Форум » Фантворчество » без тебя - 6 » Ответить
без тебя - 6
винни-пух: Название: Без тебя. Пейринг: Ясон-Рики. Рейтинг:NC-17 Бета: Lynx ( и огромная ей за это благодарность) Предупреждение: авторское видение.
Ответов - 101, стр:
1 2 3 All
винни-пух: Часть 1 - http://ainokusabi.fastbb.ru/?1-20-220-00000233-000-0-0-1165817002 Часть 2 - http://ainokusabi.borda.ru/?1-2-0-00000279-000-0-0-1169282794 Часть 3 - http://ainokusabi.borda.ru/?1-2-0-00000371-000-0-0-1178138052 Часть 4 - http://ainokusabi.borda.ru/?1-2-0-00000429-000-0-0-1191604926 Спасибо Lynx
винни-пух: Часть 5 - http://ainokusabi.fastbb.ru/?1-2-0-00000528-000-0-0-1202238277
винни-пух: Прода есть, пока у Беты. Новая тема заведена исключительно из тщеславия, потому как мне очень хочется увидеть коменты и замечания.
Sizuna: винни-пух, какое счастье, что здесь есть ссылки на все части И спасибо, что есть прода.
anita: Ура! Очень ждем продолжения!
Kitt: Проду ждём, очень-очень очень...
винни-пух: «Кто ты такой, Лаэль? Кто ты, блядь, такой? Какого черта ты прицепился ко мне? Что ты можешь найти в монгреле?» - мысли сквозь муторную, посеревшую смесь чувств. Раздражение и злость, больше на себя, но и на бестолкового гражданина, не способного понять сразу, что от него требуется. Стыд за то, что обидел хорошего, доверившегося ему человека, усталость и ощущение конца - нежелание что-то делать обычное, имитируя жизнь, когда все уже кончилось, но делать надо, потому что можно подыхать, сколько тебе влезет, а дело доделать НАДО. И рожденное из надобности, важности своего дела, стремление избавиться от всего лишнего, оттолкнуть всех лишних, дергающих его за жалобные остатки души. И понимание несправедливости такого отношения к тому, кто тебя честно любит, а ты его отрезаешь от себя, не спрашивая. И отчаяние оттого, что не понимаешь, не можешь справиться, боишься не довести до конца - а вместо того, чтобы облегчить тебе последние дни, на тебя все взваливают и взваливают дополнительные ноши, и уже не можешь даже дух перевести, и надо, надо, надо, а сил уже нет. И сегодня, первый день блюза, который должен был разогнать к черту всех и дать ему немного тишины, привел ему Лаэля. Привел так, что он вынужден его заподозрить, сам не знает в чем. Но что-то не так, совсем не так, как он себе представляет, а значит - опасно для его дела и надо разбираться. Бог его знает, что из чувств Рики отражается на его лице, но глаза светловолосого широко раскрываются и зрачки дрожат от страха. Но он упрямо мотает головой и твердо говорит: - Я должен с тобой поговорить. Если ты не будешь слушать меня – я опять вернусь и мне все равно, что со мной произойдет. Я буду возвращаться, пока мы не поговорим, я снова найму сыщика. Если ты покинешь свой дом, я все равно найду тебя, я… - Что тебе нужно? – прерывает его речь монгрел, и непонятный страх Танна исчезает. Ему показалось нечто страшное, плохое, словно Рики решил убить его на месте, словно его прекрасный любимый сошел с ума. Это совсем не так, он просто хмурится, он страшно устал, и что-то гнетет его и мучает. Раньше это была только печаль, а теперь… стала тоска, больная и горькая. - Я должен с тобой поговорить. - Говори, - монгрел быстро оглядывается по сторонам, пытаясь определить какую-нибудь угрозу. Черт его знает, вроде бы все спокойно: следов на песке нет, окна затянуты наглухо, со всей тщательностью спасающихся от пустыни, и одноглазая кошатина на безопасном пятачке бездверного подъезда настороженно оглядывает людей злым желтым зрачком уцелевшего глаза. Вылизывает костлявую лапу и молчит: по закону, установленному неизвестным кошачьим богом, твари орут во весь голос, если видят вторую порцию двуногих в двадцатиминутном промежутке времени. Кто его знает, почему, но монгрелы их за это ценят и уважают, и добровольных стражей мало кто осмеливается убивать или мучить. - Здесь? - Другого места нет. Лаэль кашляет, надсадно и громко, не привычный к тому, чтобы подавлять бесполезное отхаркивание и экономить дыхание. Лицо его приобретает серьезное и отважное выражение, с каким говорят о вещах очень важных и стоящих, и взгляд становится взволнованным и настойчивым. - Рики, я люблю тебя. «Я люблю тебя – Я все для тебя сделаю – Это не мешает мне любить» – и должно радоваться сердце, когда тебе признаются в такой любви. Такой чистой и жертвенной. Да только это фигня полная. Потому что на самом деле, слова такие хочется услышать только от одного человека на свете, а всем остальным это заказано. - Я имею в виду, что могу многое сделать для тебя, - он столько раз повторял свою речь, столько придумал удивительных слов. А теперь, когда надо говорить, ничего не может сказать настоящего. «Сделать для тебя», – Рики нельзя такое говорить, его гордость высотой с Эос. - Нет, не так. Рики, я могу очень многое сделать и выдержать для того, чтобы мы были вместе. «Я знаю, что ты меня не любишь. Я это чувствую. Но это не мешает мне». Зато Рики это мешает. Даже если бы не было всего остального, даже если бы это была не Амой, и не стояли бы между ними границы странной цивилизации – все равно неправильно. Нельзя быть жертвой. Нельзя все отдавать – то, что ты жертвуешь, становится отравой, гниет, и вы оба начинаете гнить изнутри. - Многое? Я – монгрел, это – мой дом, моя жизнь. Ты согласишься здесь жить? Голос Рики глуховатый и невыразительный, никаких чувств в нем нет, словно та чернота, гроза с молниями в километры длиной, существует только внутри монгрела и не касается людей. - Да, - просто говорит юноша. Он готов жить даже здесь, если уж совсем ничего не получится. Но он твердо намерен использовать и другие возможности. Рики иронически хмыкает и отворачивается. Щурится на блестящую взвесь, петлями кружащуюся по асфальту, автоматически прикидывая, сколько еще времени можно позволить шляться под песчаным ветром, если он не хочет потерять машину. Это хороший байк. Не «Метеор», на котором он когда-то выиграл гонку, но хорошая машина. Он отлично ее знает, они вдвоем пару раз расшибались чуть ли не в лепешку, но он преданно и верно служил ему все это время. Как там Марк говорил? Самый классный байк тот, что отвезет тебя в долину желаний. - Это правда, - чуть смущенно произносит юноша, но Рики лишь качает головой. Привык он, знаете ли, полагаться на свое запредельное чутье, на свою ментальную чувствительность, и вроде бы ни разу не подводил его странный дар. И сейчас этот дар утверждает, что Лаэль говорит чистую правду, и эта безмятежно чистая душа и впрямь способна наплевать на свою карьеру, достоинство, да на всю свою счастливую жизнь, лишь бы подарить ему весь мир. И, кажется, действительно думает, что Рики может принять такую жертву. «Нет, Лаэль, если ты готов принять весь мир в подарок, то и дарить в ответ надо весь мир. По-другому будет не честно». А что он может подарить Лаэлю? Нищету и убогость, ненависть и злобу, бесконечное насилие, чтобы обеспечить себе жизнь, чтобы было где спать и что жрать. И постоянную готовность к последним действиям, к смерти чужой и своей. Потому что если не будешь сильным и злым – окончишь жизнь на помойке, жалким огрызком самого себя, калекой и нарком. А если будешь – прирежут в драке, быстро и чисто, или сдохнешь от неизвестных природе болячек, где-нибудь в 5-й зоне. И ничего большего в этом проклятом месте нет, и не будет! Он может быть сильным и злым, а Лаэль? Кто его защитит, когда Рики сдохнет? А кто защитит всех остальных? Стоит ему сделать хоть одну ошибку, хоть где-то сдаться, и их порвут на куски. - Серьезно? – недоверие задевает Танна, но он не успевает ничего сказать. Рики усмехается злой угрюмой усмешкой и холодно говорит: - Ты собираешься жить здесь? Ты готов убивать ради еды и рыться в помойках? Готов ненавидеть без передыху и ждать удара в спину? Готов забыть, что ты человек, а не дерьмо? Забыть о своей работе, о своих дрзуьях, о том, что есть другие планеты, эти твои научные интересы, какие-то милые люди, с которыми ты учился, которые тебя уважали? Потому что к монгрелу ни у кого уважения нет. Потому что все те милые люди, что ходят по улицам, зовут полицию, стоит им догадаться, кто ты, и плевать им, что полицейские с тобой сделают, и в какой лаборатории ты откинешь коньки! Потому что здесь, на хрен, вообще нет людей. Здесь есть монгрелы. А ты ни хрена не понимаешь, что это такое! - Но ведь ты - монгрел. Рики коротко хохочет, лающим грубым смехом, и глаза его становятся откровенно злыми и презирающими. Глазами изгоя, ожесточенного зверя, глядящего на благополучного избранника судьбы, и ему все равно, какие прекрасные душевные качества есть у этого избранника. Важным остается лишь то, что избранник занимает привилегированное положение, и пусть он будет в сто раз хуже его - в глазах людей он остается лучшим. - И что ты обо мне знаешь? Кроме того, что тебе приятно со мной трахаться? Презрение и злость вдруг слетают с рикиного лица, и взгляд вновь становится тоскливым и безнадежным. А что он знает о своем любовнике? Кроме того, что с ним очень приятно? Фактически, в цифровом мире данных и сведений, – ничего. Грубость слов заставляет Лаэля вздрогнуть, но он упрямо сжимает губы и требовательность в его взгляде становится почти мучительной. - Я знаю, что ты монгрел. Я знаю, что ты бандит и убийца. Я знаю, что твое имя производит впечатление, и значит, ты его заслужил, - он коротко переводит дух и продолжает, - но еще я знаю, что ты – самый удивительный человек, которого я встречал. Самый необыкновенный, и ты не хочешь быть ни бандитом, ни убийцей. Тебе здесь не место. “Самый удивительный, самый необыкновенный, нет здесь места». Нигде мне нет места: отсюда я рвался, как мог, и возврата больше нет. Но и там, где я хочу быть – мне заказано». - А тебе – место? Я – монгрел, я родился в этом дерьме и всю жизнь его хаваю. Сколько