Форум » Фантворчество » Я тебя помню » Ответить
Я тебя помню
Донна Роза: "Шапка", которая едва ли не длинее самого фика. Почитав диспуты об убиении фэндома. авторы фика обиделись: почто и их не внесли в расстрельный список. А ведь есть за что! А потом поняли: ведь самый безнравственно ООС-ный и неканоничный фик был выложен ими тихо на дайрах. Возможно, поборники чистоты канона о нем просто не знают. Дабы исправить это недоразумение, предлагаем фик вашему вниманию. Фэндом: АнК. Авторы: Донна Роза и ehwaz Беты: vivianne_undo, Christian Moro Пэйринг: авторские персонажи. Рейтинг: R Жанр: мелодрама + экшн Статус: закончен. Благодарность Макавити и Тихе за идею. Благодарность Jenious за некоторые технические детали. От авторов: Некогда глубокоуважаемая Pale Fire написала фик "Прикосновение". К этому фику Донна Роза написала сиквел "Такая любовь" , сюжетом которого являлись противоречивые отношение эмигрировавших с Амои Катце и блонди Лероя Кано. "Такая любовь" Продолжение Увы: сиквел вышел AU-шный и ООС-ный. Герои Донны Розы и герои автора приквела ни в коем случае не тождественны! Среди читателей бурные споры вызвала дальнейшая судьба персонажей и возможный исход отношений блонди и монгрела. После долгих дебатов Донне Розе и ehwaz все-таки удалось свести фик к хэппи-энду. Окончание Но! Была и другая задумка. Вот она: Лерой любил Катце, но его чувство становилось все тяжелее и тяжелее. Катце отвечал ему взаимностью, хотя его пугала страстная собственническая любовь блонди. Катце на самом деле дал сильный повод для ревности: он посмел завести роман с земной женщиной – сеньорой Долорес Фуэнтес, и даже собирался ради этой любви сделать восстановительную операцию. После очередной ссоры с Лероем, Катце ушел в город, и напился в первом попавшемся ресторане. Он не помнил, звонил ли Долорес, но совсем не удивился, когда эта женщина вдруг подошла к нему и пригласила танцевать. Она показалась ему необыкновенно привлекательной. Несмотря на то, что еще минуту назад он был готов упасть под стол и уснуть, он принял приглашение. И они закружились по залу. В тот день Лерой долго сидел дома один, он думал о том, что должен во что бы то ни стало вернуть Катце. Наконец блонди оделся и выехал в город. Найти гостиницу, где остановился Катце, оказалось несложно: домашний компьютер «запомнил» все номера исходящих вызовов. Маленький ресторанчик на первом этаже гостиницы был почти пуст. Катце и Долорес танцевали. Она двигалась словно профессиональная танцовщица, монгрел явно недотягивал. К тому же он явно был пьян, поэтому блонди не удивился, когда парочка направилась к выходу: свежий воздух – вот, что нужно было Катце. Вскоре стало очевидно, что Катце едва держится на ногах. Лерой не удивился. когда женщина повела его к выходу: свежий воздух - это как раз то, что требовалось рыжему в ту минуту. Блонди подошел к ним, желая поговорить с Катце. В этот момент вокруг не было ни души, и никто не видел, что произошло, когда раздался выстрел из пистолета. Подъехавшая полиция обнаружила мертвого Катце, лежащего у блонди на коленях, и бьющуюся в истерике женщину… С тех пор прошло девятнадцать лет. ПыСы Да, теперь героя зовут по-другому. Он стал Оливером Кейном.
Ответов - 123, стр:
1 2 3 4 All
Донна Роза: … Высокий худощавый парень лет восемнадцати, обычный – таких десятки тысяч в любом городе на любой из планет Федерации. Необычным кажется только азиатский разрез длинных карих глаз в сочетании с тонкими европеоидными чертами лица. Он сидит в маленькой двухместной каюте эконом-класса с храпящим на диванчике соседом, смотрит в иллюминатор и вспоминает странного, необычного человека, виденного им всего лишь день назад. Кто ты? Какое отношение имело совершённое тобой убийство к моей матери и… ко мне? Перед глазами снова и снова, как повтор кадра, вспыхивает картинка без звука: высоченный светловолосый человек в сером тюремном комбинезоне раскидывает андроидов-охранников и снова устремляется вперёд. В голубых глазах полыхает такое пламя, что делается страшно. Парнишка невольно отступает на шаг, но взгляд заключённого притягивает сильнее магнита. Видно, как шевелятся губы – светловолосый человек что-то говорит. Нет, он кричит – но почему всё без звука? Я не могу расслышать, что он кричит! Парень резко встаёт. Он устал вспоминать одно и то же. Нужно отвлечься. Откуда у меня ощущение, что я видел его раньше? Надо написать письмо маме и задать некоторые вопросы. Почему она так ненавидит этого человека? Почему сын для неё – не просто сын, а триумф, реванш, отмщение? Именно эти слова и именно в таком порядке она произнесла в разговоре с крёстным почти восемь лет назад. Но ведь он не может быть моим отцом. Я не похож на неё, но и на него я тоже не похож. Что случилось между ними до того, как я родился? И откуда… ОТКУДА ОН МЕНЯ ЗНАЕТ?! Этот… блонди, как написано в его досье… Парень открывает пневматическую дверь каюты и выходит в коридор, оставив соседа видеть третий сон. На пороге оглядывается на спящего. Обычный, среднего роста мужик с носом-картошкой и щетинкой усов. А безжалостная память воскрешает лицо того человека, узника с Фламмы, планеты-тюрьмы для особо опасных преступников, – невероятно, пугающе красивое, в ореоле растрёпанных бледно-золотых волос… … куда девалась его великолепная грива? Стоп, откуда я могу знать, что у него были длинные волосы? Текучее, прохладное белое золото, в которое так приятно погружать руки… Лицо заключённого стоит перед мысленным взором, как лик Медузы Горгоны, как голова василиска – не давая возможности отвести глаза и превращая в камень. Ему около пятидесяти сейчас – невероятно. Я не дал бы и сорока. Внезапно парень опускается на корточки у стены и закрывает глаза руками, с силой давя на глазные яблоки… словно хочет изгнать из своей памяти воспоминание о лютом одиночестве во взгляде того человека.
ehwaz: *** – Я всегда знал, что ты сумасшедший, Дюк, но даже понятия не имел, что ты по натуре самоубийца. Скрипучий голос медбрата Дрю нарушил тишину лазарета. Оливер Кейн медленно повернул голову и встретился с ним глазами. Маленький остроносый человечек в зелёном медицинском комбинезоне тут же отвёл взгляд и суетливо зашарил в карманах. – Бобёр просто рвёт и мечет… Бобёр… Ага… Биверс. Боберс-Биверс… Рвёт и мечет. Да, никак иначе. Мысли плыли неспешно, одна за другой, небольшие, компактные. Цепочка становилась всё длиннее. Дрю – Биверс – начальник тюрьмы – рвёт и мечет – нарушение – кто, где, когда нарушил – попытка побега, ага – иначе не расценить – андроиды – заламывают руки – в голове вспыхивает маленькая сверхновая – потом гаснет… – Дюк, ты вообще понимаешь, что я тебе говорю? Оливер подумал и решил кивнуть – не вышло. Голова была надёжно зафиксирована. Как, впрочем, руки и ноги. Дрю тем временем отодвинул стерильную штору. Стало намного светлее, из чего Оливер заключил, что сейчас примерно полдень. Скоро стемнеет – зимний день в высоких широтах Фламмы длится недолго. – Слышал бы ты, как Бобёр орал на Таунсенда! Вопил, что, если ты поджарил себе мозги, он с лепилы шкуру спустит. Живьём… Да, Кавасаки тоже досталось – кого, мол, он набирает в штат… Чтобы духу того щенка тут не было, выгнать к чёртовой матери. Заплатить за два полных рабочих дня и выгнать. Говорят, мальчишка улепётывал так, что только пятки сверкали. В голове снова вспыхнула сверхновая. На этот раз боли не было – были воспоминания. Те, что хуже самой страшной боли. … звук выстрела… пронзительный женский крик… широко открытые, уже ничего не видящие золотисто-карие глаза… тёмная, рельефная, грубая полоса шрама на бескровном лице… Катце… Катце… Тонкая фигура за пуленепробиваемым пластиком галереи и – сквозь прозрачную преграду –взгляд удлинённых тёмных глаз. Карих, это так же истинно, как сама Юпитер. Катце… ты вернулся… мой рыжик… вернулся… Вспомнился сумасшедший бег через половину тюремного двора, пульсация в голове, нарастающая, нарастающая, нарастающая… лицо Катце, странно юное и без шрама, пристальный, словно бы удивлённый, немного растерянный взгляд… как будто он ожидал увидеть кого-то другого… … – Катце! Катце! Подожди!.. На руках повисли охранники… повторяется кошмар двадцатилетней давности… последний взгляд на галерею – пусто… звериный вой… взрыв… темнота… Звук работающего медицинского оборудования стал выше на два тона. Дрю взглянул на показания какого-то прибора и изменился в лице. – Дюк, ты, придурок, мать твою, сдохнуть решил? Хочешь, чтобы Бобёр мне новый срок впаял за провинность? Не выйдет! Правильно… мать мою… Юпитер… она ведь и для Катце мать, так? А сдыхать я не собираюсь, нет… мне теперь есть для чего жить… Атлетическое тело под зелёной простынёй опять напряглось – и расслабилось. Гудение аппаратуры снова стало ровным. Дрю осторожно приблизился к койке. Дюк спал – невероятно, но факт. Давление в норме… даже немного ниже нормы. Пульс – в пределах нормы. Прочие показатели – в пределах нормы. Никакого намёка на то, что пять минут назад лежащий на больничной койке человек был близок к инсульту. Дрю с каким-то священным ужасом всмотрелся в скульптурно-правильное лицо, обрамлённое рассыпавшимися по подушке светлыми волосами. Тёмные ресницы спящего были неподвижны, щёки слегка порозовели. Маленький человечек невольно перевёл взгляд ниже, на шею и широкие плечи, не укрытые простынёй. Красота и сила, которые выше его понимания… Он сглотнул. А ведь были идиоты, которые пытались соблазнить Дюка. Или принудить. Или сломать. Один невесть каким образом оказался в конвертере, другого нашли с вырванным горлом, третий до конца дней не пошевельнёт ни рукой, ни ногой – поскольку не имеет страховки, которая оплатила бы нейропластику. Четвёртого, пятого и шестого отделали андроиды сержанта Кавасаки по приказу Бобра – это когда Дюк уже вплотную занялся финансовыми делами тюрьмы и рудника. Дрю слышал, что однажды Дюк чуть не умер. Вот так просто лёг на свою койку, закрыл глаза и стал умирать. Еле откачали. Не заставь Бобёр Таунсенда вскрыть резервный реанимационный модуль, не откачали бы. Дрю тихонько хмыкнул. А Бобёр-то неравнодушен к Дюку. Не надо быть большим психологом, чтобы это понять. Только у Бобра семья, а Дюк был признан особо опасным и осуждён на пожизненное заключение. Вот Биверс и делает вид, что появляется на территории тюрьмы во внеурочное время исключительно по делам… Послышались быстрые уверенные шаги. Пневмодверь с шипением отъехала в сторону. Дрю обернулся – и вытянулся в струнку. – Как он? – негромко спросил начальник тюрьмы Биверс. – Жизненные показатели в норме. Угроза инсульта миновала. - Хорошо… Оставь меня на пару минут… Уходя, Дрю успел увидеть, как Биверс присаживается на край койки. Когда захлопывалась дверь, уловил ещё одно движение – рука начальника тюрьмы коснулась щеки спящего. А глаза у тебя, Бобёр, больные и несчастные… А всё-таки интересно, что заставило Дюка наплевать на чип в голове?
