. Очень трудно так сконструировать условия, чтоб разорвать Ясон/Рики и сшить из обрывков Гай/Рики. А у вас почти получается... А еще, мне очень понравился Катце!
Март: Nerpa мы с вами друг друга не поймем, бесполезно. Мне, например, смешны простыни ваших комментов) В данном случае, как я объяснила автору, а мы с ним лучше понимаем друг друга, я имела в виду, что любящий человек не стал бы оставлять возлюбленного одного в такой сложной ситуации, преодолел бы собственную ревность. Обнять и не отпускать.
Nerpa: Март мы с вами друг друга не поймем, бесполезно. Согласна, именно поэтому как правило стараюсь с вами не спорить : ). Сейчас просто неприятно стало, что обозвали Гая дураком. не стал бы оставлять возлюбленного одного в такой сложной ситуации, преодолел бы собственную ревность. Обнять и не отпускать. Он это и сделал! Но не сразу - сразу слишком силен был шок, ему сперва надо было переварить услышанное. Он же не машына железная. Но не будем спорить, действительно.
a_passerby: takishiro, ну-у, по мне это больше какая-то злорадная мстительность, которой ревность не обязательна. В любом случае, независимо от классификации, мне этот момент нравится. И герои здесь все прекрасны (= они живые и я всех их обожаю). Вот только мне раньше казалось, что с фэйсом у Катце все гладко, - но он и тут успел поцарапаться. Ну да ладно, все равно буду перечитывать, так что разберусь. Nerpa пишет: В общем, в этой истории кажется действительно возможен ХЭ у Рики с Гаем! Во всяком случае, по тому, что Рики говорит в самом последнем кусочке. Хотя вы обещали, что ХЭ не будет... а жаль, мне кажется это уникальный шанс. Очень трудно так сконструировать условия, чтоб разорвать Ясон/Рики и сшить из обрывков Гай/Рики. А у вас почти получается...А еще получается пришибить одного Минка и накостылять Гаю за расправу над военнопленным , оставив Рики живым, но в одиночестве.
полная версия страницы