протянешь ты, если тебя накормить этим дерьмом? Юноша быстро опускает глаза, отчаянно хмурится: что ж он такой бестолковый сегодня? Ничего не получается объяснить. - Рики, должен быть выход. Засмеялся, если б мог. Но не может, только пополам теперь – досада и злость. И на влюбленного глупого парня, и на себя, за то, что довел ситуацию до ручки. Кретин. Трус паршивый. - Никакого выхода здесь нет. Монгрелы покидают Церес только в виде трупа или материала для лаборатории. Это понятно? А тому, кто сюда попал из Мидаса - возврата нет! Ты просто подохнешь, понятно? - Рики, выход есть всегда. Просто у меня больше возможностей его найти. Да попросту больше кредитов, чтобы оплатить информацию и содействие. С Амой можно улететь… «Можно. Но не тем ценным гражданам и, как оказалось, не гражданам тоже, у которых в голове находятся интересные сведения. А что водится в твоей голове, а, Лаэль? Ты где работаешь, светленький? Ты и впрямь считаешь, что планету, где глава государства одновременно и куратор Черного рынка, можно покинуть без его разрешения?» - Можно добиться изменения статуса… И такое даже иногда происходит: полугражданство для тех из монгрелов, кто доказал свою лояльность трудовой деятельностью. «На свободу с чистой совестью», - вот только Рики, с его биографией, такой финт не светит. - Можно найти юридическую лазейку, сформировать подложный, ничего не значащий статус… Оформить опытным образцом генетической лаборатории. Или неубиенным браком утилизационной камеры. Хочется смеяться, но Рики сдерживается, вспоминая о своем прошлом игрушки – тоже изменение статуса, так ведь? - И что дальше? - Дальше? – Лаэль пытается уложить непонятные слова монгрела в свою идеальную схему, но слова не укладываются, потому что схема рассчитана на основании неверных данных. Рики не хочет выбраться отсюда? Рики? - Ты не хочешь выбраться отсюда? Я тебе не верю. «Хочу? Хотел. Очень. Многое мог для этого сделать. Да видно, не судьба. Хочу одно, могу другое. А получаться так вообще ничего не получается. Смех один, я все время откуда-то пытаюсь вырваться, а когда получается, выясняется что стало только хуже. Что из одних кандалов попадаешь в другие, и они еще теснее». - Лаэль, чего я хочу, а чего нет - Не. Твое. Дело. Это понятно? - Но… - Я не хочу быть с тобой, ясно? Мне не нужна твоя гребаная помощь. Мне не нужен ты! На грязном лице Лаэля ни кровинки, словно слова монгрела пьют кровь прямо из него, а у него нет сил его остановить. Не сил – желания. «Если это все, что нужно тебе…» Но тот гордый и сильный голос, которым говорит его любовь, отметает глупые мысли и требует настоящих чувств и действий. «Рики просто не понимает, насколько больше у него возможностей. Он – монгрел, откуда ему знать?» - Даже если…
винни-пух: Договорить светловолосый не успевает: порядочный кошак выгибается крутой дугой и оглашает воздух пронзительным и мерзким воплем. Немного поздно. Не тягаться мутировавшему ведьминому помощнику с современными техническими средствами: голубой фургончик влетает на перекресток на манер никогда не рожденной валькирии небесного цвета, и из открытого верхнего люка виднеется у него уже не решетка антенны, а подвижное основание с пульсатором пятого класса. Кто его знает, на что рассчитывали господа-наемники: может, на то, что монгрел испугается и не будет шевелиться при виде оружия, может на что-то еще, вряд ли когда-нибудь придется узнать. Рики хватает парня за шею, падая вместе с ним за сомнительную преграду своего байка. Неизвестные ему бандиты за каким-то чертом стреляют в воздух, подтверждая свой статус бандитов ненормальных, не монгрелов то есть, Рики толкает ошалевшего от неожиданности Лаэля в спину, заставляя ползти, и двигается следом, одновременно активируя машину и задавая направление. Несущийся на тебя байк – зрелище не из приятных. Люди из фургончика вынуждены слегка откорректировать план и расстрелять самодвижущееся средство передвижения. С таким оружием задержка оказалась маловатой: Рики рассчитывал добраться до подъездной ниши, и попытаться найти канализационный спуск, но времени на это не хватило. Трое: крепкие, тренированные, не в броне, но костюмы с усилителями, шокеры наизготовку и кастеты на широких кистях. Твою мать! Рики подымается с земли, намеренно медленно, морщась и цедя сквозь зубы ругательства. Лаэль морщится на самом деле, с трудом встает, судорожно облизывая разбитые губы и недоверчиво глядя на очередных «грабителей». Как же, жди, грабителей. Грабители не таскаются с пульсатором на горбу и на тачке, замаскированной под муниципальную. Но и убийцы уже б давно поджарили их. Так кто это такие? Что им, блядь, надо? Так и не выпрямившись до конца, монгрел кидается на стоящего сбоку мужчину, стараясь одновременно сбить его с ног и выдернуть шокер. Маневр удается только частично, бойца монгрел укладывает, но схватить оружие не успевает. Совершенно уверенные в благоразумном поведении гражданина двое остальных накидываются на полукровку, проявляя на удивление большое терпение. Рики отбивается, как взбесившееся животное, царапается и кусается, когда нападавшие блокируют ему руки и ноги. И только когда он умудряется распороть кисть одного из боевиков острым диском, кто-то из них решается и разряжает шокер. - Блядь! Крыса помойная! Удар слабый, не причиняет существенного вреда, и Рики, корчась от спазмов в мышцах, лихорадочно пытается сообразить, кто ж это такие? Какого черта? Сначала стреляют из пульсатора нехилого калибра, а потом даже не избивают? У придурка кастет на ладони, один удар - и монгрел без зубов останется, так какого черта? Обессиленного Рики подымают на ноги, один из наемников придерживает полукровку за плечи, пока второй, ругаясь, обматывает руку эластичной лентой с регенерационной пропиткой. Монгрел сплевывает чужую кровь в шевелящийся песок под ногами и хрипит: - Вы… вы кто, на хрен, такие? - Заткнись, монгрел. Отвечает тот, кто постарше, с неодобрением глядя на пострадавшего. Ухитриться допустить такую травму – непрофессионально. Пострадавший отвечает мрачным взглядом, но злость решает сорвать на более подходящем объекте. Так позорно расслабиться и нарваться на «писку» - да, непрофессионально. Особенно, когда это происходит на глазах у начальства. Наглый монгрел должен ответить. - Сука, - боевик коротко размахивается и наносит удар под дых. Рики складывается пополам, задохнувшись коротким стоном. Удар выбивает дыхание начисто, и перед глазами сразу начинают плыть кровавые круги - хватаешь ртом воздух, а внутрь он никак не попадает. Первый боевик выпрямляет монгрела и продолжает удерживать, не давая упасть – второй вновь размахивается и повторяет. В третий раз его кулак приходится по животу. - Не увлекайся, - указывает старший, спокойно наблюдя за экзекуцией. - Ничего, я только для порядку. Кулак, укрепленный сталью кастета, кажется, дыру пробивает в животе. Рики больше не в состоянии держаться на ногах, его перестают придерживать, и он тяжело падает на колени и на руки. В голове стоит звон, перед глазами плывет красное месиво, легкие свернулись в трубочки, но он не в состоянии втянуть воздух широко раскрытым ртом. Плотный колючий комок в груди не дает шевельнуться, не дает протолкнуть воздух дальше, чем в горло. Рики выхаркивает кровь вместе с остатками воздуха и тут, словно что-то переламывается внутри, воздух с сиплым воем рвется в бронхи. Воздух. Кислород. Какое-то время Рики занят исключительно глотанием воздуха и ничего не слышит. Потом звон в ушах уменьшается, и глаза начинают различать посторонние предметы – тяжелый, военного образца ботинок. Он невольно напрягается, ожидая, что этим ботинком он сейчас получит по морде. Но этого не происходит. По непонятным причинам его только немилосердно вздергивают на ноги и прикладывают о стенку. - Оставьте его в покое! Лаэль совсем не чувствовал никакого страха, когда на него напали давешние грабители: ни от угроз, ни от ножа возле горла. И когда появился Рики, и одним взглядом заставил ретироваться монгрелов, у него оставалось это ощущение: бесстрашия и собственной неуязвимости. Все происходящее было так не похоже на правду, так необыкновенно, что законы нормальной реальности к нему не прилагались. Словно ты – главный герой симстима и твои раны, и опасности на твоем пути – отражения бурной фантазии оператора. И стоит только нажать «Выход», как все прекратится. Реальным был только Рики – потому что присутствовал и в реальности, и в этой странной игре на территории чужой планеты. Реальной была его огненная ярость и крепкая рука, подымающая с земли, реальным был безумный полет на его машине и его слова о разлуке и нежелании, безжалостные и ранящие. Все остальное было неважным, совсем неважным рядом с этим. Он понял, что все происходит по-настоящему, когда импульс пульсатора выбил круглую яму на тротуаре. Совсем рядом, в метре от него. Когда рычащая машина Рики рванулась к муниципальному фургону и превратилась в облако пара, и, подталкиваемый монгрелом, он полз и оглядывался, не в состоянии поверить своим глазам. Горячий ионизированный воздух и пятно на асфальте – все что осталось. И это должно было случиться с ним: набор молекул кислорода, углерода, водорода и азота, и выжженное пятно на земле. Все. Это был шок. В него стреляли: в законопослушного гражданина, в высококвалифицированного специалиста, в совсем молодого парня, не успевшего реализовать право на потомство – в него стреляли. Его хотели убить, прямо сейчас, и никто его не защищал. Он был один на один с опасностью, с тем, чему нет места на улицах Танагуры - слепой разрушительной силой, которая никогда не беспокоится о справедливости и не проявляет милосердия. И тогда оказалось, что это не игра. Что смерть стоит близко-близко и смотрит на тебя внимательно сквозь тонкое стекло твоих иллюзий.