ehwaz: Тёмно-рыжий парень посмотрел на голографическое табло. Только что отошёл «челнок», рейс «Центральная Орбитальная Станция – Буэнос-Айрес». Тонкие тёмные брови немного нахмурились. Помедлив несколько секунд, парень поправил наручный комм и быстро набрал код. Голос ответившего человека, жителя небольшого городка в Средней Англии, был сонным. – Кто? – Дядя Джей, это я… Звоню с Центральной. Можно, я погощу у вас несколько дней? Видно было, как крёстный, отвернувшись от экрана, что-то объясняет тёте Сибил. – Да, конечно, – голос его снова стал громким. – Тебя ждать… – … часа через два. – Хорошо. Как раз успеем подготовить комнату для гостей. Лицо юноши просветлело. Он выключил связь, забросил на плечо полупустой рюкзак и лёгкой походкой прирождённого танцора направился к кассам. Он отдохнёт от Буэнос-Айреса, а Буэнос-Айрес отдохнёт от него. *** В доме дяди Джея ничего не изменилось. Разве что сам крёстный поседел ещё больше. Были объятия, расспросы, ранний завтрак, тётя Сибил, принюхавшись, заявила, что правильнее было бы сначала отправить крестника в душ прямо в одежде и ботинках. Смеялись, позёвывали, не стесняясь друг друга – здесь все были свои. На рояле тёти Сибил, как и прежде, стояла шеренга старинных фотографий. Среди них выделялась одна, явная стилизация. Красивая темноволосая молодая женщина с карапузом лет двух на руках. В углу снимка – голографическая бабочка, малыш выставил ладошки и смеётся. Внизу – подпись затейливым почерком, с многочисленными завитушками: «Дорогому крёстному – от Рыжика». – Иди мойся, – сказал дядя Джей, сжалившись над засыпающим гостем, – а потом – спать. Не будет никаких расспросов, пока ты не отдохнёшь. – Спасибо, – еле шевеля языком, ответил юноша. – Только моим пока ничего не сообщайте. Они не знают, что я вернулся. Да ещё задержался в паре мест… – Где это ты задержался? – встревожилась тётя Сибил. – Сибил, дорогая, все расспросы потом. Пусть мальчик выспится. Он принял душ, закутался в махровую простыню, дотащился до кровати и рухнул на неё, забыв даже снять покрывало. Он уже не чувствовал, как его разматывали, укладывали по-людски и укрывали. И когда крёстный погладил его по голове, тоже не ощутил. – Это не может так продолжаться! – губы Сибил Симмонс были сжаты в тонкую линию. – Если мальчик им не нужен, можно оформить опеку. Мы пока не настолько стары, чтобы потерять право быть его опекунами. – Милая, материнское право ещё никто не упразднял. – Я не понимаю, зачем она вообще заводила ребёнка! Он же похож на беспризорного щенка! Где он, с кем он – это, похоже, их не волнует. Или ей просто хотелось узнать, что такое беременность и роды? Тогда гуманнее было бы отказаться от него и отдать на усыновление в любящую семью. – Ты не представляешь, что за мегера её мать! Я думал, такие ведьмы бывают только в страшных сказках… – Но, в конце концов, никто не вынуждал её жить вместе с матерью. Она ведь была самостоятельной женщиной, я же помню! – Такое ощущение, что после ужасной смерти Катце в ней что-то надломилось. А почтенная сеньора Фуэнтес-старшая просто добила поверженного врага. Христианское милосердие эта дама понимает очень своеобразно… Я несколько раз пытался поговорить с Долорес о мальчике… – И что? – Она плакала и просила не отнимать у неё сына. Говорила, он последнее, что ещё держит её на этом свете. Она сильно постарела за последние пять лет. Не удивлюсь, если матриарх семейства переживёт собственную дочь. – Жестоко так говорить, но я не особенно пожалела бы. Тогда мы смогли бы забрать мальчика к себе… ведь там никто не считает его родным… – Толпа сумасшедших фанатиков! И это в наше время! Господи, я дожил почти до шестидесяти, я способствовал появлению малыша на свет, я его крестил – и всё для того, чтобы воскресшая представительница Святейшей Инквизиции называла его отродьем дьявола и антихристом! – Я сейчас позвоню им и скажу, что мальчик остаётся у нас… – Это ничего не даст, Сибил, дорогая… Давай дождёмся, пока он сам расскажет нам, где был, почему вернулся – а потом попытаемся что-то придумать. Он ведь очень любит Долорес, она его мать, как-никак. Сказать по правде, я надеялся, что Катце-второму повезёт больше, чем оригиналу… – Ты говоришь о живом человеке так, словно он – дубликат ключа! – Сибил, мальчик – клон. От сего факта никуда не деться. Сотням, тысячам матерей и бабушек было бы наплевать на это, но ему повезло появиться на свет в семье консервативных католиков… – Джей… а ты обратил внимание… мы оба избегаем называть его по имени… Господи, прости меня, словно не видим, что он самостоятельная личность… бедный ребёнок, он ведь чувствует это. Не может не чувствовать!
ehwaz: Добыча руды на Фламме совмещалась с литейным производством. Готовая продукция регулярно вывозилась на беспилотных грузовых кораблях. Других там просто не было – всё делалось, чтобы не допустить побега заключённых. После того, как Биверс позволил Оливеру помогать ему в финансовых вопросах, блонди было нетрудно разработать план своего освобождения. До сих пор его удерживало только одно – бежать было совершенно некуда и незачем. Биверс и не подозревал, что блонди получил доступ к Федеральной Сети и точно разузнал время прибытия и отбытия транспортов, а также технические характеристики кораблей. Исчезнуть с Фламмы надо было так, чтобы его не искали или хотя бы сбились со следа. Забраться в капсулу жизнеобеспечения, которая имелась даже на непилотируемом грузовом корабле, было несложно. И совершенно бесполезно: ведь если будут знать, что он на корабле – то встретят по прибытии. Сейчас на взлётно-посадочной площадке планеты-колонии находилось три грузовоза. По плану Оливеру нужно было успеть перепрограммировать маршрутизатор одного из них (безумная, практически невозможная идея) и убраться на грузовозе с планеты. При входе в атмосферу ближайшей планеты кораблю надлежало взорваться. Капсулу жизнеобеспечения Оливер предполагал катапультировать, как при аварии. Даже у обычного человека – не блонди - имелись неплохие шансы уцелеть, если что-то подобное происходило в открытом космосе, где нет силы тяготения, или на околопланетной орбите. В таком случае у пассажира в запасе было сорок восемь часов, чтобы подать сигнал бедствия. Но в случае ЧП при посадке шансы благополучного исхода были близки к нулю. Опять же – для обычного человека, не для блонди. Оливер не собирался погибать. Он планировал взорвать корабль при входе в атмосферу Наяды, третьей от Фламмы обитаемой планеты. Обитаемой – но крайне малонаселенной. Её обширные водные массивы давали ему массу шансов для незаметного приземления. … Температура стремительно понижалась. Оливер бросил быстрый взгляд на хронометр – у него оставалось не больше десяти минут. Потом беспилотный грузовоз превратится в промороженную жестянку, и тепло будет только в двигательном отсеке… ну, и, возможно, ещё в одном месте, если получится до него добраться. Никаких «если», одёрнул себя Оливер. Получится. Иначе теряет смысл вся многоходовая комбинация, которую он осуществил. Там, за стенами корабля, невидимая, стремительно уходила вниз планета-тюрьма Фламма – кладезь полезных ископаемых с почти невыносимыми для человека условиями жизни. Его персональная преисподняя, сто двадцать пятый круг ада Оливера Кейна. Там осталась взломанная компьютерная сеть, орущие на разные голоса сигналы тревоги и два других транспорта, не способные оторваться от покрытия взлётной площадки, потому что навигационные системы не будут работать ещё минимум три часа. Беглец не хотел сейчас думать о том, ради кого он затеял свою почти безнадёжную авантюру. Единственно реальной задачей стало добраться до капсулы жизнеобеспечения, рассчитанной на одного человека и практически не используемой на грузовозах по назначению – пассажиры на такие рейсы находились нечасто. Сейчас был как раз один из этих редких случаев. Оливер чувствовал, что замерзает. Дышать становилось всё тяжелее – давление воздуха падало вместе с температурой. И нельзя было дать команду компьютеру этой колымаги – он немедленно отправит сигнал о пассажире на борту, возможно, нуждающемся в медицинской помощи. Тогда на посадочной площадке его будут ждать «врачи» с лазерганами. Пальцы почти не слушались, дыхание со свистом вырывалось из груди и уносилось облачком пара вместе с ледяным сквозняком. Но Оливер всё-таки обнаружил нужный коридор и ударом кулака по мигающей зелёным светом панели заставил герметичную дверь распахнуться. И вошёл, почти упал, в небольшой полутёмный отсек с прозрачной капсулой посередине. Зажужжали, застрекотали в стенах умные механизмы. Они закрыли дверь, начали нагнетать в маленькое помещение тепло и кислород. Крышка капсулы гостеприимно поднялась. Оливер не стал тратить время на поиски НЗ. Какая разница, сытым или голодным ложиться в анабиоз? Компьютер грузовоза не среагировал на самоуправство – последовательность действий гостя не оставляла сомнений в том, что он «свой». Вполне возможно, при подлёте к орбитальной станции человек будет сам управлять транспортом. В иерархии искусственного мозга он значился как «капитан, передавший полномочия». Впереди ждала Наяда. Блонди спал. Его не посещали никакие сновидения, не терзали привычные кошмары. Впервые за девятнадцать лет Оливер Кейн получил возможность выспаться как следует, пусть и в анабиозе.
Донна Роза: Рауль Эм проводил взглядом спину последнего уходящего и откинулся на спинку кресла. Совещание Синдиката было недолгим, достаточно протокольным и не требующим большой затраты сил. Тем не менее Рауль устал. Когда створки дверей сомкнулись, он позволил себе некоторое время посидеть с закрытыми глазами. Да, пятьдесят пять лет (возраст, по меркам людей, почтенный) для блонди – время жизненного расцвета, наибольшей работоспособности и отдачи, период, когда накопленный опыт начинает приносить едва ли не большую пользу, чем полученные знания, физическое здоровье и способности. Господин Эм это знал, да что там – чувствовал. Но не сегодня. Сегодня груз прожитых лет внезапно навалился на плечи, и негромкий голос откуда-то из темноты ехидно посоветовал: «Ну, что, Рауль, попробуй подвести итоги прошедших двадцати лет…» «Я все эти двадцать лет служил Юпитер!» «А себе, себе ты хоть что-то оставил?» «Что может оставить себе блонди? Мы всем пользуемся, но ничем не владеем – как когда-то монахи Старой Терры». «Это ты-то – монах?» И тут Рауль Эм засмеялся. Действительно, монахом ему не светило быть никогда. И, пожалуй, именно это он оставил себе – возможность обнять другого человека, почувствовать его тепло, разделить своё одиночество. Рауль поднялся с места, подошёл к зеркалу, вделанному в стену между двумя полуколоннами. С безукоризненно чистой блестящей поверхности на него смотрел молодой – по обычным человеческим меркам – мужчина. Возраст выдавали только глаза – зелень, подёрнутая пеплом равнодушия. Но сегодня острее, чем когда-либо, ему не хотелось быть одному. Рауль набрал код на комме. – Ты уже вернулся? – Часа два назад, – знакомый до малейшей интонации низкий голос был абсолютно лишён эмоций. – Я хочу тебя видеть. – Приезжай. – Нет, я хочу, чтобы ты приехал ко мне. Повисло молчание – собеседник обдумывал слова Рауля. – Хорошо, – отозвался он наконец. – Когда? – Как можно быстрее… Рауль произнёс эти слова прежде, чем осознал их смысл. Но человек на экране не обратил ни малейшего внимания на излишнюю эмоциональность блонди. Он просто кивнул. Рауль Эм направился к личному лифту, чтобы спуститься в свои апартаменты. Любовник приедет примерно через час.