винни-пух: В том месте, где он родился и вырос, он с гордостью носил звание лучшего ученика и студента. Он много работал, чтобы усилить свой природный талант знаниями и умениями, и добился успеха. Он был гражданином и чистосердечно верил в необыкновенную важность и ценность этого статуса. Статуса, который знаком привилегированных защищал его от неурядиц, опасностей и боли нерегулируемого мира – он принадлежал к избранным, и все окружающее лишь подтверждало его точку зрения. Когда ты долго живешь в чистом и ясном мире, где бои и сражения сводятся к мыслительному штурму, а победы означают власть над материей, и подтверждают твое достоинство и высоту человеческого духа; когда вокруг люди и существа такого же рода как ты, и так же стремятся внести ясность и гармонию в природный хаос неизвестного, и самой большой подлостью на свете считается служебная интрига; когда твой успех, твои победы и твое счастье являются делом твоих рук и ума, зависят от них, и ты видишь, как легко воплотить свои желания в жизнь, - почти невозможно поверить, что может быть иначе. Что существует мир, в котором нельзя ничего добиться, какие бы усилия не прилагал, просто потому, что это невозможно. Что существует мир, в котором людей искусственно укорачивают, развращают и ограничивают в любой попытке роста и совершенствования, и они превращаются в нелепые пародии на людей, в нищих духом, способных только к росту желудка. Невозможно поверить, что есть мир, в котором человеческая жизнь, жизнь разумная и полезная, не является ценностью. И совсем невозможно поверить, что такой мир существует рядом с тобой: перейди улицу, и увидишь. Мир, полный нищеты и грязи, изгаженное страшное место, где не может родиться ничего высокого и радостного. Потому что среди убожества и низости человек не может подняться, потому что в ампуле информационной пустоты – личность не формируется. Потому что когда жизнь ничего не стоит, она отказывается становиться жизнью. И тогда твоя смерть становится рядом с тобой. Они все здесь так живут – под руку со смертью. Ты не бессмертен. Ты не вечен. У тебя нет защиты перед ней. Он почти парализован своим открытием, может лишь следовать чьей-то воле или выполнять приказы, смотреть на что-то или кого-то, и слушать. Но он совсем ничего не понимает из увиденного. Стоит, прислонившись к ледяному камню за спиной, наедине со своим открытием. Это очень страшно: когда понимаешь, что твоя неуязвимость и недоступность – лишь иллюзия. Сокрушение одной из основ, и она оставляет тебя раскроенным на две половинки. Твоя жизнь – не бесценна. Это… просто жизнь, и она может кончиться в любую минуту. «Ты готов убивать ради еды и крыши над головой? Готов ненавидеть без передыху и ждать удара в спину? Готов забыть, что ты человек, а не дерьмо?» Он готов? Хочет разделить такую жизнь? Этот страх, смерть, которые перестают быть спутниками, а становятся самой жизнью? Его никто не удерживает и не обращает особого внимания, сразу решив вопрос о его неопасности, и он видит, как Рики обыскивают, как один из боевиков размахивается, как будто есть необходимость усиливать работу мьезоткани костюма. Как второй боевик удерживает монгрела за плечи, чтобы первому было удобней, как Рики падает на асфальт и плюется кровью и хрипит, не в силах вдохнуть. Рики. - Оставьте его в покое! Одним прыжком Лаэль достигает первого из боевиков и отличным ударом ноги в живот заставляет охнуть и согнуться, скорее от неожиданности, чем от боли, открывая шею. Вторым ударом в уязвимое место под ухом, заставляя боевика пошатнуться и едва не упасть. На ринге прием приводил бы к победе - в реальности защитный костюм хорошо справляется с функцией амортизации ударов, а Лаэль не проводит «контрольный» добивающий удар. Просто не успевает, посчитав более нужным вытащить шокер. - Лахррм… - невнятный возглас монгрела не передает нужной информации: боевик мгновенно выпрямляется, и, сдавив локтевым захватом шею юноши, крепко бьет под дых. Волочит сбивающегося с ног Лаэля к стене и, намотав волосы на руку, оттягивает его голову назад. Произносит с удивлением, почти благодушным: - Ах ты, сука гражданская! Глянь-ка, еще и шебуршится. - Не увлекайся, - снова холодно указывает старший. - Не беспокойтесь, шеф, я его ласково. Как, монгрел, понравятся твоему дружку мои ласки? Он с глумливой гримасой крутит сверкающим сталью кулаком перед лицом Лаэля, наслаждаясь выражением ужаса на его бледном лице, оттягивая еще сильнее его волосы, и юноша хрипит от удушья. Твоя жизнь в чужих руках. Смерть надевает на себя тело какого-то человека и поворачивается к тебе лицом. И отвернуться не получается. «Дружок? Значит, это те самые люди, которые часом раньше предупредили о нападении на Танна. Зачем? Чтобы взять обоих? Для чего? К Рагону!» - Он мне не дружок, - хрипит Рики, вызывая усмешку у мужчины, крепко удерживающего его за шею. - То-то ты за ним рванул, аж засверкало. - Придурок, - Рики откидывает назад голову, ловя в фокус ореховые глаза «своего» конвоира, - у нас бизнес, понял? Я с детьми не трахаюсь. Адреналин жарит кровь, превращая мысли в текучее месиво агрессии и бешенства, погоня греет сердце жаждой мести, гибкое тело полукровки пылает той же животной свирепостью и злое, глумливое и вызывающее выражение в глазах накаляет желание до предела. Разбить кулаком насмешливую улыбку, вбить в землю цересскую крысу, и оказаться внутри горячего тела, исполняя законное право победителя. Насилие и похоть всегда рядом, почти неотделимы друг от друга. Сейчас второму инстинкту не место, но сама возможность их жестокого сочетания кружит голову запахом крови. На одну минуту, даже намного меньше, чем на минуту, но Рики больше и не надо. Глаз у Темного особенный – это в Цересе все знают. - Ага, мужиков предпочитаешь? Слышь шеф, про дырочку монгрела ничего говорено не было? - Не болтай, - дурацкая операция, ненормальная, и смысл ее все больше теряется. И хотя развлечения с жертвами не такая уж и редкая вещь, но иррациональность заказа и неудачная попытка спихнуть его выполнение на монгрелов раздражает с каждой минутой все сильнее. Черт знает что. - Да ладно, - на краткий миг боевик поворачивается к старшему. Фактически не поворачивается, только оглядывается, перенося внимание с «жертвы», но Рики этого достаточно. Он наклоняется, сильнее прислоняется к удерживающему его мужчине, резким рывком прижимается к его полуоткрытой шее, и тут же падает на колени. Вскрытая артерия расцветает алым цветком, и кровь, как в сказке, льется легко и свободно. Мужчина, упустив жертву, замирает на секунду, пытаясь понять, что произошло, что это за странное чувство на шее, и откуда по его груди опускается красный сверкающий поток. Потом роняет оружие и обеими руками хватается за горло, пытаясь остановить кровь, пережать артерию. Горячая бесценная влага течет сквозь пальцы, не остановимая, свободная, он пробует закричать и тут же захлебывается булькающим хрипом. Это зрелище завораживает: на твоих глазах умирает человек, и через пять минут все будет кончено. Рики выплевывает в руку лезвие – последнее оружие подобного рода мастеров - хватает шокер и, переставив на максимум, разряжает его в старшего. Почти одновременно стреляет бандит, удерживающий Лаэля, но Рики уже кувыркается по мостовой, раненый загораживает его от следующего разряда, и монгрел запускает лезвие во второго боевика. Приспособление достаточно тяжелое и практически невидимое, увернуться от него не получается. Диск расчерчивает лицо едва ли не пополам, мужчина отвечает руганью, и приставляет шокер к шее светловолосого, второй рукой стараясь удержать расползающуюся щеку. - Сдавайся, - монгрел стоит в паре метров от обоих граждан и, хотя держит шокер двумя руками, оружие не колеблется. Боевик покрепче прижимает дуло к горлу Лаэля, заставляя того тихо простонать, и произносит: - ****. Позади темноглазого раненый с прижатыми к шее ладонями падает на землю, корчась в конвульсиях. Рики никак не реагирует, не отрывая взгляда от живого боевика. - Бросай шокер. - Пошел на хрен! Иначе из твоего дружка жаркое сделаю. - А времени хватит? – холодно интересуется монгрел. В Цересе – песчаный блюз, и тончайшая кварцевая пыль уже осыпает открытую рану невидимым блеском. Пока что песок вымывает кровь, но чем слабее будет она идти, тем больше кварца попадет внутрь, а силикатная пыль въедается намертво. Что будет с его лицом, если он пробудет здесь еще десять минут? А двадцать? Как далеко разъест плоть песок, можно ли что-то будет сделать со шрамами? Боевик мысленно ругается еще почти минуту, испытывая зверское желание разрядить шокер в светловолосого, и будь что будет. Но вовремя признать поражение – это тоже профессионализм, поэтому он медленно отодвигается от Лаэля и отбрасывает шокер достаточно далеко, чтобы показать свою лояльность. - Повернись спиной, – приказывает Рики. Наемник хмуро выполняет приказ, и монгрел разряжает шокер. Мужики крепкие, скоро очнутся, времени очень мало. Он совсем не бережно трясет Лаэля за плечи, внимательно глядя в лицо. - Лаэль. Лаэль, очнись. Лицо юноши серое, даже не белое, карие глаза расширены от ужаса, он переводит взгляд с одного боевика на монгрела, потом на второго, и опять на монгрела, и с трудом произносит: - Ты… ты их убил, да? - Наверное, - мужик с перерезанным горлом больше не корчится, только мелко дрожит. В принципе, если поторопиться с реанимацией, может выжить, только где реанимацию в Цересе найти можно? Рики почти равнодушно принимает факт очередного убийства, и больше не пытается оценивать свое равнодушие. Он нападал? Нападал. Грозил смертью? Хрен поймешь, но с Лаэлем они собирались что-то делать, так что пошли все. А вот с Лаэлем действительно что-то надо делать: парня трясет от пережитого, да и помощь ему нужна реальная, а вывезти его теперь не на чем. - Дай трек. - Ты их убил. - А ты предпочел бы сдохнуть? Умереть? Нет, умирать очень не хочется. Но… почему надо убивать, чтобы жить? Это… неправильно. - Это неправильно. Убивать неправильно. Неправильно. Монгрел усмехается той холодной и жесткой улыбкой, с которой говорил о своей нелюбви и угрюмо отвечает, шаря по его карманам: - Чтобы жить – надо убивать. Это закон Цереса, понятно? - Это неправильно. - Ну, так и вали туда, где все правильно - здесь жить нельзя. Людям. Можно только монгрелам, которые это умеют. Рики грубо выдергивает найденный мобильник, произносит в клетку микрофона аварийных служб: - Нападение на муниципальных работников. Машина FGG 355-700, Церес, перекресток Солнечной и Ядвиги. Муниципальные службы, как было уже указано, пользуются заслуженным уважением даже в Цересе – в частности, благодаря быстрому реагированию в случаях нападений на своих работников и безжалостной каре, в случае, если это нападение оказалось успешным. Можно даже сказать, что действий муниципалов монгрелы опасаются больше, чем полицейских рейдов. Благодаря той помощи, которые оказывают работники служб здоровья и воздухоочистители, у них на территории Цереса намного больше добровольных помощников, чем у полиции. В результате виновных разного плана муниципалы находят быстрее, чем официальные СБ, и мстят жестко. Как отреагирует столь солидное ведомство в случае использования его светлого имени и транспорта для разбойного нападения на граждан? Очень отрицательно, так будь нападающие хоть сто раз гражданами – справедливого наказания они вряд ли сумеют избежать. - Что ты делаешь? – сознание после всего случившегося какое-то странное, размытое, словно Лаэль наблюдает за происходящим через воду; почему-то плохо шевелится язык и надо несколько раз произнести про себя, прежде чем получается озвучить, - куда ты звонишь? - Муниципалам, - Рики сует трек в руки светловолосому и поясняет, - они выйдут на машину, заберут козлов, а тебя отвезут в город. - А.. а ты? Монгрел уже разворачивается к переулку, но останавливается и хмуро произносит: - А мне нельзя с ними встречаться. Как-никак, нападение на гражданина. - Но это же не ты. Они же первые напали. - Ну и что? Я – монгрел. Или ты все еще не понял? Я убиваю. - Рики… Полукровка отрицательно вертит головой, больше не оглядываясь. Тонкая черная фигурка в сумерках переулка словно растворяется, словно это страшное, жестокое место поглощает монгрела без следа и теперь, кроме его воспоминаний, ничего не остается от темноглазого. Ничего, и если сейчас закрыть глаза, то и эти воспоминания исчезнут: нарушенная ткань мира восстановится и его жизнь станет прежней. Смерть. Кровь. Песок. Страх. Но все станет прежним, и он забудет.
винни-пух: - На сегодня все. Лаэль привычным движением активирует процедуру отключения, панель коммутатора послушно отзывается зеленым и золотистым переливом цветов. Он терпеливо ждет, пока роботы за метровой толщины стеной опытного полигона закончат консервацию образцов, практически не замечая ни их действий, ни результатов. Серия опытов движется закономерным порядком, убедительно подтверждая его правоту. Хорошая была идея с использованием нейтрального штамма, перспективная. Бренн уже все уши прожужжал о перспективах и направлениях их будущего совместного проекта: а как же, произвольное воспроизведение структуры в зависимости от предложенного образца, но без той громады специализированных условий, которой требует тонкий синтез. Для обеспечения - особенно в случае необходимости в крупных партий – незаменимая вещь. - Лаэль, ты гений, - бодро хлопает его по плечу Бренн, - до конца месяца мы проект представим, а потом… я даже мечтать о «потом» боюсь, честное слово, столько направлений можно организовать. Это просто Золотое Поле. Танн кивает, отделываясь больше молчаливым согласием и мягкой улыбкой. Более темпераментный, его приятель сам с собой больше говорит, чем с собеседником. А Лаэль… Самое главное – это работа. Так ведь? Особенно хорошо в ней то, что можно произвольно увеличить нагрузки и отделываться от разговора на вольные темы и от своих приятелей ссылкой на занятость в лаборатории. Проект близок к завершению – естественно, что у молодого сотрудника возникает закономерное желание особо тщательно проводить последние опыты и контролировать результаты. А уж если сотрудника терзает честолюбивая мечта о собственном проекте, то его трудолюбие и самоотверженность заслуживают моральный бонус. Лаэль рассеянно слушает Бренна, улыбается и даже находит силы отшучиваться в ответ, когда приятель ловит его на отсутствии внимания. Сейчас легче, намного легче, чем в тот злополучный день, когда он вернулся из Цереса и весь день провел в своей спальне, забившись в угол и обхватив себя руками. Он ничего не думал тогда, не вспоминал: просто сидел бездумно в каком-то нездоровом трансе. Словно плавал внутри молочного тумана, и ничего его не беспокоило. Так было довольно долго, пока он не понял, что обнимает себя руками, а руки-то у него в крови. Тогда он вскочил и направился в ванную, сначала мыл руки, долго-долго, но это показалось ему недостаточным, и он отправился под душ, едва вспомнив, что надо снять одежду. Он мылся снова и снова, спускал воду, переключал режимы и вновь мылся, словно его закольцевало, и теперь программа гоняет холостым ходом его безответное тело. Но он все никак не мог остановиться, и честно не помнит, когда же остановился. Вода, что ли, кончилась? Крови никакой, конечно, не было. Когда муниципалы примчались на трех вопящих и сигналящих трикарах, он пытался оказать помощь раненому. Тому, с перерезанным горлом. Боевик уже не шевелился, и кровь почти не шла, но Лаэль пережал артерию над ключицей и старательно удерживал, стараясь второй рукой найти признаки пульса на другой стороне шеи. Пульса он не слышал; он так и не понял, умер человек или нет, потому что не мог заставить себя прослушать его сердце. Кто-то очистил ему руки, кто-то вколол транквилизатор, кто-то спрашивал, и он что-то отвечал. Но сам из ответов помнит только то, что когда его спросили о сбежавшем, он сказал, что монгрел на раненого не нападал, а наоборот, защищал его, Танна. Это он помнит. Точно, он именно так и сказал. И еще говорил, что не помнит, как выглядит монгрел. Что у него в голове все спуталось и что монгрелы все похожи друг на друга. Эта была ложь, и она совершенно его не тронула. Он солгал, сознательно, но обман государственного служащего был такой ерундой по сравнению с его открытием, что сожалеть об этом не было нужды. Важным было только одно: Рики там не место. Он должен вытащить оттуда своего монгрела любой ценой, а любит ли его Рики или нет – можно выяснить позже. Наверное, поэтому он пришел в себя. Наверное, поэтому на следующий день он, как обычно, работал в лаборатории, и