Донна Роза: – Привет, Джей! Симмонс застыл на пороге собственной спальни. В дверном проеме вырисовывался силуэт человеческой фигуры. Он не мог видеть лица, но голос не перепутаешь ни с каким другим. И ещё акцент, легкий амойский акцент, который не смогли вытравить даже годы каторги. Испытал ли почтенный хирург удивление? Пожалуй, нет. Со времени неожиданного возвращения Мигеля он постоянно ждал чего-то подобного. Гость шагнул в комнату. Свет настольной лампы упал на неровно подрезанные волосы, высокий лоб с вертикальной морщиной между бровями, гусиные лапки у глаз, обозначившиеся носогубные складки – первые приметы возраста. Тысячи женщин ежегодно обращались в клинику, желая избавиться от них. Сам Симмонс уже давно не проводил подобных операций – это для новичков. Хирург бросился к телефону. Он был уверен, что Оливер остановит его, но тот спокойно стоял рядом и смотрел, как бывший коллега набирает номер полиции. Не выдержав этого взгляда, Симмонс бросил трубку. – Что тебе надо? – Пришел сказать тебе спасибо, – Оливер говорил совершенно искренне и серьёзно. – Ведь это ты воскресил его, правда, Джей? – Клонировал, – поправил Симмонс. – Какая разница… Оливер сел в кресло. – Расскажи мне о нём. Всё, что знаешь. – Зачем? – Не бойся, я не причиню ему вреда. – Один раз ты уже убил его… Симмонс впервые видел, чтобы выражение лица человека так быстро менялось. Оливер вздрогнул, словно от удара. – Я не убивал его! – Вас там было трое – Катце, Долорес и ты. Казалось, что Оливер хочет возразить, но вместо этого амоец обвел глазами комнату. Взгляд его упал на фотографию в рамке, где молодая ещё Долорес прижимала к себе крошку Мигеля. – Это он? – спросил Оливер Кейн. Симмонс кивнул, следя за выражением лица гостя. – Что ты хочешь знать? – спросил он наконец.
Донна Роза: Трёхэтажный особняк в центре города – нынешнем центре, раньше здесь была окраина, теперь же это престижный район частных домов, не застроенный небоскрёбами. Сады, парки, пешеходные дорожки… И церковь. Да, церковь, огромный собор. Мигель стиснул зубы, проходя мимо великолепного здания с витражными окнами, миновал его. Замелькали прутья кованой ограды… узор сменился… потом изменился ещё раз. Вот и дом. Воскресенье, вторая половина дня. Стало быть, все дома. Юноша приложил руку к панели замка. Створки с мелодичным звоном разошлись в стороны. – Добро пожаловать домой, сеньор Мигель, – поприветствовала его система охраны. Он замер на пороге и сделал глубокий вдох. Можно было не сомневаться, что его ожидает: погруженная в молитвы бабка, вечно стремящаяся истолковать все поступки внука с самой дурной стороны, и безучастная мать. Мать заперлась в своей комнате и вряд ли выйдет к нему. А если и выйдет, то осторожно, бочком, придерживаясь рукой о стену в надежде скрыть шатающуюся походку. Она робко улыбнется, проведет рукой по его волосам и снова скроется за дверью. Она начала пить несколько лет назад, и теперь дня не может прожить без текилы. Надо войти. Надо сделать над собой усилие и войти. Сеньора Фуэнтес молилась перед домашним алтарем. Услышав шум в коридоре, она поднялась с колен и вышла в коридор. – Почему ты вернулся? Когда месяц назад этот молодой человек сообщил ей, что собирается работать в богоугодном заведении, она воспряла духом: Господь услышал ее молитвы. Но, видать, обманулась. Мигель замер. «Ни за что, ни при каких обстоятельствах не рассказывай своей бабушке, что там случилось. Соври что-нибудь», – вспомнил он слова дяди Джея. – Произошла накладка, – произнёс он заранее заготовленную ложь. – Получилось так, что на одно место прибыло сразу двое. Оставили того, который приехал первым, а я опоздал на несколько часов, из-за рейса. Но это ничего: моя заявка остаётся в силе. Как только будет другое место – меня возьмут. Тонкие губы сеньоры Фуэнтес презрительно скривились. – Не лги! Испугался трудностей и сбежал, признайся сразу. Мигель промолчал. Дядя Джей зря советовать не станет. И внезапно он понял, что бабка знает. Что именно – он сказать не мог. Но эта старая женщина с безупречной осанкой точно знала, кто тот человек в тюрьме и почему он бросился к нему, Мигелю. И дядя Джей знал. Но все молчали. Почему? А ведь дядя Джей уже начал рассказывать! Это сам Мигель, дурак такой, перебил его, сообщив о происшествии в тюремном дворе. Крёстный заговорил об обстоятельствах появления Мигеля на свет, упомянул о романе, который случился у его матери незадолго до этого… и что её друг погиб. Его кто-то убил, убил из ревности. Значит, тот светловолосый человек любил его мать и ревновал. Но почему тогда он так среагировал на него, Мигеля? Ведь сын совсем не похож на мать? Мог ли этот человек быть его отцом? Или его отцом был другой – убитый? Он думал о своём, а бабка продолжала говорить. Как обычно, у неё получилась целая проповедь о человеческих слабостях. Мигель привык к этому и совсем её не слушал. Слабости – это ещё ничего, хуже будет, если она упомянет Антихриста. Это её любимый конёк. Другие обижаются, если их презирают, а для Мигеля презрение старой сеньоры было чем-то вроде тихой гавани, где можно укрыться от более страшной бури. Словно средневековый инквизитор, бабка упорно искала и находила в нём черты Диавола – врага рода человеческого. Тогда его ставили на колени и заставляли молиться ночи напролёт, замаливая какие-то неведомые прегрешения. – Сколько можно терзать ребёнка? – это мать спустилась откуда-то сверху. Она стояла на лестнице, одной рукой опираясь о стену. – Уйди прочь! – приказала ей старуха. – Не уйду, – неожиданно возразила Долорес. Вообще-то она нечасто вмешивалась. Мигелю казалось, её уже мало что интересует в жизни, кроме алкоголя. – Мне позвонил Джей, – сообщила она, – и предупредил о возвращении Мигеля. Всё было именно так, как он говорит. – Джей? – тонкие губы бабки скривились. – Он всегда готов покрывать это отродье! Долорес вздрогнула. – Сынок, ступай к себе, – попросила она. Мигель опрометью бросился наверх, словно только и ждал этой фразы. Он пробежал почти весь коридор, потом вдруг замер, стащил с ног кроссовки и неслышно вернулся назад. – Прекрати! – услышал он резкий голос Долорес. – Сколько можно издеваться над ребёнком? Хватит! Хочешь ты того или нет, он мой сын и твой внук! – Не-ет, – протянула сеньора Фуэнтес, – не лги сама себе. Имей мужество признаться в том, что он нам не родной. – Что ты говоришь? Он мой сын! – Он – клон! – завопила старуха. – Плод нечестивых научных манипуляций! Мигель замер. – Не считай меня полной дурой. Девятнадцать лет назад я следила за процессом. Я покупала все газеты. Мигель – клон нехристя, содомита, убитого своим любовником из ревности! Мигель ждал, что мать сейчас возразит, скажет, что всё было не так, но вместо этого Долорес просто зарыдала. Стараясь производить как можно меньше шума, он вернулся в свою комнату и начал лихорадочные сборы.
Донна Роза: Кажется, всё необходимое собрано. Смена одежды, смена белья… Там, правда, должно быть и то, и другое, но запас никогда не помешает. Кредитная карта… Карта заказов по линии доставки, крайне нужная вещь, поскольку провизии в Логове нет точно – отправляясь в путешествие, он частично упаковал её с собой, частично подъел, частично скормил уличным собакам. Собрав рюкзак, Мигель закинул его на плечо, подхватил куртку и вылетел из комнаты. Спуститься по лестнице было делом пяти секунд. – Ты куда? – донёсся сверху голос бабки, пронзительный, режущий слух. – Опять сбегаешь?! Нет, этот мальчишка безнадёжен! Я так и не смогла научить тебя отвечать за последствия своих поступков, а не убегать от них. Трус! Маленький грязный трус! Ты даже не сумел остаться в единственном месте, где мог принести пользу! Мигель метнул на неё яростный взгляд. – Да что ты знаешь об этом «единственном месте»! Сеньора Фуэнтес опешила. – Ты… ты смеешь мне грубить?! Мерзкий мальчишка! Тебя ничто не исправит! Мигель, не отвечая, устремился к дверям. – Ну и убирайся! Издалека донёсся голос матери: – Мама, я прошу тебя… Конца фразы юноша уже не слышал – тяжёлые прозрачные створки сомкнулись за его спиной. Можно было вывести из гаража байк. Но Мигель не был уверен, что способен в таком состоянии садиться за руль. Его трясло. Можно было вызвать аэротакси. Но это означало всего лишь сменить одно помещение на другое в течение максимум десяти минут. Он поднял лицо к ясному осеннему небу, и внезапно понял, что пойдёт в Логово пешком. Через три парка, по выложенным камнем пешеходным дорожкам. На лице юноши появилась неуверенная улыбка. Он поправил рюкзак на плече и зашагал прочь от ненавистного дома. Примерно на полпути Мигель ощутил странное беспокойство, хотя не мог понять причины… За мной следят… Мысль пришла как будто бы извне и была очень чёткой. Он нервно огляделся, но не заметил ничего подозрительного – деревья, прогуливающиеся или спешащие люди, мелькающие среди высоких крон крыши домов. Возникло стойкое желание всё-таки вызвать такси, но легкомыслие юности победило. Что может случиться в этом хорошо знакомом месте, на глазах у десятков людей? Мигель демонстративно поддёрнул рюкзак и зашагал чуть быстрее. Зона парков закончилась. Впереди высилось ажурное здание станции подземки. ТВС
robin puck: ах, какие страсти ;))) любопытно ;) буду ждать продолжения ;)
Донна Роза: robin puck, скажу без ложной скромности - это мексиканский мыльный сериал!
robin puck: Донна Роза да я вижу ;))) я вот только не понял, за что блондя так сурово закатали? ну убил он человека... ну любовника ж, из ревности ;) можно сказать, смягчающие обстоятельства ;) чего он особо опасным стал?
Донна Роза: Помнится, где-то в задумке проскользнула мысль, что на Терре, которая к тому времени стала весьма консервативной по взглядам, мысль о подобных отношениях повлияла на присяжных... не лучшим образом.
robin puck: Донна Роза имхо это все равно как-то... чересчур. бандит-рецидивист просто ;)) бедный блонди ;)
Донна Роза: Лола дала жуткие показания. Короче, классическая ситуация с невинно осуждённым главгероем.
Dickicht: Донна Роза да уж, за взрослого и битого жизнью Катце в такой ситуации было бы скучно переживать, а за пацанёнка этого вполне переживаю ) оч. интересно, жду продолжения. robin puck robin puck пишет: чего он особо опасным стал? может он во время и после процесса буянил, кого поубивал, а кого покалечил, а может кого морально замучил до смерти ) вот и считается теперь буйным и особо опасным.
robin puck: Dickicht одних андроидов в слом сколько ушло ;)
Март: Донна Роза чисто практический вопрос, связанный с недостатком времени. Будет ли понятна "связь времен" без прочтения предыдущих фиков, на которые даны ссылки?
lazarus: Март, думаю, да. Я читала этот фик, все достаточно четко прописано. Но заранее предупреждаю: Рауль здесь - сволочь.