его самого удивила и поразила та легкость, с какой он продолжал лгать и притворяться. Он тщательно ставил эксперименты и поругался с техником, поставившим им датчики на полигоне в последнюю очередь. Он улыбался в ответ на шутки Бренна, и совершенно спокойно реагировал на очередную порцию тестов от Новак, он совершенно естественно организовал себе необходимую работу на вечер и покинул институт едва ли не последним из его человеческих сотрудников. Все так просто оказалось. Никто ничего не заметил. И дома он словно продолжал играть роль перед кем-то: ужинал, просматривая журнал; найдя любопытную ссылку, не поленился забраться в сеть и набросать задание на завтра. Полюбопытствовал новыми сериями Саги и отправился спать, утомленный праведным трудом на благо Амой. И ночью ему ничего не снилось. Это был не он. Себя, настоящего, Лаэль ощущал находящимся где-то сверху. Он был самим собой, он контролировал себя, но он сам, его самая главная часть парила под потолком, терпеливо ожидая срока действий. И когда закончилась рабочая декада, эта часть скользнула вниз и требовательно застучала по ребрам. - Ты опять где-то пребываешь, Лаэль, - с несерьезной обидой говорит Бренн, и светловолосый мягко улыбается. - Знаешь, вымотался я за эту декаду. Хуже, чем за месяц. Надо выспаться. - Ха. Конечно, вымотался. Ты ж торчишь в лаборатории с утра до ночи, скоро прирастешь к панели. А вместо выспаться, давай лучше к Тиффас закатимся. Там новая программа. - Не-а, я спать. Завтра, может быть. Но никакого завтра не будет: Лаэль это знает и спокойно лжет. И Бренн принимает ложь, потому что тоже знает. Случилось что-то у него, нехорошее случилось, а спросить не получается. Никакого завтра. Ткань реальности не восстанавливается: где-то там, в глубине страшного колодца живет черноглазый прекрасный человек, лучше всех на белом свете, и ему нужно вытащить его оттуда, во что бы то ни стало. Танн отправляется в городской информаторий. Словно эта затеянная им игра с самим собой не позволяет демонстрировать столь странный интерес в пределах его квартиры. Информация, которую он хочет найти, никак не вписывается в образ законопослушного гражданина с хорошими показателями эмоциональной устойчивости и лояльности. Такую информацию может потребовать адвокат или судебный следователь, но сотрудника Института Генетики она ни в коем случае не должна интересовать. «Введите параметры поиска». «Легализация особи без статуса, прецеденты, гражданские акты. Присуждение гражданства, ограниченного гражданства, постоянная практика и исключения. Заключение партнерского союза, практика, исключения, возможности регулирования союза. Семейные отношения и опека. Практика, прецеденты…»
винни-пух: Официальное окончание части "Игры без правил". Еще одна часть будет.
Zainka: Винни-пух, СПАСИБО!
Тень полуночи: винни-пух Спасибо большое за продолжение. Лаэль нравится все больше и больше, почему-то я после прочтения последней части сравниваю его с дамасским поясным клинком... это те, которые сгибались так, что их носили вместо пояса. Говорят они тоже были изящными и хрупкими на вид, но как бы их не гнули - всегда потом выпрямлялись...
винни-пух: Хороший человек получился, даже жалко. Но в жизни Рики ему делать нечего, так что... извините.
Тень полуночи: винни-пух извините Не за что... Каким бы хорошим он ни был, но он не то, что нужно Рики, по крайней мере на мой взгляд.
винни-пух: Эт-то верно. Клинку нужны ножны и крепкая рука. А Рики сам относится к холодному оружию.
Тень полуночи: Угу... Лаэля нужно держать, а Рики сам хочет держаться... хотя и готов отрицать это до потери пульса.
thu: vpechatlenii more - i vse priyatnie. lael` - chydnii i ochen` "givoi". ego bykvalno vidish i slishish... spasibo avtory za nekanonichnix, no obaldenno real`nix personagei!!!
lazarus: thu, kongenialno! Chto oznachaet sei shifr?
винни-пух: По-моему, это называется SMS-кой. Офигеть, вот это комментарий!
Gloomy: Все, сдаюсь. Уговорили. Пойду читать. Но, мама моя - Юпитер, миллион с чем-то знаков без пробелов!!! Это сколько ж я читать буду? А чего стоило найти вторую часть! Ссылка на 2-ю часть отправляет куда-то не туда. Зато по пути еще пара забавных вещей встретилась. Полезно иногда бродить по архивам.
thu: oznachaet otsytstvie rysskoi klaviatyri!!! izvinite, esli eto oskorblyaet vashe chyvstvo prekrasnogo! na stol nizkii postypok menya spodviglo davnee gelanie polychit` registraciu na etom forume!)))))))))))
Zainka: thu, если Вы приглядитесь к форме ответа, то среди кнопочек заметите "Kb". Это раскладка русской клавиатуры. Возможно, не так удобно, как набирать с на нормальной клаве, но пользоваться очень даже можно. Проверено на личном опыте.
thu: спасибо... и вам и автору.
винни-пух: Ну-с, господа, продолжаем наше многосерийное собрание. БЕЗ ТЕБЯ. ЯСОН. Бета: Mother the Queen. Пожизненная благодарность за труд. Спасибо от всей души.
винни-пух: Уничтожил. Следовало ожидать. Рики отреагировал весьма бурно и неприятно, став свидетелем стандартной процедуры сканирования. Понадобилось время, объяснения и практические примеры, чтобы доказать монгрелу необходимость и полезность такого рода процедур. Впрочем, примирить полукровку с необходимостью такого вмешательства не удалось и сейчас, с высоты трех лет жизни со своим мальчиком и полугодом разлуки, Ясон удивляется собственному непониманию. Это очевидно: Рики - существо свободное, гордое и независимое, необыкновенно сильный характер - благодаря этой своей силе наделяет любого из окружающих своими качествами, хочет он того или нет. В том числе – стремлением к свободе и независимости. Потому что любой человек свободен от рождения, потому что любой имеет второй шанс, потому что никогда не знаешь с кем и как сведет тебя судьба, а значит: каждый человек – единственный, даже если это последнее дерьмо на свете. Занятная точка зрения для изгоя и бандита. И не менее занятно, или, что правильнее, удивительно то, что он – блонди, высший из высших разделяет ее. Но почему этот изгой и бандит обладает этим знанием, обладает кажется с самого маленького возраста, а ему – вершине достижения ИскИн, понадобился практический опыт длиною в половину его жизни? Это несправедливо? Консул так больше не считает. В сложнейшем запутанном и динамическом мире информации и тайных знаний, каждому есть своя роль и ни одна из них не хуже и не лучше другой. - Посредник остался жив? - жизнь человека его совершенно не интересует. Его интересует только реакция монгрела. Он уверен... - Да. Рики избил его, конечно, но он жив, - отвечает Катце, всем видом выражая удивление по поводу интереса Консула. Даже не заметив, что сам он оценивает действия монгрела вполне однозначно. - Посредник говорит, что Дарк упоминал имя Рауля Эма, – уж кого-кого, а Второго Консула Катце покрывать не собирается. Ясон Минк на имя своего Советника не реагирует: мелкие игры Второго на рынке контрабандистов невелики по объему и не могут существенно повлиять на его собственную, главенствующую роль. Ясон сам провоцировал многих сотрудников Синдиката, считая участие в незаконном торге, с одной стороны, дополнительным рычагом манипулирования, а с другой – способом преодоления косности каждого из участников. Нелегальный сбыт отбракованных образцов – вполне ожидаемый результат участия в незаконных операциях. Другое дело, что некоторые показатели именно этой партии настораживали. Что, собственно, и заставило Рауля отказаться от, казалось бы, обычной сделки. На определенном этапе, несколько позже, чем следовало, предприимчивые участники попытались все-таки осуществить сделку без согласия блонди – даже с увеличением необходимых расходов она все равно оставалась выгодной. В результате и возникла нестандартная ситуация, в которую, в конце концов, вмешался его невообразимый пет. «Да хоть самому Раулю Эму!» – о да, Рики может догадаться. И, как ни странно, он один из немногих, кто может догадаться о повышенной степени опасности неудачной партии. А вот кто был тот второй, кто так упорно стремился заполучить партию, что даже не остановился перед дополнительными, почти вдвое повысившими цену, затратами, узнать небезынтересно. Стопроцентная исполнительность, не вызывающая сопротивления психики даже в присутствие программируемых постулатов – кто же еще об этом знает? Любопытно.