ehwaz: Своего преследователя он увидел на перроне – и застыл, словно парализованный. Оливер Кейн стоял возле колонны и смотрел на него, не отрываясь. Мигель встретил обжигающий взгляд голубых глаз, а потом как будто ушёл на дно глубокого колодца. Странный, необычайно красивый человек привлекал внимание даже в этой пёстрой столичной толпе. Мигель понял только, что одежда блонди – самая обычная, достаточно потрёпанная, что козырёк бейсболки надвинут с таким расчётом, чтобы хоть немного скрывать лицо. С его внешностью это всё бесполезно… и он совершенно не прячется от меня! Что ему нужно? Поговорить, без слов ответили глаза Оливера. Во взгляде этого человека было что-то ещё… нечто, заставившее Мигеля вспыхнуть и закусить губу. Казалось, его раздевают глазами… нет, не то… не похоть, не похабный интерес педофила… Голод и тоска… Оливер Кейн смотрел на него так, как, наверное, умирающий от жажды смотрит на воду. Их разделял людской поток, их обходили и толкали, извинялись или обкладывали ненормативной лексикой – но юноша вдруг до боли остро почувствовал, что для странного светловолосого человека не существует никого, кроме него, Мигеля. Подошёл очередной состав. Оба как будто очнулись. Юноша чуть заметно качнул головой в сторону вагонов. Блонди согласно опустил свои невероятные длинные ресницы… Весь путь они смотрели друг другу в глаза – сквозь прозрачный пластик, потому что толпа разнесла их по соседним вагонам… Потом был подъём на эскалаторе, залитый солнечным светом купол станции, ступеньки, тротуар… Оливер шёл чуть сзади, справа, не пытался завязать разговор или дотронуться – а у Мигеля стучали зубы. Блонди позволил себе только одну фразу. – Здесь не слишком безопасно… Оливер явно имел в виду общую атмосферу квартала, и Мигель прекрасно его понял. По улицам не летал мусор, не перекатывались пустые баки, не валялись там и сям брошенные коробки. Стены домов не были разрисованы граффити. Имелись вполне приличные палисадники. Но в самом облике этого места была какая-то угроза. – Зато родня не суётся, – коротко бросил он и, скосив глаза, увидел, что красивые губы блонди тронула странная улыбка – тёплая и горькая одновременно. Это мгновение решило всё. Если до сих пор Мигель колебался, не зная, как поступить, то теперь он решительно прижал ладонь к опознавательной панели и пропустил блонди вперёд, когда дверь открылась. – А ты вежливый мальчик… Он вспыхнул, но сразу ощутил, что в этих словах не было желания уязвить – только спокойная констатация факта с оттенком похвалы. А в лифте его затрясло снова. Оливер сразу отошёл в угол кабины, явно не желая давить своей близостью, и это понимание напугало Мигеля ещё больше. Из кабины он вышел, стиснув зубы, чтобы не стучали, и битых две минуты не мог вставить карту-ключ в проём. Тёплая тяжёлая рука легла ему на плечо. – Если тебя так нервирует моё присутствие, я уйду. Ты жив, ты в порядке – это главное. Большего мне не надо. Мигель замер с широко раскрытыми глазами. Высокая тень заслонила свет, мгновение спустя виска коснулись мягкие губы. – Мальчик мой… Низкий голос сорвался. Мигель резко обернулся. Блонди уже стоял у лифта, положив руку на кнопку вызова кабины. Его лицо казалось странно неподвижным, напряжённым, как у человека, испытывающего сильную внутреннюю боль. Он не играл. Он действительно собирался уехать. – Ты что… проделал весь этот долгий путь только для того, чтобы убедиться, что со мной всё в порядке? – чувство страха куда-то пропало, на его место пришёл беспомощный детский гнев. – Ты… сбежал, да? Правда? Тебя ищут? И ты хочешь уйти… просто так? В этот момент Мигель забыл, что разговаривает с убийцей, осуждённым на пожизненное заключение. Это перестало иметь значение. Значение имело только то, что этот человек ЗНАЛ. Неважно, что. То, что он знал, было связано с Мигелем, и являлось настолько важным, что этот человек совершил побег из колонии усиленного режима… и теперь стоит в пяти шагах, собираясь уйти. Не осознавая, что делает, Мигель с силой вдавил карту в проём – и дверь открылась. Он чуть не полетел спиной вперёд. Оливер повернул голову. – Заходи, – тихо сказал Мигель. Это действительно была очень маленькая квартирка. Оливеру сразу пришло в голову слово «нора». Этакая норка, из которой рыжий зверёк насторожённо оглядывает окрестности. Две комнаты. Минимум мебели, зато компьютер новейшей модели – наверняка подарок матери, вряд ли мальчик мог заработать такие деньги сам. В крохотной кухоньке – стол, пара табуретов, на подвесной полке – вперемешку тарелки и разнообразные принадлежности хакерского обихода. Обстановка просто спартанская. – Есть хочешь? – спросил мальчик, роясь в небольшом холодильнике. Оливер перекусил утром, но сейчас организм настоятельно требовал пищи. – Я думал, может, не всё забрал, когда улетал… Хозяин квартирки бросил быстрый взгляд на Оливера и тут же отвёл глаза. Улетал к тебе… Глубокий вздох: – Надо делать заказ. Они сидели за столом и поглощали заказанную Мигелем большую пиццу с креветками. Это было изумительно – сидеть за обычным столом и есть нормальную человеческую еду, не сухой паёк, не брикеты, не безвкусную продукцию гидропонных фабрик! Пиццу не пришлось даже разогревать – её прислали горячей, и она пахла так, что у гостя громко заурчало в животе. Потом был десерт – мороженое с орехами. Мигель чуть слышно мурлыкал, облизывая ложку. Он полностью выпал из реальности. Хотя очень быстро вернулся – Оливер скептически приподнял бровь, когда увидел, что мальчик открывает доставленную бутылку пива. – Не лучшая идея… У тебя есть зелёный чай? Всё-таки медик в нём был неистребим. Мигель снова вспыхнул: – Я не ребёнок, нечего мне указывать! Юпитер, дежа вю какое-то… Он, не отрываясь, смотрел в глаза мальчика – а потом протянул руку и дотронулся до гладкой щеки. – Котёнок мой… Как я тосковал! – По мне? – тихим детским голосом спросил Мигель. – Но ты же меня совсем не знаешь… – Я… Все слова вдруг куда-то пропали. Остался только взгляд – глаза в глаза. Осталось прикосновение к горячей юношеской щеке. Оливер протянул вторую руку, отвёл со лба Мигеля прядь волос, взял бледное лицо в обе ладони. И прошлое перестало существовать. – Катце, – выдохнул он. Потянулся, чтобы поцеловать любимые губы, и не сразу понял, почему Катце отшатнулся. – Я Мигель… Оливеру понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Он резко отдёрнул руки и выпрямился. – Прости… Повисла мучительно-неловкая пауза. Мигель сидел, сжав кулаки на коленях, напряжённый, как струна. Потом осторожно перевёл дыхание. – Ничего… Только… – Что? – Не трогай меня, пожалуйста… Не… не трогай… Это грех. – Что?! – глаза Оливера широко раскрылись. Мальчик смотрел на него, как кролик на удава. Ощущение было такое, словно со всех сторон к Оливеру тянутся невидимые нити с колокольчиками – как ни старайся, но хоть одну да заденешь. Он не знал, что делать, о чём заговорить. В глазах Кат… Мигеля плескался панический ужас. Нужно было успокоить мальчика. Например, перевести разговор на другое. – Что ты хотел узнать? Мигель вздрогнул, и Оливер с облегчением увидел, что его взгляд снова стал осмысленным. – Ты прилетел ко мне на Фламму – ведь не просто так? Ты хотел увидеть меня. Почему? Откуда ты вообще узнал о моём существовании? – Я… – О чём ты хотел меня спросить? Мигель сглотнул. – Я действительно клон человека, которого ты убил из ревности? Вопрос был задан прямо в лоб. Оливер невольно восхитился смелостью мальчика – тот не производил впечатления большого храбреца. – Исходя из того, что я узнал от твоего крёстного, да. Ты – клон Катце Райтхэна, погибшего почти двадцать лет назад. Я любил этого человека. Я не хотел его убивать. А тебя я узнал сразу. – Его, – напряжённым враждебным голосом поправил Мигель. – Что – его? – не понял Оливер. – Узнал его. Не меня. Он сидел, глядя в стену перед собой и сжав губы. Тонко очерченные губы Катце, до которых так тянуло дотронуться. – Он погиб. Его давно нет. - Тогда кого ты мог во мне узнать? Я – не он! И вообще… я думал… Губы Мигеля предательски задрожали, глаза заблестели. – … думал, что ты бежишь ко мне… думал, что ты мой отец… что ты меня узнал… а ты… Он вдруг вскочил на ноги, вылетел из-за стола и бросился в коридор. Оливер слышал, как шуршала срываемая с вешалки куртка, потом раздался щелчок закрывшейся двери… Мигель ушёл. Оливер уронил голову на сцепленные руки.
ehwaz: Он бродил по маленькой квартирке, рассматривая принадлежащие мальчику вещи. Обнаружил полку старинных книг, голографию какого-то древнего герба и – совершенно неожиданно – увидел в углу распятие чёрного дерева. Странным образом эти вещи гармонировали с общей аскетической обстановкой, только компьютер последней модели выглядел неуместным рядом с ними. На низком столике – голографическое изображение молоденькой девушки, почти девочки, светящаяся подпись по-испански. Смуглая, светловолосая… Оливеру стало неприятно, он вдавил кнопку в подставку и погасил голографию. Взглянул на часы и удивился – прошло больше двух часов. Начинало темнеть. Он подошёл к большому окну и замер, вглядываясь в крохотные фигурки прохожих. С высоты пятнадцатого этажа трудно было увидеть что-то конкретное, но Оливер продолжал стоять, оттягивая неизбежный момент звонка Симмонсу. Если Мигель не вернётся… Прошёл на кухню, где успели загореться световые панели, убрал со стола, сунул посуду в мойку. И уже начал набирать знакомый код, когда услышал звук открывающейся двери. Впрочем, это мог быть кто угодно. Поэтому Оливер замер, выжидая, когда визитёр себя проявит. Судя по лёгким шагам и быстрым уверенным движениям, это всё-таки Мигель. – Оливер… Оливер, ты тут? Голос мальчика прозвучал неуверенно и встревоженно. – Оливер… Блонди уже стоял перед ним. Он не протянул руки, просто развернул их ладонями вперёд, как бы говоря: «Я хочу тебя обнять, но ни на чём не настаиваю». Мигель шагнул к нему и сам обнял за шею. Они замерли в маленькой прихожей. Блонди очень медленно и осторожно поднял руки, обвил их вокруг тонкого напряжённого тела. Плечи Мигеля задрожали. Мальчик плакал. – Пойдём, – ласково сказал Оливер. – Ты, наверное, проголодался. Я помню себя в твоём возрасте. Да уж, метаболизм в юности – страшная вещь. Мигель энергично закивал, не поднимая головы… Оливер остался в этой маленькой квартирке и достаточно быстро научился называть её Логовом. Мигель сразу почувствовал, насколько сузилось жизненное пространство с появлением такого атлета. Пришлось уступить ему свою кровать, поскольку на раскладушке двухметровый блонди не умещался. – Ну и здоровый же ты! – с восхищением сказал юноша, когда Оливер без особого труда дотянулся до верхней полки сложной конструкции, на которой Мигель хранил свои «необходимые вещи». То, что гость очень хорошо ориентируется в нелёгком хакерском деле, Мигель просто принял на веру, увидев, как тот сел перед голографической панелью, надел на голову обруч ментального контакта и положил руки на клавиатуру. – Что ты хочешь делать? Взломать сеть Управления тюрьмами? – Это лишнее. Я постарался максимально достоверно разыграть свою смерть. Чип у меня из головы уже вынут, осталось только снять швы. А твой компьютер мне нужен для того, чтобы… словом, он мне нужен. Оливер шутливо похлопал Мигеля по руке, и тот облегчённо засмеялся. Вот такой – увлечённый, помолодевший, без этого напряжённого выражения в глазах – блонди ему нравился. Да им вообще можно было любоваться, словно произведением искусства. Мигель вспомнил поездки с матерью в Европу – Лувр, Милан, Прадо… Оливер был так же прекрасен, как классические статуи. Нет, ещё лучше, потому что он был живой. Неровно обрезанные волосы немного вились на концах, подрагивали длинные тёмные ресницы, раздувались крылья тонкого носа. И он действительно помолодел – странно, но факт. Может быть, причина заключалась в том, что его больше не окружали стены тюрьмы. Может быть… Не позволив своим мыслям соскользнуть на неприятную тему, Мигель отправился в маленькую комнату за постельным бельём. Вот так иногда и бабку вспомнишь добрым словом – сумела приучить к дисциплине, порядку и чистоте. Он застелил свою постель, потом осторожно, стараясь не мешать, перетащил в большую комнату раскладушку. – Я уже заканчиваю, – не отрываясь от экрана, пробормотал Оливер. – Сейчас… – Да я и не тороплю… Мигель устроил себе спальное место и отправился в ванную. Когда вернулся, компьютер был уже выключен, а блонди сидел в одном из кресел и смотрел куда-то в пространство. – Всё готово, можешь ложиться… – Спасибо, малыш. И снова эта тёплая и печальная улыбка. Проходя мимо Мигеля, Оливер легко дотронулся кончиками пальцев до его щеки…