винни-пух: - Не... кхрр... нет... пусти. Кричать монгрел уже не может. Раздирающая боль выворачивает наружу внутренности, кровь бьется в висках так, что непонятно, почему череп еще не взорвался. Вчера или сегодня, или когда-то давно, его крики уже сорвали голосовые связки – местный специалист по врачеванию зверюшек вкалывает ему медикаменты, анестезирующего и парализующего свойства. Блонди-то без разницы, может говорить его пет или нет. Кажется, даже кости плющатся под безжалостной тяжестью стального тела машины, и одушевленности белокурого бога не хватает на осознание чужого страдания. Нет. Блонди не хочет причинить боль – ему просто все равно. И Рики это уже понял: он пытался грубить и злить его, потом пытался сопротивляться, но ничего не добился. Машина сбила его агрессию болью пет-ринга, растянула его тело до предела возможного и вошла внутрь, раздирая в кровь и протяжные хрипы его несчастное «я». Просто входит внутрь, взламывая его бессильное сопротивление с такой же легкостью, с какой может разорвать ткань. Беспомощный протест переходит в сдавленный хрип, ругань - в шепот, боль вытесняет человеческое сознание. Боль затопляет мозг, превращая разумное существо в истязаемое животное. И если первый раз Рики пытается сопротивляться в силу своей гордости и ненависти, то во второй раз – просит о пощаде, пытаясь сохранить жизнь. Не имеет значения: машина удовлетворяет свои потребности. Андроид, робот, кто угодно, но только не живое существо. И ясное, удивительно спокойное выражение на прекрасном ангельском лике только усиливает это впечатление. Просто машина. Просто берет. Даже, может быть, не испытывает удовольствия; может быть он в карты проиграл и теперь выполняет обещание; а может опыт ставит: сколько парней никогда не возвращается из полиции или больницы. Блонди ведь и не человек; там, за волшебной красотой тонких, изящных черт никакой души нет, ничего человеческого, хоть немного понятного. А сам он просто расплачивается за собственную глупость. Больно. Бо-ль-но. Растерзанное тело больше не сопротивляется, кровь облегчает движение чудовищного органа внутри; но блонди увеличивает интенсивность, силу движений, и боль закипает с новой силой, восходит по венам и артериям, заставляет терять мысли и забывать слова. Больно. - Бол... сво... ж... сволочь... Едва слышный шепот выслушан внимательно. Ясон останавливается, прислушиваясь не столько к словам монгрела, сколько к собственным ощущениям. Пет испытывает боль - это закономерно, но отнюдь не смертельно. Минк себя контролирует, и получает телесное наслаждение, равное которому ему испытывать не приходилось. Но вот то, что привлекает его в этом изгое, что он ощутил огнем, живым веселым пламенем, пробравшимся внутрь без всякого труда, – этого нет. Монгрел оставался «закрытым», обычным существом, когда совокуплялся с другими петами: стандартное телесное удовлетворение, стандартные изменения физических параметров. Отличалась лишь форма: полукровка заниматься сексом с другими добровольно не соглашался. Приходилось наказывать или возбуждать его. Монгрел грязно ругался, сопротивлялся, обжигая черным злым взглядом, и мимолетное прикосновение пламени живо находило отклик в сознании Консула. Но этот огонь горел только в глазах полукровки - того удивительного, фантастического состояния перетекания пламени из одной формы жизни в другую не было. Клокочущее дыхание вырывается их легких, кровавые следы на искусанных губах и судорожное дрожание тела – признаки чрезмерного, мучительного изнеможения. На запрокинутом лице полукровки одно страдание; невидящие, мутные глаза полны боли, зрачки как острия иголок; и ничего, кроме муки не чувствует его пет. И ничего, кроме боли не может дать. Это совсем не то, что требуется. То, что требуется – иное, прекрасное. В самый первый раз его пету было хуже: телесные страдания оказались так велики, что вызвали болевой шок. Мальчик не мог даже кричать, только хрипел, не мог сопротивляться, и, в конце концов, потерял сознание. Но в тот момент, когда он, блонди, а не его маленький партнер, испытал оргазм от погружения в живое человеческое тело, Рики словно взорвался. Удивительное ощущение другого, прежде неведомого зрения: каким-то неизвестным, расположенным внутри приспособлением, которое немедленно отозвалось, когда ощутило нужную частоту вибрации. Строгая объективность блонди не позволяла по-иному интерпретировать события: Ясон «увидел», как в смуглом гибком теле мальчика, как в прозрачной темно-золотой полости набухает и увеличивается круглый алый огонь. Он «видел», как растет и наливается блеском и жаром, как разворачивается на изменчивой сверкающей поверхности восхитительное богатство красных, алых, пунцовых оттенков, как раскрывается волшебным прекрасным цветком и взрывается в него неукротимым потоками алого, золотого, медного света. Он чувствовал, как задрожало и напряглось его тело; почувствовал, как что-то невероятно живое, настоящее отозвалось, потянулось к этому огненному цветку, залепетало неизвестным языком. То, что он услышал в самый первый раз, ощущение закрытой ранее структуры, золотых древовидных стволов, готовых к выполнению неизвестных ему функций, – ощущение, которое заставило его принять решение в тот день. И вынудило тут же пройти тестирование, потому что, воистину, это был первый случай, когда он принял решение под действием чувства, ОЩУЩЕНИЯ, неведомого ранее. Но оно оказалось таким слабым по сравнению с тем, что происходило сейчас. Сияющий волнующий жар, всплески густого огня и радужные комки субстанции более плотной и непонятной, что-то потрясающее, невероятное, полное радости ворвалось в него. В сознание, в тело, в какую-то глубокую недоступную ранее часть его сущности, и превратилось в белый и чистый свет, в чувство ослепительного безграничного счастья и пронзительного восторга. Неслись в него чудесные реки огня и согревали изнутри, наполняли его внутренний мир этой белой сияющей ясностью, бесконечной красотой, ничего не забирая взамен, а лишь прибавляя могущества и глубины понимания. Как хорошо, как удивительно, непостижимо. Это было волнующее, жгучее ощущение; и оно росло по мере того, как его тело наливалось яростным желанием, наполняло каким-то удивительным прекрасным смыслом то, что он делал; и когда достигло своего пика, Ясон почувствовал, как его сознание невероятно расширилось. Почувствовал сразу все пространство вокруг, предметы, землю, небо над ней, как нечто единое с ним в этом белом сиянии и наполненное яркой, ослепительной сущностью. Так было всегда. Так есть всегда. А он – он не знал. Резонанс эмоциональных компонент происходил только при непосредственном контакте. Первый раз он оглушил, захватил Ясона. Чувства, телесные ощущения, неправдоподобное прикосновение чужих эмоций, их сила, красочность и изменчивость, невообразимое богатство вскружило голову в один миг, смыло все запреты и те законы постоянного контроля, что казались рожденными вместе с ним. Но они исчезли, так полно и быстро, что лишь позднее блонди осознал, какой опасности он подвергался, насколько глубоко поглотило его сознание это красочное буйство, изменчивый, совершенно неизвестный мир чувств, эмоций и понимания. Ясон был потрясен. В любое другое время, при любых иных обстоятельствах то, что произошло, должно было убить его, должно было разрушить не только личностные конструкции, но и уничтожить саму структуру разума. Этого не произошло. Сверкающий и горячий поток эмоций был чужим, был подарен на время и не принес вреда, обогатив новыми свойствами и понятиями. И это понимание, данное не через рассудок, поразило блонди до глубины души.