ehwaz: Утром позвонила мать. – Возвращайся домой, – её голос был усталым, под глазами виднелись глубокие тени. Сейчас Мигель мог бы держать пари, что спиртным от неё и не пахнет. – Нет, мам… я не вернусь… по крайней мере, в ближайшие дни. Со мной всё в порядке, просто… – … это из-за бабушки, - закончила Долорес. – Я ей не внук, она сама сказала. Произносить эти слова было больно и страшно – но необходимо. Он словно выпускал гной из раны. – Ты мой сын, значит, ты ей внук. – Мам, а можно мне остаться твоим сыном, но не быть ей внуком? Так будет… правильнее. Ты меня всё-таки любишь, а она ненавидит! На последних словах его голос зазвенел. – Что значит «всё-таки», Хуан-Мигель Фуэнтес? Мигель смотрел на экран и чувствовал, как во рту становится сухо. Родное, любимое лицо – лицо матери… или ему уже нельзя называть её матерью? – Я же… не твой по крови… Я же клон… Лицо Долорес исказилось. – Ты ничего не знаешь! Как и твоя бабушка. Ты – единственное, что мне осталось от человека, которого я любила. И ты мог бы быть нашим сыном… если бы не… Экран внезапно потух. Мигель какое-то время вглядывался в погасший прямоугольник, потом сел, спустил ноги на пол, посидел так какое-то время. Собственно говоря, уже пора вставать. Вчера, уставший от переживаний, он заснул, едва голова коснулась подушки, и даже не слышал, как укладывался гость. Кстати, а гость-то на месте? М-да… следовало поинтересоваться, есть ли у Оливера сменная одежда. Блонди спал на спине, раскинув руки и согнув в колене правую ногу. А простыня почти целиком лежала на полу. Судя по отсутствию одежды в комнате, Оливер вчера устроил стирку. А ещё у него была эрекция. Мигель даже не представлял, что может быть мужское достоинство таких размеров… Впечатляющее зрелище… Да, все его вещи, уже сухие, нашлись в ванной. Мигель сбежал туда почти сразу же после того, как увидел блонди… хм… в первозданном виде. Он не может быть человеком. Среди людей подобные совершенства не водятся. И мой… прототип… был его любовником? Спал с ним в одной постели, обнимал и целовал его? Мигель почувствовал, что задыхается. То, что он себе так ярко представил, – это и был ГРЕХ! Грехом будет просто дотронуться до этого человека. Но ведь он так красив! И он меня любит! Не любит, а вожделеет, заблудшая овца, зазвучал где-то глубоко внутри голос бабки. Точно так же он вожделел того, другого, которого потом застрелил. Это похоть и грязь! Беги от него! Возвращайся домой, иди в церковь, исповедуйся священнику в грязных мыслях. И не допускай больше это человека в свою жизнь! Ты юн и слаб, а дьявол так легко соблазняет красотой! Мигель опустился на край ванны, сжимая виски руками. Ему некуда идти. Я его не прогоню. Я уйду сам. Вернусь домой. Расскажу всё… почти всё… отцу Эммануилу… – Мигель… Он поднял голову. Вот незадача… Мальчик снова напуган – неужели только видом обнажённого тела? В комнатке плохо работал климатизатор, к утру стало очень душно. О Юпитер, нитей с колокольчиками становится всё больше. – Мигель, ты позволишь мне одеться? Согласись, не лучший вариант – разгуливать по дому в простыне. Мигель посмотрел на него круглыми глазами и опрометью вылетел из ванной. Одеться было делом пяти минут, но Оливер помедлил, прежде чем выйти. Нужно было решить, как себя вести. Его совсем не радовал исполненный ужаса взгляд Мигеля. Мальчик сидел в большой комнате за компьютером – и ничего не делал. Пальцы неподвижно лежали на клавиатуре, глаза невидяще смотрели в экран. Услышав шаги, он резко обернулся. Снова это взгляд… – Давай поговорим, – мягко сказал Оливер. – Что тебя так напугало? Он придвинул кресло поближе и сел так, чтобы видеть лицо Мигеля. Тот залился краской до самых ушей. – Ты был… голый, – он сглотнул, отвёл взгляд. – И… у тебя стояло… Казалось, необходимость говорить об ЭТОМ причиняет ему физическую боль. – … а ты тогда пытался меня поцеловать… и всё время называешь именем того, другого… Оливер со вздохом прижал ладони к лицу, глухо проговорил: – И ты боишься, что я потащу тебя в постель против твоей воли? - Да, – почти шёпотом ответил мальчик. – А потом убьёшь… – О Юпитер! Оливер вскочил на ноги и отшвырнул кресло к стене. Ему было уже плевать на то, что Мигель, сжавшись в комок, обхватил себя руками. – Я не убивал его! Я… Я не хотел его убивать! Я бы и волоса на его голове не тронул! – Тогда почему он погиб? Ведь моя мама тебя из-за этого ненавидит? Его мама! О Юпитер! – Это был несчастный случай, – с нажимом произнёс блонди, – в котором отчасти виновата твоя мать… – Ты врёшь! – пронзительно выкрикнул мальчик. Он дёрнулся из своего кресла, но Оливер взглядом пригвоздил его к месту и продолжил по-прежнему напряжённо: – Она бросилась ко мне, чтобы вырвать пистолет, схватила за руку. Раздался выстрел. Катце упал. Вот и всё. Это был несчастный случай. Он перевёл дыхание. – Потому-то она меня и ненавидит. И, скорее всего, потому и решила родить тебя – как искупление вины перед человеком, которого… – Которого… что? – тихонько спросил Мигель. Похоже, вместе с гневом его покинули и силы. – Который погиб в том числе и по её вине. Голос блонди прозвучал резко, и мальчик сжался ещё сильнее. Внезапно Оливер пересёк разделявшее их пространство, опустился перед Мигелем на колени и взял его за плечи. – Не надо меня бояться. Пожалуйста, малыш, постарайся мне поверить! Я никогда не причиню тебе вреда. Удивительно, но, кажется, это подействовало. Худенькое тело какое-то время оставалось напряжённым, словно струна, потом расслабилось, и Оливер смог, наконец, обнять своего мальчика так, как давно хотел. А потом он просто взял Мигеля на руки и вместе с ним опустился в соседнее кресло. Негромкий голос: – Я по-прежнему такой страшный? – Нет, – шёпотом ответил Мигель. – А если я тебя поцелую, это тоже будет страшно? – Нельзя! Протест вырвался прежде, чем Мигель осознал его. В объятиях Оливера было так тепло, уютно и безопасно… и в то же время опасно… В бедро упиралось что-то твёрдое, хотя дыхание блонди не сбилось, и сердце в груди, к которой прижималась голова Мигеля, стучало по-прежнему ровно. – Хорошо… А сюда? Судя по голосу, Оливер улыбался. Потом уткнулся лицом в макушку Мигеля и поцеловал. Как ребёнка!.. Возмутительно… но всё равно хорошо… Тело вдруг зажило собственной жизнью – оно хотело, чтобы его обнимали и ласкали. Мигель поднял голову, встретившись с обжигающим взглядом голубых глаз, и обхватил шею блонди обеими руками. – Я даже не представлял, что на свете существуют такие красивые люди, как ты… – Я не совсем человек, – осторожный поцелуй в висок, потом тёплые губы касаются покорно опустившихся век. – Я искусственно выращенный модифицированный организм, – поцелуй в переносицу. – Я – элита своей планеты. И я с неё сбежал. – Почему? – вскинулся Мигель. – Больше не мог там жить. Катце… помог мне. Ласковые пальцы прижались к губам Мигеля, упреждая другие вопросы. И внезапно глаза Оливера потемнели. – Малыш… … Затылок надёжно зафиксирован большой сильной ладонью. Другая прижимает к широкой груди пленённые руки. И прежде чем Мигель успевает хотя бы пискнуть, ставшие невыносимо горячими губы накрывают его рот. Что со мной? Я умираю?! Оливер, нет! Оливер… Оливер… Он пришёл в себя – и сразу же ощутил ужасный стыд. Блонди по-прежнему удерживал его у себя на коленях, но теперь в голубых глазах читалась растерянность, смешанная с чувством вины… и чем-то ещё. Была усталость. Был какой-то странный дискомфорт. Мигель резко выпрямился и с ужасом увидел на своих домашних брюках спереди влажное пятно. Он перевёл панический взгляд на Оливера – и забился, вырываясь. Блонди не сделал попытки его удержать. … Потом Мигеля рвало в ванной. Потом он сидел, опершись на раковину, и безутешно плакал. Потом долго держал лицо под холодной водой. А потом пришёл Оливер, сел рядом, обнял за плечи и тихонько сказал: – Я никогда не буду думать о тебе плохо. Но я бы хотел, чтобы ты сам научился не думать о себе плохо… – Б-бабушка… бабушка говорила… – Забудь про неё. Пойдём завтракать. И это было лучшее, что Мигель услышал за сегодняшнее утро. ТВС
Ghost: Донна Роза ehwaz мне очень нравятся бесконечные истории это вообще уникальный фик, из серии "а что было бы, если.." если я не ошибаюсь, это уже 3 вариант развития событий самый печальный, к моему сожалению... но я просто фанат хэппи эндов))))
Лизея: Жду продолжения
ehwaz: Ghost Будет вам и дудка. будет и сверчок - тьфу - хэппи-энд. Лизея будет! уже ложим. :)
ehwaz: – Джей, кто тебе звонил? Доктор Симмонс вздрогнул. – Это… по делам, дорогая. – Странные дела для медика, – проницательно заметила жена. – Или ты на старости лет решил поменять профессию? С нашим банковским счётом всё в порядке, я проверяла. Чьи финансовые проблемы ты решаешь? – Старый знакомый, Сибил. Очень долго отсутствовал, – У тебя глаза бегают, Джей Симмонс. Ты что, полагаешь, за эти годы я не узнала тебя как облупленного? Симмонс не сомневался, что так оно и есть. Однако пусть лучше Сибил догадывается, чем знает наверняка. – Это конфиденциальная информация, милая. Я помогаю разобраться с делами человеку, который много лет провёл далеко отсюда. – Я очень надеюсь на твоё благоразумие, дорогой. Доктор поцеловал ухоженную ручку супруги и улыбнулся. Миссис Симмонс потрепала его по щеке и покинула комнату. О Господи, Оливер! Ну надо же было тебе свалиться на мою голову! Ещё и Рыжика впутал! Джей Симмонс, преуспевающий владелец клиники трансплантологии и пластической хирургии, сел за компьютер и углубился в изучение нескольких счетов, которые предусмотрительный Оливер Кейн открыл на чужое имя около двадцати лет назад. Справа от него в стенном сейфе лежал тяжёлый маленький футляр, способный экранировать почти все виды излучения. В этом футляре находился чип-контроллер, вынутый Симмонсом из головы Оливера Кейна.
ehwaz: Оливер полдня просидел за компьютером. Мигель понял, что его гость с кем-то общается, и решил заняться чем-нибудь другим, желательно подальше от блонди. Хотя теперь уже он Оливера не боялся. Он стал бояться себя. Стал бояться лишний раз поднять глаза на своего гостя, случайно прикоснуться к нему. Стал бояться мыслей, которые невольно приходили в голову при взгляде на этого странного, несчастливого, необыкновенно красивого человека. А как это было у него с тем, другим? Что они говорили друг другу, как смотрели друг на друга, как дотрагивались? Мигель весьма смутно представлял себе тонкости однополой любви. Он и о девушках-то знал немного. Бабка, пасшая нравственность нелюбимого внука, как контрразведчик – шпиона, раз и навсегда отбила у него охоту к подростковой мастурбации. С тринадцати лет – молитвы, исповедь, холодный душ. «Я очищу твою душу», – это фразу сеньора Фуэнтес-старшая на памяти Мигеля произнесла не менее десяти тысяч раз. Я очищу твою душу, – и два часа стояния на горохе в углу. Я очищу твою душу, – и внук сеньоры Фуэнтес целый месяц каждый вечер помогает наводить порядок в церкви. Я очищу твою душу, – и дом оглашается пронзительными воплями, потому что Мигель посмел привести в особняк девочку-одноклассницу и угостить её чаем с пирожными. А матери нет дела ни до чего, кроме текилы. И у сына не остаётся ничего, кроме компьютера (который он играючи освоил ещё в детстве) и подсознательного убеждения, что ЭТО – грех. А теперь живое воплощение греха сидит в его собственном кресле и опять решает в Сети какие-то свои дела. Мигель в нерешительности остановился за спиной Оливера. С кухоньки доносился дразнящий запах свежесваренного кофе, но блонди его игнорировал. И он снова погасил голографию Фриды. Мигель подошёл к столику и демонстративно медленно нажал на кнопку. Смуглая светловолосая девушка с карими глазами улыбалась во весь рот. Вот это Оливер заметил. Блонди снял с головы обруч, погасил экран и небрежно поинтересовался: – Твоя подружка? – Кофе готов, - Мигель не пожелал развивать опасную тему. – Хорошо, – блонди какое-то время смотрел на него, затем поднялся на ноги. – Идём? – Идём.