винни-пух: Разум человека – инструмент созидания; приспособление, обеспечившее превосходство человеческой расы. Но цивилизация, построенная на превосходстве интеллекта, на признании его власти и приоритета, медленно, но верно вела к гибели своих гордых сыновей. И не желая исчезать со страниц истории, человеческое сознание обратилось к иным формам существования: религии и учения, пытающиеся освободить души из власти рассудка; космическая экспансия, по сути дела, являющаяся не столько способом завоевания новых жизненных пространств, сколько представлением простора и свободы для ума и деятельного сердца; и те необыкновенные социальные и духовные эксперименты, следствием одного из которых и стала сама Амой. И ее обитатели. Сколь не был властен ум в сознании человека, в нем есть пространство и время, отведенные для чего-то принципиально иного, нежели игры разума. Разум блонди - изощренное и высококачественное творение, вершина человеческой мечты о совершенном мышлении, система искусственная и неживая по происхождению, и как всякая нерожденная законами жизни субстанция неизменно разрушается при соприкосновении с последней. Идеал оказался достижим, но не жизнеспособен. Перед Юпитер и ее избранными сыновьями стала та же проблема, что терзает человеческую цивилизацию с начала ее существования? Для чего мы живем? Куда идем? Так каким чудом, благодаря какому механизму эта угроза, эта опасность немедленного и необратимого разрушения идеального интеллекта при абсолютно не контролируемом контакте с полем общего ментального сознания исчезла без следа? Блонди никогда не выступал в роли контактного лица, искусственные создания не способны взаимодействовать с ноосферой непосредственно; но он видел достаточно свидетельств, слышал достаточно очевидцев и участников, чтобы понять, что с ним произошло. Понять, какой уникальный, единственный в жизни шанс выпал ему. Безродный отчаянный монгрел, чья жизнь для закона не представляла никакой ценности, оказался псиоником, носителем уникальной комплементарной матрицы, способной резонировать с эмоциональной компонентой матрицы элиты, позволяя тем самым непосредственное взаимодействие с полем человеческого эгрегора. Люди назвали бы это подарком судьбы, единственным призовым билетом миллионной лотереи. Необходимость самому участвовать в проекте в качестве объекта изучения не остановила Минка. - Больно... Просьба? Перед глазами только багровый туман, железный привкус во рту и жгучая боль внутри; от сознания остались одни клочья, и понимание близкой гибели еще острее, чем прежде. Каждый последующий раз еще хуже и невыносимее; и сколько осталось времени, пока из человека он превратится в забитое животное? Ясон вторгается с силой, желая завершить начатое, и пронизывающая металлическая волна боли вздергивает монгрела на новую высоту страдания. Нет!!! Но он не кричит, не может: хватает отрытым ртом воздух, никак не получается затолкать его в легкие. И тяжелое тело на нем с каждым движением выбивает остатки кислорода, с каждым толчком загоняет его сознание в невидимые щели. Теперь просить хочется лишь о прекращении боли, все равно как, все равно за что: пусть просто перестанет быть больно. Нет. Никогда. Ни за что. Рики напрягается всем телом, стараясь поднять голову, сфокусировать взгляд на своем палаче. Месиво из костей, крови и боли, в которую, кажется, превратилось его тело, не очень-то ему помогает, но монгрелу удается поймать взглядом бездонные ослепительные глаза убийцы и выплюнуть: - Ублюдок. Пополам с хрипом и слюной, но почти понятно. Горящие, неистовые глаза полукровки обжигают сознание Ясона волной ненависти и злобы; и что-то внутри блонди, какой-то тайный черный зверь, улыбается удовлетворенно. Злоба и ненависть – первые, самые примитивные эмоции, низкие частоты пси-спектра. Проявление их связано с разрушительными намерениями, но способно дать сильнейший импульс, разом приводящий систему в боевой режим. Страх, в отличие от злости, является порождением разума, следствием его способности оценить угрозу, но не является фактором, способствующим выживанию. Для преодоления страха, в любой его форме, от физической схватки с сильнейшим противником до необходимости сохранить личность в условиях жестокого психического прессинга, для выживания, нужны злость и ненависть. «Удивительно, насколько сильны могут быть эти качества в человеке. И насколько сильно желание выжить, не потеряв себя, оставаясь собой, в этом маленьком человечке. Ты – идеальный объект эксперимента, Рики, твои качества совершенны. Можно приступить к следующему этапу». Когда Ясон оставляет тело пета, юноша какое-то время только дрожит, с трудом переводя дыхание и пытаясь осознать, что его больше не насилуют. А потом, падая и пошатываясь, на трясущихся от слабости руках и ногах пробует встать, повинуясь той неимоверной силе гордости и достоинства, которые приказывают ему уйти прочь от ненавистного существа. Боль превращает человека в настоящее животное. И если бы у монгрела оставалась хоть капля разума, он не пытался бы встать и куда-то уйти, так ведь? Попытка обречена на провал, это глупо и бессмысленно. Нет, не так. Это голос страха. И если поддаться ему, если испугаться боли или гнева жестокого божества, то перестанешь быть человеком. И пусть Рики про себя называет это понимание гордостью, суть от этого не меняется. Есть люди, готовые выжить любым путем, пусть даже потеряв собственную душу; но есть и те, кто на это не согласен. И последние всегда составляют гордость человечества. Ясон не пытается остановить полукровку. Подперев подборок рукой, он наблюдает, как монгрел ползет к краю кровати и сваливается на пол, вскрикивает и судорожно сворачивается в дрожащий комок, пережидая боль. Пытается подняться и падает, вновь поднимается и вновь падает, тело не слушается его, руки подламываются. Но он пытается до тех пор, пока ему не удается встать на четвереньки, и ползет к двери, как будто без желания на то блонди он сумеет покинуть его спальню. Бессмысленное сопротивление. Ни малейшего разумного основания для такого поведения нет, но Ясон, немного удивляясь самому себе, понимает причину нелепого сопротивления. Это и есть наглядные внешние признаки стойкости, мужества и достоинства, в форме глупой и не рациональной. Рики не думает, как выразить правильно и разумно свои чувства и отношение, – он просто выражает. Как попало, как получается сейчас, и дела ему нет до последствий. Пожалуй, именно эта особенность, помимо псионического дара и эмоциональности составляет одну из самых привлекательных черт для блонди. Рики безразличен статус и природа элиты. Человеческий звереныш желает иметь дело с Ясоном Минком, и только с Ясоном Минком. Это интересно. Такого никогда не было. Еще никто не интересовался им самим, его личностью, игнорируя все остальное. Но форма взаимодействия должна быть изменена, так же как изменились его цели и задачи. Ясон с диковинной смесью удовлетворения, понимания и неясной еще самому себе мягкости, почти благодарности, смотрит на смуглую дрожащую фигурку мальчика и решительно встает. «Не бойся Рики. Все хорошо». Уйти отсюда. Куда угодно. В могилу, в карцер, в бордель, все равно. Но только уйти. Отсюда. От убийственной боли, от унижения, от страха, от обмана. Монгрел и сам не смог бы сказать, чего он, собственно, ждал от блонди, на что рассчитывал, но... Но только уйти. Сделать все, что угодно, лишь бы оказаться там, где все - настоящее: где небо настоящее, звезды настоящие, люди настоящие, а не уродские машины.
винни-пух: Рики упирается лбом в дверь, скребет ослабшими пальцами, словно надеется на неведомое чудо, что вдруг случится и он выйдет отсюда. Чуда не происходит, и монгрел вздрагивает от неподдельного ужаса, когда прекрасные белые руки разворачивают его и удерживают в сидячем положении. Так легко, будто он совсем ничего не весит. - Крхрр... св... ско... скотина... сволочкххх, - монгрел давится оскорблениями в адрес светловолосого, выплевывая их вместе с кровавой слюной и вызывая у Ясона чувство, близкое к чему-то трогательному и мягкому. Подобное испытывают премудрые взрослые, встречая слепое неповиновение неразумных детей, такое глупое и такое важное. Это почти радость. Удовлетворение. Желание. А боль...она пройдет. Она всегда проходит, не так ли? - Так больше не будет. Не бойся. Пет с трудом фокусирует взгляд, глаза у него мутные и ничего не видящие, но в них упрямство и гнев. Когда эти неистовые черные глаза проясняются, то загораются ненавистью, чистой ненавистью без боли. Он вновь окатывает блонди этой горящей субстанцией, но почти тут же теряет сознание. Ясон едва заметно вздыхает и, несильно замахнувшись, наносит пощечину. Голова Рики безвольно откидывается в сторону, из носа тут же начинает идти кровь, но зато к нему возвращается сознание. Пет всхлипывает, сморкается кровью, с трудом подымает голову. Кровь струйкой стекает на истерзанные губы; Рики пытается ее выплюнуть: соленая и невкусная. Ясон берет руками залитое кровью и слезами лицо полукровки и пристально смотрит ему в глаза. Произносит медленно, с расстановкой и со всей своей силой убеждения. - Рики, так больше не будет. Я обещаю. Взгляд горящих диких глаз цвета самой глубокой ночи сосредоточен на нем, только на нем. Блонди ощущает внимание пета, безраздельно принадлежащее ему; но сколько из этого внимания приходится на осознание его слов? Монгрел судорожно хихикает, дергается, всхлипывает, опять вспыхивает истеричным смехом, а когда замолкает, его рот кривит жестокая злобная усмешка, что так не идет нежному лицу. Рики протягивает дрожащую руку к лицу блонди, не касается, но тянется дальше, за шею; хватает окровавленными пальцами прядь его волос и больно тянет, ничего не соображая, сохраняя на лице эту дикую, сумасшедшую улыбку. И Ясон... не останавливает его. Боль совсем несильная и нелепая; почему-то блонди уверен, что Рики сейчас просто не способен понять, что причиняет боль, но что-то настойчиво хочет сказать этим жестом. Поэтому он лишь слабо хмурится, когда мальчик продолжает тянуть его за волосы, а затем последним рваным движением прикладывает локон блонди к своей щеке. Слишком сильно и резко, чуть ли не бьет себя. Будто ставит печать на только что озвученном договоре, признавая его истину и силу. И словно произнеся клятву, отпускает исчезающее сознание и соскальзывает в милосердное небытие. Ясон понял: он услышан, и слова его признаны правдой. И каким бы странным и недопустимым с точки зрения его касты это тогда не казалось, поступок был важен и нужен. Потому что этим обещанием он поставил своего пета из ряда условных животных в ряд разумных, и не просто разумных, а тех, в ком он нуждался, чьего присутствия и реакции требовал. Теперь Ясон понимает, что удивительная и пламенная вера Рики в него, именно в него, в Ясона Минка, началась в тот самый момент, в тот странный, угаданный сердцем момент, когда он разрешил прикоснуться, когда не наказал, а взамен получил позволение брать. Казалось бы, крошечный жест, маленькое условие, определившее так многое. Рики не помнит об этом сейчас. Намного позже, когда некорректные действия Минка травмировали разум псионика, это воспоминание стало своеобразной начальной точкой расщепления, момента блокирования. Словно Рики не желал больше помнить о том мгновении, когда увидел в блонди человека. Не желал помнить о клятве и обещании, что вызвало столько боли и горя. Будь это единственной проблемой, Ясон использовал бы стандартные методы программирования. Но настоящая причина была куда глубже; и чем дальше сознание Рики погружалось в собственный мир, тем более второстепенными и незначительными оказывались все остальные трудности и вопросы. Сам ли Рики вспомнит, или Ясон вернет ему память о стертом эпизоде, или это не понадобится вовсе – не было важным. Главным было сохранить разум и сердце того, кто не хотел помнить.
винни-пух: Как много изменилось с тех пор. Как много прошло интенсивного, плотного времени, что не дает возможности оглянуться: так стремительно несутся события и впечатления. И насколько больше их стало, важных для внутреннего мира, мира с его собственными законами, своим возмездием, своей наградой и искуплением. Наверное, для блонди именно эта кажущаяся неадекватность восприятия внутреннего пространства человека, несоответствие с объективной реальностью, представляется самым опасным нарушением. Как можно правильно судить об окружающем объекте, если представление о нем не тождественно действительной структуре и функциям объекта в реальности? Подобное нарушение разрушает картину мироздания и лишает возможности адекватно анализировать и созидать. Правильная логичная точка зрения. А люди, может быть, не зная об этом, благополучно живут, изучают и придумывают. Не так быстро и эффективно как блонди, но является ли это большим недостатком? Совершенно крамольная мысль: «Консул, Вам пора на нейрокоррекцию». Нет, совершенство своего разума блонди не может не признавать преимуществом. Хотя, обретя огромную силу благодаря невероятной для людей чистоте восприятия, скорости и многоплановости мышления, элита изрядно потеряла в способности добавлять миру краски, если они неярки. Фантазировать и мечтать, если реальность становится сухой и плоской, инстинктивно и интуитивно чувствовать то, что лишь слегка угадывается рассудком, привнося в мир открытия неожиданные и непредсказуемые. «Да, эта особенность делает людей куда более склонными к иллюзиям и самообману, но она же дает им возможность ярче отображать мир, наполнять его своими эмоциями и чувствами, прибавляя к его тайнам и красотам свои собственные. Мы способны оценить красоту и сложность замысла, чистоту красок, эстетическое совершенство формы или сюжета, точность воплощения, но не можем обогатить его собственными образами. И если для физического мира вещей и цифр, бесконечного уточнения представлений, это удивительное свойство людей говорит лишь о чувствительности того или иного наблюдателя, то в мире информации любое новое представление, иной образ - ощутимые и измеряемые всплески антиэнтропии. Правомерно считать нас не усовершенствованными людьми, а новой расой, с присущими только нам достоинствами и недостатками. Эмоции, чувства – это кровь эгрегора. Его энергия. Не овладев ею, нечего и думать об управлении». «Спецификой любой информационной системы, организованной с участием живых объектов, является ее изменчивость. Если рассматривать единичный объект, предел изменчивости в разные моменты существования ограничивается только критическими значениями, превышение которых ведет к разрушению ментальных конструкций, свойственных той или иной личности. Амплитуда колебаний зависит от сложности личности, ментальной устойчивости объекта и способности восстанавливать первоначальные структуры. Естественно, что при разрушении под действием внешних или внутренних факторов базовых ментальных конструкций – способности к восприятию, к анализу, к формированию образов и выявлению связей между ними, а также к хранению полученных знаний – объект теряет возможность к восстановлению и нуждается в лечении медикаментозным или аппаратным способом, если существует таковая возможность. Единичный объект находится под действием факторов давления трех уровней. Первый из них носит личностный характер, включающий собственный опыт, память и потребности. Ко второму относится воздействие, оказываемое социальной, этической, культурной системами, в которых пребывает объект, а так же свойственные этой среде научные представления, мораль, общественное мнение и мнение отдельных лиц, оказывающих влияние на мировоззрение объекта. Третий уровень давления осуществляется ноосферой, или совместным информационным полем, где как внешние, так и внутренние факторы воздействия на объект отражены определенными семантическими призраками и согласованы в подобие индивидуального уравнения, переменной в котором выступает сам объект. Если первые два уровня являются устойчивыми, проверяемыми компонентами физического мира, то третий уровень может быть определен только косвенно, или посредством активных операторов. В информационном поле объект, как ни в одной другой среде, является активным оператором собственного событийного объема, но в абсолютном большинстве он не в состоянии сознательно контролировать и использовать собственные возможности ввиду их незнания. Отдельный объект практически никогда не является самостоятельной единицей – склонность к образованию совокупностей с различными формами взаимосвязи и взаимодействиями свойственна информационной среде в равной степени, как и любой другой естественной среде, где качество связей и скорость реакции сообщества зависит от индивидуальных качеств объектов и уровня энтропии, присущей данному сообществу. Подобные образования издревле носят название эгрегоров. Эгрегоры в количественном отношении могут включать в себя как миллионные образования, так и несколько десятков субъектов: отсутствие практических экспериментов не позволяет в точности назвать нижний и верхний порог. К тому же, определение таковых затрудняется качественными характеристиками поля: чем выше уровень взаимодействия и ниже уровень энтропии, тем меньшее количество субъектов способно организовать действующую совокупность, и тем большее количество субъектов оно может в дальнейшем присоединить. Необходимо также отделять совокупность, которая может быть составлена из любого числа субъектов любого рода, но связана настолько слабыми связями (по сути, являющихся отражениями простейших взаимодействий без взаимопроникновения и появления общих интересов), что не проявляет способности к сохранению своей формы, конструкции и энергетическому наполнению. Сообщество, в отличие от совокупности, образует организованный информационный объем, способный к росту, сохранению границ и внутренних представлений, к образованию и последующему усложнению конструкций – то есть объем, способный к развитию и уменьшению внутренней энтропии. Для исследователя и управленца интерес представляет именно сообщество, которое и можно с полным правом назвать эгрегором. Составленный из индивидуальных субъектов эгрегор обладает меньшей динамичностью и амплитудой колебаний и является образованием более устойчивым. Последнее позволяет рассматривать эгрегор в качестве не аморфной ментальной среды, которая по природе своей включает любую информацию, как живых, так и неживых объектов, но в качестве конструкта, многоуровневого комплекса характеризующегося устойчивыми закономерностями. Именно эта особенность позволяет предположить управление не в качестве умозрительной возможности, а в качестве перспективного направления.» «Структура и функциональные возможности», Ясон Минк, Амой, адаптированное издание, Новия, Камхера, Национальная библиотека.
винни-пух: Ясон просматривает заметки, корректируя некоторые неподходящие формулировки. Давний интерес к весьма и весьма нетрадиционной и откровенно отдающей эзотерикой теме вылился в целенаправленный подбор материалов еще в период его образования. Позднее, когда юный блонди получил определенную свободу в выборе тем исследования, интерес превратился в личный проект, а еще позже – в отдельное направление теоретического и практического изучения, потребовавшего немалых денежных и человеческих затрат и дающего результаты столь же неожиданные, как и тот корень, из которого он вырос. Колдовство. Выпускникам квоты было предложено выбрать тему для научного исследования, возможно более далекую от области профессиональной, и проявить свои умения и способности в сфере непривычной и малоизученной. На своеобразное хобби отводилось полгода, после чего следовал стандартный экзамен и отметки о рекомендации параллельной специализации или возможного последующего перепрофилирования. Сказать, что выбор Минка удивил его преподавателей, значит, ничего не сказать. «Структура и перспективы развития ментального эгрегора» - не та область, которую могли рекомендовать в качестве профилирования. Изначально тема звучала несколько иначе: «Конструирование семантических призраков магического характера», и, в принципе, если удалить слово «магия», не так уж далеко находилась от сферы действия управленца и дипломата. Но Ясон отнесся к исследованию с присущей всей элите педантичностью и усердием и с присущей исключительно ему страстностью и умением находить нестандартные решения. Базовое знакомство с галактической литературой позволяло ему в полной мере оценить влияние устоявшихся образов и сценариев, присущих различным культурам и, по сути дела, несущих информацию о поведенческих императивах не меньшую, чем анализ состояния интеллекта и эмоциональной сферы. Примечательно, что эти образы и представления являлись тем сильнее, чем более ранним был уровень развития, на котором они внедрялись. А какие ментальные конструкции оказываются доступными в самом раннем возрасте? Сказки. Что же еще.
Zainka: Ура! Прода! Винни-пух, СПАСИБО! *утащила читать*
Конвалия: Ур-а-а-а!!! Наконец-то продолжение. Спасибо, спасибо.
anita: ООО! Свершилось! Спасибо!
Dickicht: а чёто вторая и третья часть не работает... где взять почитать, подскажите кто-нибудь, пжлст?
винни-пух: Честно, не знаю. Я как приличная ссылки положила, а вот куда они с них подевались - без понятия.
lazarus: винни-пух, в архив уехало? Там поиск не работает, так что уж уважьте читателей, поищите сами.)
винни-пух: Люди, я попыталась пошарить в архиве и решила, что моей любви к читателям на такой подвиг не хватит. Мне проще. если Страж разрешит конечно, выложить их еще раз.
Конвалия: Без тебя -часть 2 http://ainokusabi.borda.ru/?1-20-260-00000283-000-0-0-1169282794
Тень полуночи: Часть 3 - http://ainokusabi.borda.ru/?1-20-420-00000457-000-0-0-1178138052
полная версия страницы