ehwaz: Рауль проснулся посреди ночи и понял, что глаз в ближайшее время не сомкнёт. Сон улетучился бесповоротно и, главное, беспричинно. Глава Синдиката нахмурился, глядя в темноту, – похоже, нужно пройти обследование. Такое уже было несколько раз. Он повернул голову и посмотрел на спящего рядом человека. Тот чуть слышно посапывал, слегка приоткрыв рот. Уж ему-то психодиагностика не нужна – скорее, услуги оториноларинголога. Любовник Рауля никогда не видел снов. Стараясь не шуметь, блонди выбрался из постели, накинул на плечи халат и направился в ванную. Вернувшись, сел за компьютер – для удобства хозяина они стояли во всех комнатах. Если уж не спится, можно хотя бы поработать. Примерно с полчаса он открывал и просматривал документы, отсылал распоряжения – а потом вдруг резко сорвал с головы контактный обруч и уронил руки на колени. Настолько неспособным к какой-либо деятельности он не чувствовал себя ещё никогда. Покурить, что ли? Из ящика компьютерного стола Рауль достал пачку сигарет – не обычный табак, а особая ароматизированная смесь с небольшим содержанием никотина. Это позволяло совместить прелесть процесса курения с минимальным вредом для организма. Блонди невесело усмехнулся. Того, кто курил когда-то настоящий табак, давно уже нет, а его привычки остались. Будь ты проклят, Кейн… И будь проклят я сам – за то, что отпустил тогда Катце. Он поднялся из-за стола, подошёл к огромному, во всю стену, окну. После назначения на должность Главы Синдиката Рауль отказался занимать апартаменты Ясона Минка. Жилище нового правителя планеты располагалось на западной стороне – Рауль любил закаты. Сейчас он смотрел на переливающуюся огнями Танагуру у своих ног – и не мог избавиться о смутного тягостного чувства. Эти огни принадлежали ему. Гигантский мегаполис принадлежал ему. Вся планета принадлежала ему – а он чувствовал себя более нищим, чем последний кересский оборванец. За спиной послышался шорох. Рауль обернулся. Любовник, видимо, разбуженный запахом дыма, сел в постели, сонно щуря глаза. – Спи, – сказал Рауль. – Ещё ночь. Не отвечая, тот встал и прошёл в ванную. Блонди проводил его взглядом. Стройное гибкое тело, широкие плечи, узкие бёдра … Даже захоти Рауль, он никогда не смог бы увлечься атлетом или каким-нибудь коренастым красавчиком. Его привлекал только один тип внешности. – Иди сюда, – произнёс он, не оборачиваясь, когда за спиной снова послышались лёгкие шаги. Рауль быстрым движением протянул руку, стиснул узкое запястье, рванул на себя. Человек не успел упасть – блонди уже развернулся и подхватил его, в том же стремительном движении опускаясь на колени и укладывая свою ношу на ковёр. В красивых тёмных глазах не изменилось ничего. Удивление, страх, ненависть, привязанность – любовник Главы Синдиката их не знал. Как Рауля устраивало такое положение дел – вначале! И как он возненавидел его – потом! – Ты хочешь меня? – хрипло спросил он, склоняясь над лежащим. Длинные ресницы медленно опустились. Секс этот человек любил. – Покажи, как ты меня хочешь… Блонди чуть слышно стонал, пока умелый рот ласкал возбуждённую плоть. Щёки его партнёра раскраснелись, пряди волос прилипли к вспотевшему лбу, глаза были полузакрыты. Выражение красивого лица – как у ребёнка, который наслаждается лакомством. Рауль запустил пальцы ему в волосы, крепче прижал к себе. Но внезапно любовник отстранился, приподнялся на коленях и требовательно положил руки на бёдра блонди. – Я хочу… Рауль, неотрывно глядя ему в глаза, опустился рядом. Одна ладонь сжала темноволосый затылок, губы прильнули к губам. Пальцами другой руки блонди проник в ложбинку между ягодицами любовника. Тёмные ресницы опустились снова, дыхание участилось. Рауль любил видеть его таким. Секс был единственной эмоциональной нитью, которая связывала его с этим человеком. За прошедшие годы случилась пара неприятных инцидентов (попросту говоря, доверенное лицо Рауля заводило интрижки за его спиной), но господин Эм вовремя принял меры: соперники были устранены, причём один из них – физически. Горячие пальцы сомкнулись вокруг его изнывающего от желания члена, и самоконтроль блонди бесследно исчез. Рауль опрокинул любовника на спину. Тот охнул и втянул воздух сквозь зубы, когда блонди овладел им. Хрупкое человеческое тело на секунду напряглось – а потом сильные пальцы впились в плечи Рауля, и последовало ответное движение… В спальне Главы Синдиката была хорошая звукоизоляция. Когда они наконец оторвались друг от друга, небо уже начинало светлеть. – Я не хочу, чтобы ты в ближайшие две недели покидал Танагуру, – глядя в потолок, проговорил Рауль. Мне тебя не хватало, чуть было не добавил он, но удержался – слишком хорошо знал, что его просто не поймут. – Как скажешь, - равнодушно ответил лежащий рядом человек. Он уже засыпал. За окном стало ещё светлее.
ehwaz: – Мне нужен комп, – сказал Мигель, доливая сливок в маленькую фарфоровую посудинку. – Деньги на кредитке заканчиваются. – Это легальный бизнес? – спросил Оливер. Они сидели за маленьким столом, друг напротив друга, и каждый смотрел в свою чашку. - Угу, – Мигель подул, чтобы остудить и без того чуть тёплый кофе. – Вполне. Программное оборудование для нескольких фирм. О том, что эти несколько фирм занимаются взломом сетей и кражей интеллектуальной собственности, он из вежливости умолчал. – Мне осталось завершить пару операций, – проговорил блонди, беря с блюда маленькое кокосовое печенье. – Деньги у нас будут. Это не займёт много времени. А пока я хотел бы попросить тебя о помощи. – У нас? – Мигель фыркнул. – Деньги будут у тебя. И будут у меня, когда я получу доступ в Сеть. – Хорошо, – Оливер примирительно поднял ладони. – Но аптечные товары через доставку не заказать. А мне нужно снять швы. Поэтому сходи, пожалуйста, в аптеку. – Какие швы? – изумился Мигель. – Ты забыл про чип-контроллер в голове каждого заключённого? У меня он удалён. Оливер наклонил голову и откинул в сторону прядь волос. Открылся участок выбритой кожи с небольшим тёмно-розовым, уже зажившим рубцом. – Ты… сделал это сам?! – Ну что ты! Для подобного потребовалась бы автоматизированная операционная. – А кто… – Неважно, – отрезал блонди. – Ты поможешь мне? Или придётся идти самому. – Ага. Чтобы тебя сразу повязали. По правде говоря, Мигель привык к тому, что в Логове он волен делать всё, что хочет. И постоянное присутствие чужака в его скромных владениях довольно сильно нервировало. Но позволить Оливеру выйти на улицу – с его-то приметной внешностью! – нет, подобное было просто немыслимо. – Ладно, – как можно более независимо проговорил Мигель. – Я пошёл. А ты всё-таки постарайся развязаться со своими делами до моего возвращения. Оливер не имел ни малейшего желания мешать мальчику заниматься своими делами. Тот сидел за компьютером уже примерно с час. Из большой комнаты не доносилось ни звука. Пару раз заглянув туда, блонди увидел освещённый призрачным сиянием тонкий профиль, азартно закушенную губу, которую затем сменил столь же азартно высунутый язык. – Я тебя всё-таки сделаю, – услышал Оливер. Его разобрал смех. И одновременно – любопытство. Чем же маленький рыжий зверёк, сидящий в норке, хочет заработать себе на кусок хлеба с маслом? Оливер неслышно вошёл в комнату и опустился в кресло сбоку от компьютера. Глаза Мигеля были закрыты обручем ментального контакта, губы едва заметно подрагивали. Где-то там, в глубине виртуального пространства, мальчик убегал, хитрил, сражался со своими виртуальными противниками. Некоторое время Оливер просто любовался им, благо, сейчас это можно было делать сколько душе угодно. Шапка тёмно-рыжих волос, длинная шея с острым кадыком, по-мальчишески узковатые плечи, тонкие мускулистые руки, выглядывающие из слишком широких рукавов футболки… С годами он немного наберёт массу тела. Именно – немного. Оливер снова перевёл взгляд на лицо Мигеля – и в который раз испытал головокружительное чувство дежа вю, увидев освещённый призрачным сиянием, нереально красивый тонкий профиль. – Х-ха! – победно выкрикнул Мигель. От азарта он даже высунул язык. Блонди смотрел на него во все глаза, смотрел так, словно от этого зависела сама жизнь. Прекрати, это уже похоже на сумасшествие! Он заставил себя перевести взгляд на монитор, хотя первые пять секунд просто не мог понять, что за вереница зелёных строчек бежит по монитору. Строчки сменились графиками, графики – диаграммами. Разумеется, Мигель видел всё совершенно иначе. Но Оливер, никогда не увлекавшийся компьютерными играми, из чистого любопытства стал просматривать логи. Недолгое время спустя он уже знал, в какие такие «игры» ввязался маленький рыжий балбес. Это был взлом. Мигель решил проникнуть в сеть Второго Федерального банка – и теперь старался обойти систему защиты. Надо сказать, это получалось у него довольно ловко. Время повернуло вспять. Катце, поджав под себя ноги, сидел в компьютерном кресле, улаживая свои странные и тайные дела. Оливер знал, что через пятнадцать минут… а, может, через два часа… он устало откинется на спинку, потрёт глаза, потом посмотрит на Оливера и улыбнётся. «Который час? Ты давно тут сидишь?» Казалось, по комнате гуляет эхо ещё в прошлой жизни отзвучавших слов. Оливер усилием воли заставил себя вернуться в настоящее. Мигель всё ещё был в виртуальной реальности. Цепочки значков и символов по-прежнему бросали зеленоватые отсветы на его лицо. Время от времени он издавал невнятные, но судя по всему, победные возгласы. Вот уж где могла развернуться его повышенная эмоциональность! Хм… эмоциональность… Оливер так и не смог до конца пробиться через те щиты, которыми Катце закрывал свой внутренний мир. А Мигель был весь как на ладони, хоть и топорщил иглы, словно дикобраз. Пора было уходить. Собираясь вставать, Оливер машинально посмотрел на экран – и замер. Что-то не то. Никаких явных сигналов тревоги, просто где-то в глубине интуиция насторожила острые звериные уши. Он взглянул на монитор. Вроде бы всё в порядке. Откуда же это мучительное чувство, что Мигель попал в ловушку? Оливер всматривался в данные на экране, а сирена орала всё громче. Секунд через тридцать он всё понял. Сложная система переадресации. Несколько «маячков» на входе – и вот уже злоумышленник взламывает не защиту банка, а виртуозно сработанную фальшивку, практически неотличимую от реальной. И пока взломщик разбирается с поддельными замками и уровнями доступа, специалисты из службы безопасности вычисляют его самого. Мигель чуть не взвизгнул от неожиданности и испуга, когда с его головы сорвали обруч, а потом стальные руки выдернули из кресла. – Что за?.. – начал было он – и осёкся, увидев совершенно бешеные глаза Оливера. – Маленький идиот! – прошипел блонди, встряхнув его, как тряпичную куклу. – Ты хоть соображаешь, в какую опасную игру ввязался? – Знаю! – с вызовом выкрикнул разъярённый Мигель. – А вот ты – ты! – только что сорвал мне всё дело! – Дурак! Тебя же использовали! Ловля на «живца», понял? Сколько тебе пообещали? Много, да? Конечно, чтобы ты наверняка купился. Он снова тряхнул Мигеля – у того только зубы лязгнули. – Ты взламывал «обманку»! А серьёзные люди в системе безопасности Второго Федерального банка тем временем сидели и вычисляли самоубийцу, которого можно обвинить по трём особо тяжёлым статьям сразу. – Что-о?! Оливер уже немного успокоился. По крайней мере, теперь он мог говорить, не тряся Мигеля за плечи. – Твои работодатели, судя по всему, люди серьёзные. И берегут ценные кадры. Но ты, похоже, не относишься к этим кадрам. Бестолочь, тебя же толкнули с завязанными глазами на минное поле. Тобой проверяли слабые места в защите. Ещё бы десять секунд – и… Десять секунд?! У Мигеля подкосились ноги.
ehwaz: – Десять секунд… Но может быть и нет. Оливер вздернул юношу за шиворот и шагнул к двери. – Куда? – Если они успели тебя засечь, то заявятся сюда в течение двадцати минут, даже раньше. Нам просто надо переждать это время на улице… На чьё имя снята квартира? – Так… один приятель. Не на моё. – Значит, они не сразу тебя вычислят. – И что? – Будет время уйти… Уйти? Ах, да, сбежать. Оливеру не впервой. Но… он что, всерьёз полагает, будто Мигель, ударится в бега вместе с ним? А как же мама? – Эй, я не хочу! – он попытался вырваться. Вместо ответа Оливер просто сунул его себе под мышку так, что ноги Мигеля оторвались от земли. Блонди даже не сбавил шагу. – Чего ты не хочешь? – спросил он на ходу. – Скрываться от полиции. Это нехорошо. Что мне может сейчас грозить? – Тюрьма, – коротко ответил Оливер. – Но пока тебе не предъявлено обвинение, ты ничем свою участь не ухудшаешь. Они не смогут сказать, что ты «скрывался от следствия». Он поставил Мигеля на ноги, словно ребенка. Улыбнулся. – А потом, это просто перестраховка. Я не думаю, что они приедут. Мигель огляделся. Они стояли на перекрестке, от которого в разные стороны расходились узкие переулки. Официант со скучающим видом протирал столики уличного кафе. За одним из них притулилась одинокая посетительница, типичная старая дева – восковое лицо, поджатые губы. Её длинное серое платье и шляпка с цветами совершенно не вписывались в окружение. Каким ветром сюда занесло подобный экземпляр? – Зайдём в кафе, не стоит тут торчать. Мигель, вырванный из раздумий, кивнул в сторону официанта. – Сюда? – Нет, лучше, чтобы нас не было видно. Куда-нибудь в помещение. Мигель кивнул, и они пошли вдоль улицы. – Не следует тебе так открыто ходить. – Это максимум на полчаса… Старая дева подозвала официанта, расплатилась. Потом вытащила из нагрудного кармана комм устаревшей модели. – Сеньора Фуэнтес? Да, боюсь, что подтвердились ваши худшие опасения… ТВС
Dickicht: ehwaz, Донна Роза всё интереснее ) персонажи колоритные - супер robin puck robin puck пишет: одних андроидов в слом сколько ушло ага, а как-то он стащил в столовой ложку, заточил и через два часа в той тюрме все были МЁРТВЫЕ тогда-то его и отвезли на Фламм и там уже кормили только печеньем )
Донна Роза: Dickicht пишет: персонажи колоритные - супер Спасибо))) Очень приятно такое слышать.
Март: Женский сериал - это диагноз) впрочем, нас предупреждали. А еще чувствуются мотивы лукьяненовских "виртуальных" войнушек (дип-психоз будет?) Не сердитесь, я ж читаю, получаю удовольствие, потому что женщина, потому что сочувствую детям и блонди) Сюжет у вас предсказуемый, поступки героев тоже, тем приятнее читателю, который чувствует себя особо умным прозорливцем (я о себе говорю - во избежание обид))) Самое женское чтиво. И ни грамма фантастики и техно мира. Авторы, уважаемые, даже сейчас по телефону, а тем более в инете, можно купить любые аптечные средства. Пишите дальше! Хочу, чтобы все умерли!))) Хочу ХЭ!Кстати, пошла по рукам ссылкам) Надеюсь, этот коммент не будет воспринят как хамский?)
ehwaz: Март Все так и есть. Это "бразильский сериал" или "мексиканская мелодрама". Так и было задумано. И кстати: оба ваши пожелания сбудуться.
ehwaz: Долорес всегда подозревала, что в матери погибла великая актриса. Нет, сеньора Фуэнтес никогда не думала о подмостках. Сие ремесло проклято Богом, актёрки – те же шлюхи. Она предпочитала устраивать сцены домашним. Долорес ещё в детстве научилась безошибочно определять, когда на мать снисходило «вдохновение». Обычно это случалось, если она узнавала о какой-нибудь проделке дочери. Оставалось только гадать, что случилось на этот раз. – Что такое, мама? – Долорес постаралась, чтобы вопрос прозвучал буднично. – Оправдались мои наихудшие подозрения, если тебя это ещё интересует. – Опасения насчет чего? Апокалипсис на пороге? – Долорес уже всё поняла, но продолжала разыгрывать святую наивность. – Я говорю о твоём сыне. Да, она никогда не скажет «о моём внуке»… – Что он сделал? – Он… – почтенная дама выдержала эффектную паузу, – … содомит. Последнее слово было произнесено шёпотом. Тем знаменитым шёпотом великих актрис, который слышен в самом дальнем уголке зала. – Я так не думаю. – Ты можешь думать всё, что угодно, но я знаю точно. – Откуда? Сеньора Фуэнтес-старшая склонила голову. – Я попросила одну прихожанку, достойную набожную женщину… присмотреть за Мигелем. – То есть ты наняла соглядатая? Шпиона? – Господь покарает тебя за эти слова! – воскликнула старуха, - Эта смиренная дочь Церкви посочувствовала моему горю. – А ты, в свою очередь… – выжидательно протянула Долорес. – А я, в свою очередь, оказала ей вспомоществование. Подать нуждающемуся не грех, – сеньора Фуэнтес перевела дыхание. – Но ты отвлекаешь меня от темы разговора. До сих пор я мирилась с тем, что ты позволяешь Мигелю разгуливать одному и даже жить вне дома. – Он уже взрослый, – вздохнула Долорес. Безнадёжно! – Он – содомит! Он живет с мужчиной. – Прихожанке-то твоей это откуда известно? – Она видела их вместе. И хочу сказать, что у него вкусы совсем как у того, твоего… любовника… – Что? – Тип, который был с ним – высокий блондин. Необыкновенно эффектный. Всё, всё повторяется! Это не твой сын. Долорес! Он – порождение ада! Старая дама зарыдала. Долорес хорошо знала истинную цену таким слезам. Сейчас её беспокоило не это. – Твоя шпионка хорошо их разглядела? – спросила она. – Уже смеркалось. А у бедной женщины не слишком хорошее зрение, – ответила мать, пропустив мимо ушей определение «шпионка». – Но зачем тебе это? – Что она сказала? – вопрос Долорес прозвучал резко и требовательно. На какую-то секунду сеньора Фуэнтес смутилась. – Что они вышли из подъезда вдвоём, Мигель и тот, второй – не слишком молодой, очень красивый, очень высокий, довольно худой, светловолосый… Похож на того… убийцу, – она язвительно усмехнулась. – И как ты собираешься поступить? – Я лишу его наследства, – старая ханжа смиренно склонила голову. – Он нам не родной, и ты должна осознать это. Он тебе не сын. Он – клон. Он даже не человек. Такому не место… Долорес вскинула голову: – Я сама пойду и поговорю с ним. Пока у тебя недостаточно оснований решать, где ему место, а где – нет. Я пойду и поговорю с Мигелем.
ehwaz: Время шло. Мигель не отрывал взгляда от подъезда, игнорируя бокал с молочным коктейлем, который заказал для него Оливер. Ему даже не пришло в голову возмутиться фактом такого заказа, как он непременно сделал бы в любое другое время. – Похоже, пронесло… – А? – Мигель даже не понял произнесённых слов, отреагировал только на интонацию. – Я говорю, похоже, полиция не приедет. Я вовремя тебя выдернул. Не засекли. Мигеля неудержимо затрясло, он обхватил себя руками и сгорбился на стуле. Большая тёплая ладонь легла на голову. – Ну всё, маленький, всё. Успокойся. Мы, кажется, действительно выпутались. Можно идти домой. – Меня ноги не держат, – с бледной улыбкой выдавил он, пытаясь встать. Оливер негромко рассмеялся, и у Мигеля потеплело где-то около сердца. Блонди уже поднялся и теперь стоял, держа руки в карманах. Голубые глаза весело щурились, заметнее стали морщинки в уголках – он был лучше всех присутствующих. Другой. Сильнее, надёжнее, умнее, добрее. Мигель сделал шаг, другой – ноги пошли, нервный паралич, сковавший их, пропал бесследно. В лифте он зевал. Пережитый стресс отзывался усталостью и сонливостью. – До кровати бы доползти… – Я, пожалуй, тоже отдохну, – отозвался Оливер. Мигель проспал, как ему показалось, не больше пяти минут. От сигнала домофона он подскочил на кровати с бешено бьющимся сердцем. Из соседней комнаты уже выходил Оливер. Они обменялись взглядами. – Никогда не пробовал покидать квартиру не через входную дверь? – спросил блонди. Мигель помотал головой. Пятнадцатый этаж. Балкона нет. Ползать, как муха, никто из них не умеет. Домофон сигналил не переставая. – Ответь, – одними губами проговорил Оливер. Мигель утопил клавишу до упора. – К-кто? – Мигелито, открой, сынок. Нам надо поговорить. Мама. Не может быть! Откуда она знает этот адрес? Ведь он же никогда ей не сообщал, где находится Логово, это было одной из самых больших тайн! Мигель перевёл взгляд – и поразился выражению на лице Оливера. Он мог бы поклясться, что блонди знаком голос его матери – и этот факт большой радости у него не вызывает. Наоборот, Оливер стиснул зубы едва ли не до хруста и крепко зажмурился. Потом заставил себя расслабиться. – Впусти, – приказал он. Мигель послушно открыл входную дверь. Мама выглядела усталой, почти измождённой. И постаревшей, да. Раньше Мигель не замечал, как время меняет её лицо. А теперь – теперь она казалась лет на десять старше Оливера. – Мигель! Сыночек! Он снова, как в детстве, был в тёплых маминых объятиях, в таком уютном запахе её любимых, неизменных духов – и на какой-то миг поверил, что всё плохое лишь приснилось, а впереди – ничего, кроме радости. Она обхватила руками его голову и осыпала поцелуями, и только наличие каблуков дало ей возможность не подниматься на цыпочки. – Совсем взрослый стал мой мальчик! Совсем большой! Мой хороший, умный ребёнок… – Да уж… умный, – тихонько пробурчал Мигель. Долорес чмокнула его в последний раз, открыла рот, чтобы продолжить говорить – и в этот момент краем глаза уловила движение. Оливер вышел из маленькой комнаты и теперь стоял, прислонившись к косяку, со скрещенными на груди руками. – Здравствуйте, госпожа Фуэнтес, – совершенно спокойно проговорил он. Мигелю показалось, что из матери как будто выпустили воздух. Она стояла напротив Оливера, белая, как стена, держала руку у горла и пыталась сделать вдох. – Вы… вы… Оливер кивнул. – Поговорим? Не отрывая взгляда от блонди, Долорес резким, чужим голосом произнесла: – Сын, что у тебя было с этим… человеком? Жаркая волна ударила Мигелю в лицо. – Н-ничего… Оливер усмехнулся – чуть заметно, самым краешком губ. Но даже этот намёк на улыбку привёл Долорес в неистовство. Мигель не мог понять, почему мама, по которой он успел соскучиться, превратилась в этого чужого человека с поджатыми губами и дрожащими от ярости ноздрями. – Он склонял тебя… к содомскому греху? Казалось, каждое слово даётся ей с огромным трудом. Мигель хотел уже выпалить «Нет!» – и пристыженно замер. Объятия Оливера… и тот поцелуй, закончившийся так постыдно… и ещё множество мелких пустяков, а всё вместе складывается… – Можешь не отвечать – я и так вижу… Быстро собирайся, иди на улицу и жди меня там. Здесь ты больше не останешься ни минуты! – Мама! – Мигель, лучше тебе меня послушаться, – когда мать начинала говорить подобным тоном, пререкаться было опасно. – Да, малыш, – мягко сказал Оливер. – Лучше тебе посидеть в другой комнате. А мы с твоей мамой побеседуем. Мы с ней давно не встречались.
ehwaz: – Ты… – выдохнула Долорес. Оливер промолчал. – Ты почти не изменился. – Давай обойдемся без вступления. Откуда тебе про меня известно? – Ты ведь сбежал из тюрьмы, да? – Да, из той самой, куда ты меня упекла. Правда… – он окинул её оценивающим взглядом, – тебе это не пошло на пользу… Тот выстрел… что это было – приступ ревности или что-то другое? Уж слишком просчитанным всё оказалось В глазах Долорес мелькнуло и исчезло какое-то затравленное выражение. А дело-то, судя по всему, действительно нечисто… – Что же ты не воспользуешься услугами Сима? – безжалостно продолжил блонди. – Он ведь блестящий пластический хирург? – Оставь в покое мою внешность, – она нервным движением поправила волосы. – Зачем ты пришел к мальчику? Оливер ответил не сразу. Он смотрел на постаревшую женщину, которая принесла ему столько горя. Годы напролет в тюрьме он мысленно убивал Долорес Фуэнтес. Это повторялось столько раз, что теперь ему было странно видеть её живой. В его фантазиях она была молодой, наглой, самоуверенной – а теперь перед ним стояла осунувшаяся женщина с запавшими беспокойными глазами. Оливер понял, что больше не чувствует к ней ненависти. Напротив – ведь только благодаря ей у него были эти дни вместе с Мигелем… вместе с Катце. Он снова держал своего Рыжика в объятиях, целовал его... Это она родила Катце второй раз. Она свершила чудо. Он улыбнулся. Долорес поняла это по-своему: – Одну жизнь ты уже сломал. Хочешь повторения? – Судя по тому, что я успел увидеть, пока что вы прекрасно справлялись и без меня. Скажи, ты хоть раз водила ребёнка к психологу? Считаешь, что с ним всё в порядке? Долорес опустила глаза. Её мать была категорически против визитов к специалисту, предпочитая исповедь в церкви. – Ты собираешься учить меня, как растить сына? Она заставила себя поднять глаза и с вызовом посмотрела в холодное, безупречно правильное лицо. Как он красив! И как молод – не то что сама Долорес! Можно подумать, что время для них шло по-разному, что не Оливер, а она провела эти годы в каторжной тюрьме. – Вовсе нет, – спокойно ответил Оливер. – Просто хочу заметить, что мальчику не нужны лишние стрессы. Я так понял, что очень многого он не знает. – Ты собираешься меня шантажировать? – в этот момент Долорес напоминала изготовившуюся к прыжку кошку. – Тс-с-с! – Оливер кивнул в сторону кухни, где оставался Мигель. – Только попробуй, и я немедленно вызову полицию… и тебя отправят назад, на Фламму! – Долорес всё же понизила голос. Почему-то она была уверена, что Оливер не испугается. Так и вышло. – Вот ты сейчас ты вызовешь полицию, они приедут, устроят перестрелку – ведь просто так я не дамся… Всё выйдет замечательно! Нет, не бойся, я не стану брать ни тебя, ни тем более Мигеля в заложники. Возможно, я даже позволю полицейским себя убить, но только прежде… – блонди оборвал фразу на полуслове. – Ведь Мигель так и не знает, кто он на самом деле и как умер тот, кого он считает отцом? – Он тебе не поверит! – Кто знает, – Оливер качнул головой. – Но, учитывая, что это будут мои «предсмертные слова – ведь ты вызовешь полицию, сама только что сказала, – они будут звучать достаточно убедительно. Кстати, от кого мальчик узнал, что он клон? – От матери… моей матери, – признание вырвалось прежде, чем Долорес успела подумать. – Зачем она это ему сказала? – Она… Не говорить же этому андроиду, что за сука её мамаша! – Это произошло случайно. Мигель подслушал наш с ней разговор. – Насколько я понял, ты только кажешься сумасбродной, – усмехнулся Оливер. – На самом деле ты продумываешь свои действия как никто. Так давай попробуем договориться. – О чём? – Ты на самом деле хочешь снова отправить меня на Фламму? – спросил Оливер. Долорес опешила. – Пытаешься воззвать к моей совести? – Нет, просто хочу понять, насколько у тебя долгая память. Вернее, насколько ты живёшь прошлым – или всё же есть что-то и в будущем? Долорес попыталась взять себя в руки. Этот тип бессовестно играет на её чувствах. С того самого дня, с того момента, как грянул выстрел, она только и старалась убедить себя, будто что-то ещё можно исправить – и безуспешно. Она давно сдалась – неужели это так заметно? – Ты спишь с ним? – вопрос вырвался сам собой, без расчёта на эффект. Оливер отшатнулся. Долорес, почувствовав, что попала в цель, продолжила. – Это плохо. Нет, не потому что так утверждает моя религия. Для тебя это пустой звук. Просто… Просто я боюсь, что у него не сложится жизнь. У Мигелито будет много проблем. – И ты решила, как он должен жить, – язвительно произнёс Оливер. Но Долорес не собиралась сдаваться. – Я решила? – чёрные глаза вспыхнули. – А ты, можно подумать, предоставил ему самому принимать решение! Ты явился к нему такой весь сказочно прекрасный, романтичный, несправедливо осуждённый... Оливер протестующе вскинул руку. – Ты мнишь себя хорошим психологом, – Долорес говорила всё громче, забыв, что сын находится неподалеку. – Да, ты хороший психолог. Но я вырастила Мигелито… я знаю его лучше. Тебе сейчас легко увлечь его, но будет ли он с тобой счастлив? Ты же не знаешь, каким мог стать Катце, если бы вырос не на Амои? Ведь его тянуло ко мне… – Потише, – напомнил Оливер. Долорес перевела дыхание. – Ты любишь его? – тихо спросила она. Оливер молча кивнул. – И ты уверен, что сейчас тобой движет именно любовь, а не эгоизм? Не желание заполучить то, что я несправедливо у тебя отняла? Оливер опустил глаза. – Я виновата – так отомсти мне, но не надо использовать Мигеля. – Если бы я хотел использовать Мигеля для мести… – начал он. – Да. Я помню, что ты ничего ему не сказал, – поспешила закончить Долорес. – Я благодарна тебе. Я обещаю, что не буду обращаться в полицию и никому про тебя не скажу. Я прошу только об одном. Пусть Мигелито все решит сам. После паузы Оливер произнёс: – Хорошо. Она поднялась, вышла из комнаты. Мигель сидел на кухне, машинально гоняя кусок круассана по пластиковому столу. Он поднял на неё расширившиеся глаза. – Пойдём, – тихо сказала Долорес. – Нет, не на улицу. Туда, в комнату. Лицо Оливера было совершенно бесстрастным. – Мы поговорили с твоей мамой. Ты человек взрослый, то есть уже можешь принимать самостоятельные решения. Другое дело, что полного совершеннолетия ты достигнешь только через три года. Но это к делу не относится. Твоя мама за тебя волнуется, и ты это знаешь. Она хочет, чтобы ты вернулся домой… Не навсегда. Ненадолго. Ну а так как материально ты пока зависишь от неё… – Я и сам… – вскинулся было Мигель, но прикусил язык, наткнувшись на ироничный взгляд Оливера. Действительно, куда уж «самее»… Про банк лучше не вспоминать. – А я не могу предложить тебе ничего. Кроме любви, которая здесь считается грязью и извращением. Я лишь хочу, чтобы ты знал – я люблю тебя, именно тебя, а не человека, который погиб двадцать лет назад. Он поднялся со стула и отошёл к окну. Теперь Мигель видел только его спину. – То есть мне предложено решать самому? – спросил он у матери. Та кивнула. – Возвращение домой – сейчас наилучший выход… – Я смогу вернуться в Логово, – он удержал вертевшееся на языке «к Оливеру», – когда захочу? Мать помедлила, но снова кивнула. – Вы громко разговаривали, – с вызовом сказал он, поднимая голову. – Я услышал кое-что интересное. Ты ответишь на мои вопросы? В глазах матери не было лжи. – Да, – просто ответила она. Мигель обхватил себя руками, как тогда, в кафе. Потом резко поднялся на ноги. – Хорошо. Я поеду домой. Но помни, мама, ты мне обещала. – Да, сынок. – Я хочу проститься, – требовательно сказал сын. – Выйди, мам. Долорес заколебалась, но всё-таки вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. – Оливер… Тот полуобернулся, и стал виден его чёткий профиль. – Пожалуйста… Мигель ещё договаривал слово, а ноги сами несли его к этому человеку… блонди. Он обхватил шею Оливера обеими руками, с ужасом чувствуя, что вот-вот снова заплачет. – Пожалуйста, пожалуйста, оставайся тут! Не уходи, пожалуйста... Я поживу дома несколько дней, а потом вернусь. Он помолчал, а потом выдохнул, ужасаясь собственным словам: – Я тоже тебя люблю! Руки Оливера, стиснувшие его в невыносимо крепком объятии, были лучшим ответом и вознаграждением за всё.
ehwaz: – Мужеложство – тяжкий грех! – сурово подтвердил священник. Они сидели в личной гостиной синьоры Фуэнтес и беседовали. Это был не тот давешний мальчишка из местной церкви, вздумавший учить богатую прихожанку христианскому милосердию. Что толку в таких малолетках! Кто только позволяет им принимать сан? Нет, на этот раз сеньора Фуэнтес выписала настоящего пастыря. Вот уже много лет он служил настоятелем в монастыре. И не в городском проходном дворе, куда стекаются всевозможные отбросы общества, а в отдалённой горной обители, где пока сохранились устои. – Ещё в тринадцатом веке гомосексуализм рассматривался величайшим теологом Фомой Аквинским как преступление перед Богом. Он, исходя из того факта, что половые органы даны человеку только для зачатия и рождения ребёнка, доказал что сей грех противен Богу. Той же точки зрения придерживался и святой Августин. Этот извращение проникло к нам с тогдашнего Востока… Оно свойственно язычникам – не христианам, – объяснял святой отец, покачивая головой с гладко выбритой тонзурой. – Если ваш зять не был крещён, то… Это могло сказаться и на его потомстве… – Все намного хуже, – сеньора Фуэнтес не могла больше лгать. – Моя дочь совершила тяжкий грех… – Прелюбодеяние? – Хуже… Она пошла против законов Божьих. Этот мальчик… он не сын того язычника, он его клон, – почтенная дама склонила голову, как бы говоря: «Да, я готова принять ваше осуждение». Настоятель задумчиво почесал подбородок. – Но сам мальчик вырос в лоне церкви. – Вне всякого сомнения, – подтвердила собеседница. – Я всячески пыталась очистить его душу… Не знаю, насколько мне это удалось. К сожалению, недавно мне сообщили о том, что я потерпела поражение. – Думаю, в любом случае покаяние будет нелишним, – кивнул монах. – Я прошу отнестись к моему внуку со всей возможной строгостью, – попросила сеньора Фуэнтес. По тонким губам священника скользнула улыбка: – В шестнадцатом веке папа римский Павел Четвёртый сжигал содомитов на кострах вместе с еретиками. Впоследствии ограничивались сотней плетей, иногда применяли кастрацию… Старуха подняла голову и с интересом посмотрела на священника. – Но я думаю, мы обойдемся более мягкими мерами, – заверил её настоятель. – Однако не менее действенными. Внизу хлопнула дверь. Сеньора Фуэнтес прислушалась. Долорес справилась с заданием, Мигель снова был дома. ТВС
Донна Роза: Март пишет: А еще чувствуются мотивы лукьяненовских "виртуальных" войнушек (дип-психоз будет?) Не знаю, как мой соавтор, а я Лукьяненко почти не читала, по крайней мере того, что касается "виртуальных войнушек". Так что с этой стороны я чиста.))) А дип-психоз - шо за звер? Март пишет: И ни грамма фантастики и техно мира. Зато есть "Высокие... высокие отношения!"(с) Март пишет: Авторы, уважаемые, даже сейчас по телефону, а тем более в инете, можно купить любые аптечные средства. Так нам же надо было одновременно сделать три дела - показать, что наш клон заботится о блонди, вытащить его из дома, ну и... А в этом полукриминальном районе не работает аптечная доставка, вот! Обычная работает, а аптечная - категорически не хочет!
ehwaz: Я у Лукьяненко читала только "Черновик" и то после того. как был написан этот фик. насчет доставки - поддерживаю соавтора. И потом им нужно было побыстрее. а доставка - это в течение суток. :)
Март: да, лекарства в течение суток - это у вас Церес какой-то земной) Идеи витают в воздухе. Дип-психоз - это та же компутерная зависимость, но гораздо хуже. Я так понимаю, любовь к персонажам не дает соавторам сойти с колеи? так не сходите! Я сериалы не смотрю - так хоть у вас оторвусь на ...как это называется?...на нашем, девичьем. Не, правда, мне нравится. Быстро пошла искать, где выложено всё! Я ж не доживу до конца сериала!
полная версия страницы